Как писал военный летчик Бардовский, «особенно резко это господство проявилось летом 1916 года на Луцком направлении, после Брусиловского наступления, где подавляющее господство противника в воздухе было уже около двух месяцев на огромном участке фронта с центром в городе Луцке, когда противник закрыл почти полностью доступ к себе, тогда как он сам раздвинул свои полеты до линии Сарны—Ровно—Кременец. В это время только в одном Ковеле у противника было около 75 самолетов — в начале августа 1916 года, — согласно нашей воздушной фотографии… Было выбрано по одному из лучших отрядов с каждого из трех фронтов — от Балтийского моря до румынской границы… Вооружение этих отрядов состояло из двухместных самолетов, «Моран–Сольнье» по преимуществу, частью — «Спад» с наблюдателем впереди мотора, и был даже один «Депердюссен» (какая старина!). Был единственный «Ньюпор» у ротмистра Казакова, каковой самолет и мог только относительно почитаться истребителем при нашей технической бедности». И это для лучших летчиков.
В самый интенсивный период полетов, август 1916 г., на фронт протяженностью более 1000 км приходилось лишь 68 полетов в день общей продолжительностью в 111 часов. Как отмечал Головин, которого трудно обвинить в симпатиях к большевикам, в 1916 г. «на Русском фронте штабы армий вынуждены ограничиваться получением от авиационных единиц от трех до шести фотографических оттисков (в штаб армии, где и печаталась общая карта 100 саженного масштаба, и в штабы ближайших корпусов и дивизий); во Франции же приданные авиационным единицам и штабам корпусов фотографические отделения имеют возможность в самый краткий срок выпустить 5000 фотографических оттисков; благодаря этому даже самые мелкие войсковые части (до рот включительно) сейчас же после произведенной разведки получали фотографию впереди лежащего участка неприятельской позиции». Для сравнения, в октябре 1918 англичанами будет отпечатано уже 650 000 аэроснимков.
В 1917 г. ситуация доходила до анекдотического «а воздушной поддержки не будет — летчик заболел»: для всего Юго–Западного фронта «в конце июня работа расстроилась вследствие недостатка самолетов–истребителей для охраны корректирующих самолетов, отсутствия бензина и болезни двух более опытных летчиков». Только во французской «боевой группе № 15» 20 августа того же года было сделано 189 вылетов продолжительностью 248 часов. На 1 апреля, по данным Энтони Уильямса, в России насчитывалось всего семь самолетов собственного производства с синхронизированными пулеметами.
По автомобилям Россия также сильно зависела от заграничных поставок — всего за время войны было произведено в России и закуплено за границей 24 978 машин, из них до 1 октября 1917 г. армия получила 21 009 импортных автомобилей, еще 213 было на складах. Если учесть, что в 1910 г. весь автопарк русской армии составлял 24 автомобиля, все импортного производства, а крупнейший и по сути единственный в стране автомобильный Русско–Балтийский завод в 1912 г. изготовил 50 машин, в 1913 г. 127 и в 1914 г. — 300 машин, на 1916—1918 гг. было заказано 1500 машин, то можно сделать вывод, что подавляющая доля автомобилей была иностранного происхождения. К началу войны, по сведениям Кочнева, армия располагала всего лишь 418 грузовыми, 259 легковыми, 2 санитарными и 3 машинами вспомогательного назначения, а также 101 мотоциклом. По статистике Головина, еще 475 машин было реквизировано у частных лиц. Из доклада по Военному министерству за 1914 г., всего на снабжение армии поступило около 3000 легких и 430 грузовых автомобилей и до 1800 мотоциклов. Но плохое состояние большей части этих машин не обеспечивало продолжительной эксплуатации в военных условиях.
Для сравнения — в 1895 г. США, по данным Милковского и Тау, имели всего лишь 4 легковых автомобиля, в 1900 г. — 8000, а в 1910 г. они насчитывали уже 468 000 машин, из них 10 000 грузовиков. К 1914 г. количество машин в США возросло до 2 миллионов, в числе которых было свыше 50 000 грузовиков. В других странах количество автомобилей также возрастало, хотя и не такими быстрыми темпами. Еще в 1913 г. Германия произвела 1850 грузовых автомобилей (и 19 743 машин вообще), притом, что годовая потребность военного времени превзошла эту цифру в шесть раз. В итоге к началу войны Франция и Англия имели приблизительно по 100 000 машин, Германия — около 65 000 автомобилей и 20 000 мотоциклов (по данным Вернера Освальда — 25 000 грузовых, 12 000 легковых, 3200 санитарных, 1600 прицепов и примерно 5400 мотоциклов). При этом британская армия располагала всего лишь 80 грузовиками, 15 мотоциклами и несколькими тракторами «Холт», но имела резервы в виде гражданских автомобилей и промышленности. СШЛ — около 2 млн автомобилей, 150 000 мотоциклов и 35—40 000 тракторов, в т. ч. и гусеничных. В России с 1912 г. в Балакове выпускался колесный быстроходный трактор Якова Мамина, но малой серией и с… американскими моторами фирмы «Кейс».
Уже в 1914 г. с началом войны было заказано 1276 автомобилей и 15 паровых тракторов английской фирмы «Маршалл». Только в конце 1915 г. начали поступать английские паровые тягачи «Фаулер», известные еще по Русско–турецкой войне. Однако на испытаниях зимой 1916 они застряли в глубоком снегу, пройдя всего около 6 верст. Тем не менее, в 1917 г. на фронт были отправлены 4 батареи по две 12–дм гаубицы «Виккерс» в каждой вместе с паровыми тягачами. На перевозку каждой гаубицы в разобранном виде требовалось 6 тракторных поездов с прицепами. Еще 5 «Фаулеров» направили в инженерные части для перевозки электрического кабеля. С 1916 г. поставлялись и тракторы с двигателями внутреннего сгорания, в т. ч. гусеничные. На 1 октября 1916 г. насчитывалось 408 тракторов, из них 92 в военной автошколе, 22 на Северном фронте, 2 — на Западном, 1 — на Юго–Западном и 291 — в ГАУ. Первый тракторный тяжелый дивизион был переформирован в октябре 1915 г. из дивизиона 6–дм осадных пушек «Шнейдер» (созданного в январе того же года) и имел три батареи. Еще два дивизиона — с 6–дм гаубицами «Виккерс» и 280–мм гаубицами «Шнейдер» были созданы в феврале 1917 г., осенью к ним добавился четвертый тяжелый тракторный дивизион с четырьмя батареями 280–мм гаубиц «Шнейдер».
Уже при отступлении из Восточной Пруссии в январе 1915 г. пришлось бросать автомобили, неспособные пробиться сквозь заносы. В 107–мм орудие приходилось впрягать 16 лошадей, тащить километр и возвращаться за следующим. При этом нагрузка на оставшиеся машины была весьма серьезной — по статистике Изместьева, только одна авторота (13–я) в боях под Влодавой 1915 г. перевезла два корпуса, а за 1916 г. — свыше 70 000 т интендантского груза, 6000 т артиллерийского и порядка 35 000 т инженерного.
В январе 1916 потребность рассчитывалась в 3—4000 автомобилей в год (на середину 1916—1918 гг.) при наличии 5283 машин. Общее количество автомобилей, подлежащих заказу возникающим заводам, составило 9 000 штук: малых и больших штабных — по 1500 (стоимостью 18 000 рублей), полуторатонных грузовых—3 000, трехтонных грузовых — 2250 и санитарных — 750 (стоимостью по 19 000 рублей при требовании моторов одинаковой мощности для всех типов). Приспособление зарубежных конструкций к русским условиям требовало 8—12 месяцев. До 1 января 1917 г. планировался заказ за рубежом 956 колесных и 177 гусеничных тракторов, но в реальности в Россию поступила только малая часть заказанных машин. При потребности в 1200 тракторов–тепловозов до 1 июля 1917 г. подлежало к поступлению 350, все из‑за границы.
В августе 1917 г. в Москве было установлено всего 50 % оборудования от «Фиата». Еще менее был готов Ярославский завод, который должен был собирать санитарные и штабные машины британской фирмы «Кроссли». На 1 сентября 1917 г. в русской армии насчитывалось около 10 000 автомобилей, по плану на 1918 г. хотели иметь 14 000 Тогда как вдвое меньшая по численности французская армия уже имела 90 000 автомобилей с организованным тылом (англичане к концу 1917 г. имели 76 000) — отсюда и чудеса обороны Вердена, где 1250 3,5 тонных грузовиков перевезли к фронту 30 000 человек за 4 часа.
Еще в 1914 г. французы могли себе позволить перебрасывать тяжелые орудия со скоростью до 300 км за четыре дня. Имея в начале войны единственный тракторный дивизион из 4 шестиорудийных батарей 120–мм пушек образца 1878 г., к концу 1914 г. французская армия располагала 8 дивизионами по 2 шестиорудийных батареи в каждом. Ко времени наступления 25 сентября 1915 г. тяжелая тракторная артиллерия была представлена 19 дивизионами, включая восемь 220–мм орудий, к концу 1916 г. — 79 дивизионами, а к апрелю 1917 г. — 87. Школа артиллерийских шоферов в Венсенне, учрежденная в ноябре 1914 г., до июля 1916 г. успела выпустить более 10 000 человек. Поэтому резко возросла мобильность тяжелой артиллерии, даже по снегу и распутице преодолевавшей до 300 км в неделю. К июлю 1918 г. переформированная тяжелая тракторная артиллерия состояла из 10 гаубичных и 10 пушечных полков по 4 дивизиона.
В 1915 г. по приказанию Жоффра в каждой армии организовали автомобильный отряд, способный одновременно перебросить бригаду пехоты, а в каждой группе армий — такой же отряд для переброски пехотной дивизии. К началу 1917 г. в распоряжении одного французского фронта имелись автомобильные средства, позволявшие одновременную перевозку в 12 км/ч 12 пехотных бригад от любого узлового района к позициям. Весной 1918 г. французским автотранспортом расходовалось по 50 000 т бензина в месяц. Только с 27 мая по 2 июня 1918 г. французы, по данным Крыжановского, перебросили на автомобилях 38 пехотных дивизий (или 33 дивизии и 46 артиллерийских частей по данным Тау), в то время как по железным дорогам было переброшено лишь 19 дивизий. Если в сентябре 1914 г. французский автотранспорт, как пишет Тау, перевез 200 000 человек, то за 20 дней июля 1918 г. — более миллиона. Под Верденом за 12 часов был переброшен корпус на 5000 автомобилей. По выводу французов, «французский танк победил германские газы, а французский автомобиль — германскую железную дорогу