Выбор Квейна определялся в большой мере именно тем, что влияние европейцев на такие поселки-вождества, расположенные в глубине острова, было меньшим, чем на поселки побережья. В середине XIX в. на побережье появились тонганцы, принесшие с собой веслеянство. Горцы же узнали об этом лишь тогда, когда побережье было полностью покорено, — и приняли веслеянство мирно, как нечто само собой разумеющееся.
Квейн хорошо знал фиджийский, и тексты в [71], с подробными пояснениями, записанными со слов информантов, надежны и стилистически показательны, хотя, конечно, они много выиграли бы при подаче в оригинале, а не в английском переводе. Некоторые прозаические тексты Квейна даны в русском переложении в [18], остальные приведены здесь. Длинные меке (Квейн называл их гимнами и песнями), данные в [71], первичны по отношению к прозаическим рассказам, представляющим собой по большей части экзегезы более непонятных поэтических. Анализу героического эпоса сиетура посвящена специальная работа [14].
За поколением от Гордона до Квейна, т. е. за этнографами, обращавшимися к фольклору, пришли лингвисты. Изучению и описанию фиджийских языков повезло больше, чем исследованиям фольклора. Первые результаты лингвистической работы относятся к 1850 г.. когда вышли в свет словарь и миссионерская грамматика Д. Хейзлвуда (Hazlewood D. A Feejeean and English dictionary: with exemples of common and peculiar modes of expression, and uses of words... Vewa, Wesleyan mission press, 1850; он же. A compendious grammar of the Feejeean language; with examples of native idioms. Vewa, Wesleyan mission press, 1850). Хейзлвуд работал с восточно-фиджийским диалектом, близким мбауанскому. Словарь грешил многими неточностями, но тем не менее выдержал два переиздания (в 1872 и 1914 гг.). Следующим по времени был прекрасный словарь Нейрета (Neyret J. Fijian-English and English-Fijian dictionary. 4 vols. Cawaci, 1935), очень быстро ставший библиографической редкостью. За ним последовал словарь А. Капелла (Capell A. A new Fijian dictionary. Sydney, 1941), согласованный с новой грамматикой (Churchward С. М. A new Fijian grammar. Sydney, 1941); эти работы не утратили своего значения до нашего времени. (Новый фиджийский словарь уже давно готовится к изданию, но пока в свет не вышел.)[24].
Языковое разнообразие Фиджи привлекло должное внимание лингвистов, и в первую очередь компаративистов; в недавнее время фиджийские языки стали объектом лингвистической типологии. Фольклор и даже фольклорные тексты для большинства лингвистов не представляют интереса — некоторым исключением явился Б. Бигз, две работы которого, выполненные в 50-е годы, стали источником этого сборника [20; 21]. Интенсивные лингвистические исследования (их пионером стал А. Капелл; подлинной разработки они достигли к 60-80-м годам; ср. [69] и одну из лучших компаративных работ в австронезистике [38]) позволили выяснить различия между восточным и западным фиджийскими языками. Основные различия лежат в области лексики и грамматики (ср. [38, с. 80 и сл.; 69, с. 418-428]) и в любом переводе будут неочевидны. Имеется, однако, и фонетическое несходство, которое по мере возможности было учтено здесь. Эти различия наблюдаются только в отношении согласных звуков: незначительными диалектными особенностями в произношении гласных можно пренебречь. Восточнофиджийскому [η] (в ряде диалектов [у]) соответствует западнофиджийский звук [[ηw]. восточнофиджийскому [к] — западный [кw ]. Восточнофиджийское произношение преназализованных очень четкое: [mb], [nd], [nr] или [ndr] — в зависимости от диалекта (записи соответственно b, d, r); ср. топонимы Мбау, Кау-вандра, р. Ндрекети. В западном фиджийском и в восточнофиджийском диалекте островов Лау преназализация практически отсутствует, и перечисленным звукам соответствуют [v], [b] (по диалектам) и [f] (на Лау); [t] или реже [d]; [r]. Нетипичный для других фиджийских диалектов звук [f], имеющийся в диалекте Лау, явно обязан своим существованием влиянию тонганского языка; ср. в № 118 имена Кало-фанга, Фаха. В последнем имени фигурирует и специфичный для Лау [h] — мбауанский эквивалент имени Фаха — Васа. В этом же диалекте, также под тонганским влиянием, распространяются начальное [а] и [аη], очень редкие в других фиджийских диалектах; ср. в № 118 Анга-тону. В большинстве диалектов свистящий звук произносится глухо [s], но в некоторых диалектах нагорий реализуется как [z].
Приведенные звуковые особенности позволяют указать и на отличие транслитерации, принятой в этом сборнике, от транслитерации в предшествующих изданиях на русском языке (ср. [8; 18, с. 194-206]). Все различия объясняются стремлением приблизить русскую транслитерацию к реальному произношению, а именно:
звук [mb] передается как мб, а не как б;
звук [nd] — как нд, а не как д;
звук [nr] -как нр, ндр и как р в зависимости от того, на каком диалекте был исходный текст (там, где это установить невозможно, в этом и в других случаях дается нормативное мбауанское произношение);
звук [η g ] передается как нг, а не как к (неадекватная запись его как к объясняется тем, что в латинской орфографии он часто передается как q);?
звук [η] — как нг, а не как г;
звук [d], похожий на звонкий межзубный английский [d], передается как з[25] (аналогично тому, как передается в русской традиции и английский [γ], например Rutherford ("Резерфорд");
неначальный звук [i] в сочетании с последующим гласным записывается как и + знак гласного, например сиетура, а не сьетура; сочетание этого звука в начальной позиции с [а] передается как я, например явуса.
Конечно, подобная система передачи фиджийских звуков средствами русского языка также не свободна от недостатков: в ней не удается передать противопоставление [ηg ] и [η] (оба передаются через нг) и, отметим попутно, противопоставление [v] и [w] (оба звука передаются как в).
Большинство имен собственных в фольклорном тексте значимо; остается значимой и внутренняя форма многих фиджийских топонимов, поэтому в сборнике принято покомпонентное членение всех таких имен. В конце книги читатель найдет указатель значимых собственных имен с их толкованиями. Элементы туи, ра, роко даются в дефисном написании, если они уже слились с именем в единый комплекс, например Ра-вово, и в раздельном написании, если они обозначают титул, гонорифическое обращение и тому подобное, например Туи Тонга.
Возможно, читателя удивит частая повторяемость в именах элементов на- и ни-. Фиджийское на — определенный артикль, который сопровождает все имена собственные. С некоторыми он слился (ср. варианты На-кау-вандра и Кау-вандра, но обязательное и уже неотделимое на- в Нату-нуку, из На-ту-нуку). Ни — показатель притяжательного отношения, сопоставимый по функции с показателем русского родительного падежа, ср. луве-ни-ваи, букв, "дети-род.-вода".
Для более правильного прочтения фиджийских имен следует знать также, что ударение в большинстве слов приходится на предпоследний слог. В многокомпонентных словах правило предпоследнего слога действует для каждого компонента.
В сборнике несколько изменен способ подачи реалий. Из всей Океании русский читатель лучше всего знаком, вероятно, с Полинезией, например с такими "полинезийскими" атрибутами, как кава, каноэ. Первому из этих полинезийских слов соответствует фиджийское yagona, которое и дается здесь в русской транслитерации. О неудачности слова каноэ для обозначения океанийских лодок см. [12, с. 10]; как эквивалент фиджийского waqa здесь принимается "лодка", a rua либо транслитерируется (друа), либо переводится как "двойная лодка" (второй способ представляется менее удачным, и читатель, наверное, согласится с этим, взглянув на изображение друа, приведенное в [1, с. 325]). Что касается слов табу и тапа, то это уже европеизмы, и они даются здесь в форме действительно восходящей к полинезийским языкам (на востоке фиджи слово тапа встречается, в большинстве же диалектов центра и запада архипелага его эквивалент маси, также используемый в переводе, ср. глоссарий). Фиджийское произношение первого слова — тамбу, и в этом виде оно встречается в топонимах, например Тонга-тамбу. Названия родственных группировок (явус, матангали) записываются со строчной буквы (например, на-леле, на-и-зомбозомбо), и это, в частности, позволяет отличить их от нередко тождественных названий местностей, поселков и пр. (ср. сиетура [явуса] и Сиетура [вождество, местность, поселок], соотв. люди (из) сиетура и люди Сиетура).
Собранные в этой книге тексты переведены с восточнофиджийского и европейских языков; фольклорных текстов на западнофиджийском нам не встретилось. Все заглавия, данные переводчиком, приводятся в квадратных скобках.
Фиджийский фольклор — в особенности это относится к традиции западной половины архипелага — еще ждет своих исследователей и, увы, реставраторов. Духовный мир фиджийцев — часть мифологического мировосприятия всех людей земли, и, если эта книга прибавит кому-то убежденности, что в деле изучения человечества нет ничего лишнего, ее задача будет выполнена. Итак, в путь, читатель: "чужестранец смиренно предлагает тебе в пищу свое сердце"[26]...
Этиологические мифы
Мифы о Нденгеи
1. [Нденгеи и его сыновья]
(№ 1. [39], 40-е годы XX в., о-в Вити-леву, с англ.
Нденгеи — один из наиболее популярных персонажей фиджийской мифологии, известный повсеместно на о-ве Вити-леву, в меньшей степени на о-ве Вануа-леву и северо-восточных островах архипелага (ср. № 46); рассказы о нем не имеют хождения только на о-вах Лау и, возможно, на о-вах Ясава (сделать какие-либо окончательные заключения здесь не удается из-за отсутствия достаточного материала). На о-ве Вити-леву образ Нденгеи прошел эволюцию от духа местности Ракираки на северо-востоке острова (ср. № 8), где он, по-видимому, издавна почитался как дух-предок и дух-покровитель, до символа творения, вечного духа. Другое имя Нденгеи — Кото-и-на-нгара, Живущий В Пещере.)
Отцом Нденгеи был Манду, калоу-ву. Мать Нденгеи — Таронга, женщина из На-тока-и-мало, что в горах Кау-вандра. Нденгеи жил себе в пещере, а тут приплыла лодка Кау-ни-тони, на ней — другой Нденгеи и с ним Луту-на-сомбасомба[27]. Пристала к берегу она в На-и-урууру-ванга, неподалеку от Ндрау-ни-иви, что в Ра. А в тех местах главным духом был Сари-леву. Он отвел тех, кто приплыл к этой лодке, на Кау-вандра, и они поставили там дом. Назвали его Ндуи-восавоса. Оттуда до Фиджи рассеялись люди, и каждый говорил на своем наречии. А жители Савату пошли не оттуда: они происходят от первого Нденгеи.
Первый Нденгеи взял в жены госпожу Лемба-на-зан-ги, дочь благородного Веро, вождя из На-и-лува. У Нденгеи и Лемба-на-занги было десять сыновей: На-и-сема-ни-вити-леву, основатель На-мотуту; И-ваи; коротышка Лека; Ра-сува-ки; Туна-мбанга, у которого был такой длинный член, что его носили в ста корзинах; Ванга-мбаламбала, дух, живущий на мысе На-зи-лау; Мбака-ндроти; дух На-вату; Куру-лова, дух, повелевающий громом и тучами; Зози, дух с отвернутой верхней губой, и Мбонги-лека, которому все ночи коротки.
Нденгеи увидел, сколько у него сыновей, и, чтобы они не ссорились друг с другом, послал их в разные концы Вити-леву. На-и-сема-ни-вити-леву отправился в На-мотуту, И-ваи — в Зоко-ва, Лека — в Ваи-лека, Ра-сува-ки — в Сува-ни, что близ На-во-лау, Туна-мбанга — в Мбуре-се. Ванга-мбаламбала поселился на мысе На-зи-лау, Мбака-ндроти — в На-вату, Куру-лова — в Тонго-ве-ре, поселке между Ндрау-ни-иви и мысом На-зи-лау; Зози осел в На-рава, а Мбонги-лека — в Вату-ураура.
2. [Нденгеи и его сыновья]
(№ 2. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.
В тексте представлен наиболее распространенный сюжет рассказов о Нденгеи (ср. № 3, 46), неоднократно привлекавший внимание европейских фольклористов, ср. его прозаическую версию [36, с. 27-32] и поэтическую [23, с. 181-185; 42, с. 737-740; 97, с. 359-360].
Упоминаемый в тексте поселок На-саро — мифический или легендарный: на современных картах Фиджи его уже нет.)
Когда-то земля была совершенно бесформенной. И вот однажды Нденгеи послал своего сына Роко-ма-уту[28] придать ей надлежащий вид. Там, где одежды Роко-ма-уту волочились за ним по земле, получились песчаные берега. А там, где сын великого духа подбирал их на ходу, появились каменистые пляжи и мангры[29].
А старшему сыну Нденгеи, Рокола, было положено стать плотником[30]. Однажды, когда он готовил дерево для лодки — а она предназначалась великому духу, — в то самое место в лесу пришла за хворостом Мбуи-веси. Это была женщина-дух. В нее попал сучок дерева, срубленного Рокола, н она понесла. В должный срок она родила близнецов, сросшихся спинами. Их назвали На-кау-сам-ба-риа и Зири-кау-моли[31]. Рокола очень полюбил их и усыновил. Он сделал для них деревянные луки и стрелы.
Однажды — мальчики к тому времени уже подросли — Уто, другой сын Нденгеи, послал их за листьями. Пепел из этих листьев был нужен для окраски волос. И тогда же Уто научил мальчиков добывать огонь: надо потереть одну о другую деревянные палочки, и между ними родится искра[32]. А до этого люди не знали огня и ели все сырое.
Итак, мальчики занялись добыванием огня, но тут увидели Туру-кава[33]. А это была священная птица, и служила она священному духу. Туру-кава надлежало каждое утро будить Нденгеи. Один из братьев, большой проказник, предложил поймать птицу. Он прицелился в нее из лука[34] и сказал:
— Я только попробую.
Второй брат чувствовал, что затевается скверное дело, и стал отговаривать его. Но несчастье свершилось: стрела попала в птицу, и та упала замертво. Мальчишки ощипали ее, и ветер тотчас разнес все перья по склонам священной горы. Как они ни старались, перья собрать им не удалось.
А птицу они похоронили.
На следующее утро все были в страшном волнении: птица исчезла. Нденгеи велел Уто отыскать ее во что бы то ни стало. Тело ее откопали у входа в дом Рокола. Рокола и все его люди в страхе бежали в На-саро — поселок, лежащий у основания великой горы. Нденгеи наслал на этот поселок своих воинов. Они потребовали выдать преступников. Жители поселка отказались, и тогда воины Нденгеи напали на их поселок. Но он устоял, взять его приступом не удалось. Тогда великий Нденгеи наслал на него потоки воды, затопившие дома. Всех, кто был в поселке, смыло водой. Близнецов Рокола спас, посадив на вершину дерева. Это дерево понесло водой и выбросило к На-кело. У На-кело мощные потоки воды налетели и разделили близнецов, а ведь до тех пор они были соединены спинами.
В На-тавеа, что на землях На-ита-сири, духи, унесенные водами потопа, оставили все свои орудия. Вот почему жители На-ита-сири столь искусны в строительстве лодок. А губки из кокосовых волокон и ронго, особые циновки для младенцев мастера сохранили у себя. Оттого-то у плотников, служащих высоким вождям, такие большие семьи.
Там, где лодки плотников подходили к берегу, поднимались деревья, это были веси. На всех фиджийских островах веси — священное дерево.
На Мбау, на Каидаву, на всех других островах осели те плотники. Но больше всего их оказалось в Рева. С тех пор и славятся жители Рева своим плотницким мастерством.
3. Как фиджийцы научились строить лодки
( № 3. [36], 70-80-е годы XIX в., о-в Лакемба, с англ.
Версия того же сюжета, что в № 2, но птицу Нденгеи убивают его дети, вполне взрослые люди (устойчивый образ двух братьев-преступников представляет собой помимо всего прочего и некоторую трансформацию близнечных мифов).)
В старые времена наши предки поклонялись горе Кау-вандра и боялись этого места. Там было святилище Нденгеи, Великого Змея. Великий Змей жил там, и все ему поклонялись.
И в те времена Мбау еще не был главным краем на Фиджи. Не было тогда среди нас и мастеров, умеющих строить лодки: наши отцы еще не знали этого искусства. Жили тогда скверно, каждая явуса сама по себе, ведь не было лодок, чтобы переплывать от берега к берегу, от острова к острову. И тогда Великий Змей пожалел их: выбрал людей, назвал их строителями лодок и научил плотницкому искусству. И дал им полную власть над Ви-ти-леву. Они были великим народом, главным, а мбауанцы значили совсем мало. Сделаться же великими тем плотникам было вовсе просто: они одни на всех островах Фиджи знали искусство строить лодки. Кто только не приходил к ним из разных мест, издалека, умоляя взять в услужение, чтобы научиться делать чудесные суда, что переносят людей далеко по воде. И вот со временем мастера стали гордыми и надменными и стали часто ослушиваться Великого Змея. Но он терпел это, потому что любил их.
А жил он в горе Кау-вандра, что на Вити-леву. Всю же землю, что была вокруг, он отдал избранным им мастерам. На вершине холма поставили они свой поселок, и никакой враг не мог проникнуть к ним туда. А их дух часто приходил к ним, и говорил с ними, и учил их множеству вещей, так что они были мудрее других. То были счастливые дни, они жили тогда в мире и довольстве.
По вечерам Великий Змей уходил в пещеру, что в горе Кау-вандра, и ложился спать. Он закрывал глаза, становилось темно, и тогда люди говорили: "Пришла ночь". Когда он поворачивался во сне, земля содрогалась, и тогда люди говорили: "Землетрясение!". А на заре, когда он открывал глаза, темнота улетала прочь, и жившие там говорили: "Утро!".
Жил там прекрасный черный голубь, чьим делом было будить Змея по утрам. Он спал всегда на вершине баньяна, что рос прямо у входа в пещеру Великого Змея. И оттуда его "кру-кру-кру-кру" всегда извещало Змея, что пора ночи уходить и дню подниматься над землей. И Змей вставал, а голубь звал строителей лодок, кричал им на всю долину:
— Вставайте, дети мои, пора трудиться, уже утро!
И за это Рокола, вождь мастеров, и брат его Кау-сале-мба-риа ненавидели голубя: они стали горды и ленивы и говорили:
— На что нам вечно работать и работать?! Работа — удел рабов, а мы вожди, великие и могучие! Пусть и работают наши бесчисленные рабы, а мы — мы будем жить праздно. Нам надо убить голубя. Пусть рассердится Великий Змей, пусть. Мы можем сразиться с ним, ведь нас много и мы сильны, а он один, хоть он и дух.
И вот они взяли луки и стрелы и подкрались к баньяну, на вершине которого спал голубь. И Рокола сказал брату:
— Я выстрелю первым. Если я промахнусь, ты стреляй.
А брат ответил:
— Хорошо, стреляй же. Я готов.
Рокола выстрелил, стрела попала в грудь голубю, он упал замертво на землю, а братья убежали к себе.
Великий Змей проснулся и удивился, что не слышит голоса голубя. Вышел из пещеры, поднял глаза на баньян и сказал:
— Ох, ленивец, сегодня мне приходится будить тебя. Но где же ты? — он вдруг заметил, что голубя не было на той ветке, где тот обычно сидел.
И тут он увидел его на земле, со стрелой в груди. Ужасно было его горе, но и гнев его был ужасен. И он узнал стрелу Рокола и закричал на всю долину страшным голосом:
— Горе тебе, Рокола, и всем вам, строители лодок! Горе вам, неблагодарным, вам, убийцам моего голубя! Теперь я отниму у вас все могущество и отдам детям Мбау. А вас я раскидаю по всему Фиджи и сделаю слугами у мбауанцев!
Но строители лодок прокричали в ответ:
— Мы не боимся тебя, Великий Змей! Нас много, а ты один, хоть ты и дух. Выходи, будем сражаться. Тебе достанется так же, как твоему голубю. И мы не боимся тебя, Великий Змей, хоть ты и дух!
И они стали строить укрепление — крепкий, широкий, высокий вал. А в это время Великий Змей сидел на горе Кау-вандра и насмехался над ними, крича:
— Стройте, стройте свои укрепления! Возносите их до неба, ведь враг ваш — дух.
А они тоже насмехались над ним, потому что верили в свои силы и в свои укрепления.
Когда строительство укрепления было закончено, Рокола крикнул:
— Готово, выходи на битву, чтобы наши дети сказали потом: "Наши отцы съели Великого Змея, духа, жившего на горе Кау-вандра!"(1 Съедение врага считалось одновременно и высшим проявлением военной доблести, и наибольшим над ним глумлением.).
И дух поднялся в страшном гневе и метнул свою палицу в небо. Облака раскололись на части и излили на землю бешеный поток дождя. Много дней шел дождь — не тот дождь, что обычно падает на землю, но великое и ужасное излияние вод. И океанские воды тоже поднялись и нахлынули на землю, и все это было ужасно. Все выше шли волны и наконец снесли укрепление, воздвигнутое строителями лодок, и весь их поселок вместе с людьми. Рокола, а с ним и множество других утонули. Но много было таких, что смогли уплыть на стволах деревьев, на плотах, на лодках, носившихся в разные стороны по тем водам. Потом же эти спасшиеся обрели землю — кто там, кто здесь, на вершинах гор, а другие все еще оставались на воде и стали просить о спасении и помощи у тех, кому удалось бежать, прежде чем поток настиг их. И вот, когда вода вернулась на свое место, их взяли к себе в долину жители каждого предела, и они стали служить вождям и строить им лодки, как и поныне.
А баньян, где сиживал голубь, унесло великим потоком на Вату-леле. В те времена Вату-леле был всего лишь рифом, как теперь — Вату, рифом без всякой земли. Но к корням баньяна пристало столько глины, что Вату-леле стал островом; люди пришли туда и живут там с тех пор.
4. [Дела Нденгеи]
( № 4. [97], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Нденгеи особенно любил жителей Малоло. Как-то на островах наступила ужасная жара. Океан был совершенно спокоен, без единого ветерка, и повсюду стоял палящий зной. Одних только жителей Малоло Нденгеи пожалел: он простер над ними огромное облако, и его тень укрыла их. И до сих пор живут они под тенью и прохладой этого облака.
О рифы Ракираки волны разбивались с ужасным шумом, и этот шум очень досаждал Нденгеи. Наконец он послал туда Уто, приказав ему утишить волны. С тех пор и наступила тишина на рифах Ракираки: волны по-прежнему налетают на них, но разбиваются там совершенно беззвучно.
У входа в пещеру Нденгеи жили летучие мыши. Они всегда поднимали там ужасный шум и очень надоели великому духу. Он послал На-нгаи, своего сына, велел ему прогнать наглецов прочь или заставить их молчать. И по сей день летучие мыши в том месте никогда не издают ни звука.
Гончары, сидя за своей работой, поднимали оглушительный шум и очень сердили Нденгеи. Наконец они так надоели ему, что он взял и ногой отшвырнул прочь земли, на которых они сидели. Из земель этих получились острова. Вот как появились на свете острова Малаке, На-нану и еще другие. На всех на них люди занимаются гончарным делом. А в Ракираки вовсе не знают гончарства.
По ночам птицы в На-зи-лау всегда поднимали такой гомон, что не давали Нденгеи спокойно спать. Он послал к ним своего сына, На-нгаи, и тот велел им поискать какое-нибудь другое место для ночлега. Вот почему птицы улетают оттуда с закатом, а возвращаются только после восхода солнца.
5. [Как Нденгеи перестал есть человечье мясо]
(№ 5. [100], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ. )
В прежние времена Нденгеи всегда приносили в дар человечье мясо. В каждой корзине с клубнями и травами лежало печеное тело мужчины или женщины. Порою даже вожди убивали своих простых жен[35], чтобы отнести в дар Нденгеи. Но однажды Нденгеи принесли корзину, в которой лежало тело человека, запеченного живьем. Его даже не прирезали, даже не связали. Руки и ноги его свешивались по краям корзины, и от этого зрелища Нденгеи стало до того противно, что он приказал приносить ему только свинину[36], а человечьего мяса больше не приносить никогда.
6. [Сотворение мира]
(№ 6. [23], конец XIX — начало XX в., о-в Вити-леву, с англ. (то же в [92]).
Сюжет явно испытал библейское влияние, что явствует уже из того, что речь идет не о духах, а именно о богах, хотя в ряде мест текста и Иегова и Нденгеи называются также и духами.)
В старые времена было два бога, Иегова и Нденгеи. Однажды они поспорили. Нденгеи сказал:
— Иегова, ты должен подчиниться мне.
А Иегова сказал:
— Нденгеи, ты должен служить мне. Разве ты не знаешь, что я великий вождь и господин небес?
На это Нденгеи сказал:
— Это ты-то, Иегова, считаешь себя великим духом?
Иегова сказал:
— Как, это ты, Нденгеи, считаешь себя великим духом? Где же твоя власть? Если есть она у тебя — сотвори человека.
Нденгеи взял ком земли, стал его мять, и получился вроде бы человек.
А Иегова сказал:
— Вели ему встать.
Нденгеи приказал кому земли, из которого он вылепил человека:
— Вставай!
Но человек, сделанный из земли, даже не шелохнулся.
Итак, Нденгеи все сделал. Закончив работу, он сказал:
— Что ж, Иегова, если великий дух — ты, так сотвори сам из земли человека.
Иегова взял ком земли, стал его мять и вылепил мужчину и женщину.
Когда он закончил, Нденгеи сказал:
— Теперь вели им встать.
Иегова подумал: "Что сделать, чтобы получился живой человек? Я дам ему дух и живое дыхание".
Он наклонился к своим созданиям, и дух его вошел сначала в мужчину, потом в женщину, а после этого он вдохнул в них жизнь. Нденгеи же сказал снова:
— Вели им встать.
Иегова приказал земляным человечкам:
— Встаньте! — И они поднялись.
Иегова сказал:
— Какой же ты дух Нденгеи? Если ты великий дух — вели своим человечкам встать. Ты только что видел, как я из одной лишь глины и земли сотворил человека.
... Люди вскоре умножились, а Иегова изгнал Нденгеи из своего предела. Людям Иегова сказал:
— Постройте дом, высокий-высокий, чтобы крыша его касалась небес. Он будет вашим входом в небо, и за это вы получите вечную жизнь.
Они поставили высокий дом, и каждому из них было сказано украсить его тем, что он умеет делать лучше всего. Так и было сделано, и люди дали названия всему тому, что принесли в этот дом, — так появилось множество языков. Все было закончено, и Иегова велел им устроить пир, какой всегда надлежит созывать по завершении дома. Они приготовили ямс, таро, бананы — все это росло в их краю.
Затем Иегова сказал:
— Будет очень хорошо, если каждый из вас отправится в мир и вы заселите разные земли.
И они ушли оттуда (1 Здесь очевидно влияние библейского сюжета о Вавилонской башне (Быт. II, 1-9); ср. № 11.). Каждый взял с собою ямс, таро и бананы. Кто-то из тех людей взял себе имя по названию ямса, кто-то назвался так, чтобы в его имени было название таро, кто-то — так, чтобы в его имени было название бананов, взятых в дорогу. Все стали именовать себя по названию тех клубней или плодов, которые они взяли с собой, когда великий дух послал их в разные земли. Место, из которого все они ушли, называется Рай.
Прибыли они на назначенные им земли, населили их, размножились. Вату-сила поселились в Вандра-на-синга, но-и-коро осели в На-нгатангата. Сначала прибыли простые люди, а уже за ними вожди[37].
7. [Первые люди на земле]
(№ 7. [100], 60-е годы XIX в., о-в Вити-леву, с англ.)
Однажды маленькая птичка свила гнездо близ жилища Нденгеи. Вскоре она снесла два яичка, и они до того понравились духу, что он решил сам их насиживать. И вот в положенное время из яиц вылупились два человечка, мальчик и девочка. Осторожно спустил их Нденгеи вниз и посадил под высоким веси, прислонив их к стоволу по разные стороны. Так они сидели там, пока не выросли, пока не превратились в детей лет шести. А тогда мальчик огляделся вокруг, увидел девочку и сказал ей:
— Нденгеи сотворил нас, чтобы мы заселили эту землю.
Детям захотелось есть, и Нденгеи сотворил для них бананы, ямс и таро: все это стало расти вокруг них. Они попробовали бананы — вкусно, попробовали ямс и таро — и не смогли есть. Но великий дух научил их пользоваться огнем, научил запекать пищу. Так они жили, потом стали мужем и женой и народили много детей. Так и стала населена эта земля.
8. [Нденгеи]
(№ 8. [99], 1840 г., о-в Вити-леву, с англ.)
Когда-то Нденгеи высадился на берегу в Ракираки. Там он принял облик человека, украшенного лучшим маси[38], к тому же украшенного точно так, как украшают себя тамошние жители. Из Ракираки он двинулся на Мбенга. Там ему не понравилось: берега там слишком скалистые. Но людям Мбенга он все же явился. Оттуда он пустился на Кандаву. Но и тамошний край ему не понравился: тогда он решил поселиться в Рева. А в Рева явился к нему другой великий дух — Ва-друа. Нденгеи оставил этот край ему, и за это Ва-друа отдал ему право выбирать в каждом кушанье все лучшее, самое вкусное. Черепашьи и свиные головы — всегда для Нденгеи, вот почему они табу.
Из Рева великий Нденгеи отправился в Верата. Там он и остался навсегда. Это он делает жителей Верата непобедимыми в любом бою[39]. Никому еще не удавалось покорить этот край.