Кроме того, танки экономили время и боеприпасы. Без танков на трехнедельную артиллерийскую подготовку фландрского сражения англичанами было потрачено около 4,5 млн снарядов при средней цене снаряда в 5 фунтов стерлингов, или 100 марок. Тогда как при Камбре 20 ноября 1917 г. было израсходовано 293 000 снарядов и введено в бой 378 танков. Танк Mk IV был равен по стоимости 1000 артиллерийских снарядов, т. е. 100 000 марок. Даже если бы все 378 задействованных танков были целиком уничтожены, то на сэкономленные 4 млн артиллерийских снарядов можно было бы построить 4000 таких танков. Вместо недель стрельбы тратились считанные минуты. По приводимым Тау оценкам, для разрушения проволочных заграждений потребовалось бы 5 недель артподготовки ценой в 20 млн долларов.
Как считал Эйсманбергер, до самого конца войны пехота не получила хорошего противотанкового вооружения. То же будет отмечаться и во Вторую мировую, за исключением разве что последнего периода боев в городах, и в последующие войны. Злейшим врагов танков еще долго будет пушка, но и сами пушки окажутся легкой мишенью даже для танков Первой мировой. Так, под Камбре за каждый подбитый артиллерией танк немцы теряли 2 орудия, при Виллер–Котре — 7 и в битве у Амьена — 4.
Дуглас Гордон Браун в 1920 г. отмечал, что говорить «танки выиграли войну» было бы экстравагантным, но их применение приблизило конец войны на полгода–год. Генерал Этьен за заслуги в деле создания и применения танков получил орден Почетного легиона.
Итак, танки, несмотря на послевоенную репутацию чудо–оружия, были применены задолго до конца войны, но принесли победу далеко не сразу. И опять‑таки задолго до конца войны танки учились действовать вместе с пехотой, артиллерией, кавалерией и авиацией, но успешным такое сотрудничество станет много позже. Несмотря на в целом верные тактические приемы, перевести тактический успех в стратегический удалось только после долгих неудачных боев. Однако, несмотря на послевоенные мемуары немцев, германская армия все же была разбита на поле боя. Многие особенности боевого применения танков и противотанковой борьбы, выявленный Великой войной, остаются актуальными и сегодня, в XXI веке.
Россия: «утерянные победы»
Подлодки и аэропланы портят всю поэзию войны.
Я прогнал полк, заявив, что если через три года войны они еще не знают, с кем и за что воюют, то дальше мне смотреть их не приходится.
К августу 1914 г. Российская империя, казалось бы, не имела оснований для беспокойства. Войска были неплохо вооружены и обучены по результатам Русско–японской войны, разработан целый ряд перспективных новинок, имелись могущественные союзники. Но менее чем через три года империю постигнет полный и окончательный крах. Что же произошло? До сих пор популярны многие легенды о непобедимой армии, вооруженной чудесным оружием, не имеющем аналогов в мире, и кознях темных сил, которые де не позволили их использовать для близкой, несомненной и окончательной победы.
Да, в начале войны, расчеты полевой артиллерии, обученные на уроках Русско–японской, столкнувшись с еще не опытными немцами и особенно австро–венграми, не экономя снарядов, нередко добивались впечатляющих результатов.
Например, германский 17–й армейский корпус, попавший 20 августа 1914 г. в плотных маршевых колоннах под огонь артиллерии и пулеметов, потерял 8000 человек, немецкая артиллерия была подавлена и бросила 12 орудий. Отмечалось, как «отважный дивизион успел сделать всего только один выстрел до того, как был буквально засыпан шрапнелью батарей 1–го дивизиона 27–й орт. бригады и погиб со всем личным составом и командиром. Его позиция выглядела, как настоящее кладбище людей и лошадей».
Так описывает Б. В. Веверн бой в октябре 1914 г. между русской батареей 76–мм орудий и немецкими тяжелыми батареями:
«Первая мысль, пришедшая мне в голову, после того как из пехотного окопа я увидел германскую батарею, была: как глупо поставлена батарея. Тяжелая пушечная, 4–орудийная батарея стояла на ровном месте, прикрываясь лишь редкими кустами, и вела огонь по нашим пехотным окопам.
Что это: наивность, полное непонимание основных начал артиллерийской тактики и боя или халатность?
— 6–я батарея, к бою!..
Первая, одинокая шрапнель пропела, на полете, над самой моей головой, свою песню и, лопнув, выпустила свой белый дымок, как распускающуюся белую розу. Минута затишья, и германская батарея потонула в огне и дыме урагана рвущихся на ней снарядов. Внезапность огня 6–й батареи сделала свое дело: германская тяжелая батарея перестала существовать…
Когда через несколько дней наша пехота перешла через Вислу, то местные жители рассказывали, что германская батарея погибла целиком. Избитые осколками и прямыми попаданиями снарядов пушки германцы сначала бросили в небольшую, протекающую здесь речку, но затем вытянули их оттуда и, погрузив на повозки, куда‑то увезли…
Я вглядываюсь пристальнее и, по легким дымкам выстрелов, устанавливаю точно места германских орудий. Тяжелая гаубичная батарея опять стоит только на маскированной позиции. Странные у немцев артиллеристы…
За двое суток, две разбитые 6–й батареей тяжелые батареи противника».
Сергеевский: «Германская четырехорудийная легкая батарея открыто выехала на позиции, на холм впереди Малиновки. «5 патронов, беглый огонь!»… и батарея противника умерла, не успев сделать ни одного выстрела… Вся положенная прислуга (по 5 человек на орудие) лежала мертвая на своих уставных местах, вернее, на лафетах и около них… Все деревянные части орудий были буквально изрешечены шрапнельными пулями. Потом я насчитал в спицах колес по 30—40 пуль в каждой спице. Было очевидно, что батарея умерла мгновенно: на нее за 10—12 секунд обрушился поток в 10 000 пуль!» (40 шрапнелей по 250 пуль.)
То же отмечал и офицер Генерального штаба Э. А. Верцинский: «Быстрое и безостановочное наступление наших цепей на окопы принудило батареи противника выехать на открытые позиции. Благодаря быстрому переносу нашего пулеметного огня на эти батареи, особенно на 6–ти орудийную гаубичную и 4–х орудийную легкую, австрийцы не могли вести меткого огня на ближних дистанциях по нашим приближающимся к их линиям ротам. Их батареи, во время стрельбы с открытых позиций, понесли огромные потери, при чем почти все орудийные лошади были перебиты».
И Успенский: «В 2 ч. 30 м. немецкий артиллерийский дивизион (12 орудий), желая поддержать свою пехоту, совершенно открыто выезжает на всем видимую позицию, в 1000 шаг. от 108–го полка и открывает огонь. Но наши батареи, увидав такую, на редкость открытую цель, засыпали ее таким ураганным огнем, что храбрый дивизион сейчас же был расстрелян и 12 орудий стали нашими трофеями!… Вот батарея, расстрелянная на самом выезде на позицию в полной запряжке, не успевшая не только открыть огонь, но и остановиться: все убитые люди и лошади дружно лежат вместе на своих местах, а солдаты лежат даже верхом на лошадях или поблизости их».
По данным Е. З. Барсукова, 26 августа 1914 г. всего одна русская гаубичная батарея, выпустив около 200 122–мм гранат, прекратила огонь 6 батарей 22–го германского ландверного (ополченческого) артиллерийского полка. Командир корпуса специально приказал показать артиллеристам результаты их стрельбы: на месте осталось 34 орудия, из которых 3 орудия подбиты; одна гаубица взрывом гранаты переброшена через свой зарядный ящик и валяется в 12 шагах от него; 9 зарядных ящиков взорвано или разбито; почти все люди орудийного расчета перебиты и лежат возле орудий; около орудий валяется несколько передков с перебитыми лошадьми (очевидно, батарея пыталась уйти). Среди русских артиллеристов потерь не было.
Также в 1914 г. русская конная батарея отразила последовательные атаки с разных сторон 3 эскадронов венгерской кавалерии, истребив их практически полностью. Четвертая атака была отбита с помощью эскадрона улан, пришедших на помощь. В этом бою погиб считавшийся одним из лучших венгерский 9–й гонведный гусарский полк.
Как писал немецкий генерал Франсуа по итогам первых боев в Восточной Пруссии, «наблюдение за целями в русской полевой артиллерии организовано очень хорошо. Артиллерия выезжает на позицию с большим искусством. Стреляет, в общем, хорошо, но высокие разрывы шрапнелей понижают действительность и силу огня. Позиции занимаются исключительно закрытые. Высшие и войсковые штабы при появлении их открыто на высотах всегда обстреливаются. Русская артиллерия не жалеет снарядов и нередко развивает уже с дальних дистанций такой сильный и интенсивный огонь, что вводит в заблуждение наши войска относительно своего численного перевеса, которого на самом деле нет».
Так стреляли, имея при орудиях довоенные запасы боеприпасов.
Но… снарядов и патронов становилось все меньше, подвоз их — все сложнее, а опытным артиллеристам, пулеметчикам, экипажам броневиков и бронепоездов при наступлении противника все чаще приходилось жертвовать собой для спасения пехоты, ведя огонь по наступающему противнику до последнего. Как писал A. A. Свечин, «немцы удивительно искусно сосредоточивали ружейный и пулеметный огонь на наших стреляющих пулеметах; наводчики пулеметов выбывали в каждом бою чуть ли не на 50 %, преимущественно убитыми». И он же приводил мнение Наполеона еще 1806 г., что пехота, вынужденная сражаться против сильнейшей артиллерии, быстро портится.
Некомплект боеприпасов тяжелой артиллерии уже к началу войны, по сведениям Ю. Н. Данилова, для некоторых образцов орудий достигал 50 % и более. По данным А. А. Маниковского, к началу войны не хватало примерно 25 % выстрелов к орудиям средних калибров — 107–мм пушкам, 122–мм и 152–мм гаубицам. Уже в сражении при Гумбиннене артиллерия армии Ренненкампфа выпустила почти все наличные снаряды за один день.