Муку я несу!
— Милая матушка с молочной грудью там осталась. Люльку зачем она со мной положила? Где у меня силы, чтобы ее нести!
Человек дальше идет. Три женщины, друг за друга схватившись, бредут, плачут:
— Дела, которые мы делали, до середины не дошли. Дорога, по которой мы шли, до середины не пройдена.
Человек слушает, в стороне от дороги встал. Потом опять пошел. Две старые женщины приближаются. С песней приближаются.
Нам так что!
Век мы свой прожили.
В веселых местах, где водятся
маленькие утки,
Мы веселились.
Дела, которые мы сделали,
Полностью сделаны.
В веселых местах, где водятся
маленькие гуси.
Мы веселились.
Дороги, по которым мы ходили,
Полностью пройдены.
163. На кладбище
Один человек куда-то ездил. По дороге назад затемнял. Вспомнил, что в стороне от дороги есть селение.
— Дай-ка я в это селение заеду.
Заехал. В один дом зашел, народ в бубен бьет, шаманит. Народу полон дом, и все с закрытыми лицами[437]. Он вошел, говорит:
— Здравствуйте.
Люди не отвечают. Один человек в бубен бьет. Еще раз говорит:
— Здравствуйте.
Нет, не отвечают. Бьющий в бубен человек говорит:
— Огонь кто-то заставляет свистеть[438]. Нас едящий дух пришел.
Этот человек к выходу повернулся. Теперь в бубен бьющий человек говорит:
— Я сейчас моего меньшого духа позову.
Приезжий вышел, поехал. Дорога мягкая, снежная. К большой дороге приблизился. В это время обернулся — облезлая парка[439] за ним гонится. Нагнавшее существо в облезлой парке за задок нарты уцепилось. Человек на большую дорогу попал, хореем назад ткнул. Тогда существо отвалилось, на месте осталось. В селение приехал, в дом вошел:
— Здравствуйте.
Люди говорят:
— Здравствуй.
Спрашивает:
— На моховище дорога где?
Оленей отпустил, говорит:
— Селение, оказывается, здесь находится, а я только что в одно место попадал.
— Куда ты попадал?
— Там, в стороне, небольшое селение есть.
— Никакого там селения нет.
— Что же там такое есть?
— Кладбище там.
— Я туда заехал — в бубен бьют. В дом вошел. Говорю: "Здравствуйте". Они говорят: "Что-то заставляет огонь пищать, я меньшого духа позову". Тогда я наружу выскочил. После существо в облезлой парке меня настигло. Когда на большую дорогу попал, хореем его ткнул.
Люди говорят:
— Ты на кладбище к покойникам заезжал.
164. Заблудившаяся женщина
Жили старик со старухой. У них было три сына. Отец их умер. Остались сыновья жить с матерью. Жили они плохо, бедно. Мать говорит однажды:
— Пойду-ка я, старая, ягоды собирать.
Ушла она в лес за ягодами и заблудилась. Вот уже неделя прошла, а ее все нет. Народ собрался. Стали ее искать, из ружей стреляют. Сыновья ее плачут. Пиво сварили, уже поминки по ней сделали.
Вдруг залаяли собаки. Один мужчина вышел на улицу и слушает. Собаки на что-то лают. Видит мужчина: в чистом поле стоит старуха. Тут он закричал сыновьям:
— Эй, мужички, идите на улицу! Ваша мать идет и в руках: мясо песет!
Все выскочили на улицу, свистят, кричат, бегают, радуются. Один из сыновей за мать ухватился, плачет. Мать ему говорит:
— Сынок, не плачь!
В дом вошли, сын спрашивает ее:
— Где ты была, мама?
— Заблудилась я, сынок. Есть хочу.
Мать села есть и рассказывает:
— Вот, сынок, села я на кочку. Смотрю в лес. Что-то черное виднеется, ко мне приближается. Я боюсь. Ко мне подошел медведь, сел, лапу положил мне на колени и показывает. Я посмотрела и вижу: в лапе заноза сидит. Вытащила я ее. Медведь поднял лапу, погладил мое плечо и говорит: "Ты посиди здесь". Сам ушел в лес. А я сижу. Вдруг вижу: медведь обратно идет и несет мясо. Положил это мясо мне на колени и говорит: "Вставай, иди домой". Лапой показал и говорит; "Этой дорогой иди. Мясо домой неси". Пошла я, оглянулась назад и вижу: медведь машет лапой. Я ему головой кивнула. Недолго шла и вскоре домой пришла.
165. Предок-спаситель
Один человек в Ялп-ус поехал. По пути заехал к матери своей жены. Она больна. Когда он поехал дальше, мать жены говорит:
— Назад поедешь, буду ли больна, буду ли здорова, заезжай.
На обратном пути заехал. В дом вошел — гроб стоит. Сходил к лодке, принес еды. Бутылку вина взял, в дом вошел.
— Мать моей жены, когда жива была, хорошей пищей меня кормила, хорошим вином поила. Поставлю бутылку вина.
Поставил. Гроб открыт. Мертвая женщина поверх пологом прикрыта. Мать жены поднялась, села, полог сорвала.
— А, зятек пришел?
Зять вином ее поит. Пьет, наконец захмелела, пошатываться стала. Теперь человек думает: "Эта меня этой ночью убьет. Там еще дом есть, к тестю моему пойду". Вскочил, побежал в дом своего тестя. Пришел к нему. В дом вошел, в передний угол глянул: тесть его тонким сукном затянут[440].
— Вот беда какая. Эта ночь — моя последняя ночь, Ну, подожди, хоть огонь здесь разведу.
Развел огонь. Огонь разгорелся, человек присел. Мать жены его, слышно, по улице идет, гонится за ним. В дом вот-вот войдет. В это время тесть его в переднем углу с шумом поднялся. Тот человек в это время совсем сознание потерял. Свет из глаз ушел, затем упал. Что потом было, не знает.
Наутро очнулся: как на лавке сидел, так ничком тогда и повалился. В передний угол смотрит — никакого тестя его нет. Из дома вышел, мать жены его лежит, по самые бедра надвое разорвана, по самые лопатки надвое разорвана.
Он думал, тесть его в переднем углу лежит, а это Старик Священного Городка, предок его, был там. Это он его жизнь удержал.
166. Человек с реки Казым
Жил на Казыме человек со своею женой. Родился у них сын. Когда сын родился, Отыру[441] семь пестрых оленей убили, семь белых оленей убили. Отыр мальчика счастьем и удачей трех человеческих жизней наградил. Когда мальчик вырос, отец ему с Оби, из Священного Городка[442], жену высватал. Поженились они, привез он жену к себе домой. Много жили, мало жили, однажды решили к родителям жены в гости съездить. Собрались и поехали. Когда в городок приехали, там народ праздник играть собирается. Сородичи жены все в общественном доме сидят. Зять туда же пошел. В дом вошел, сел. Вот поднялись семь человек, вышли из дома для пляски приготовиться. Люди зятю говорят:
— Ты в какой-нибудь другой дом пойди. Когда плясать начнут, тебе здесь быть нельзя.
— Да я, — говорит, — лучше здесь останусь. Неужели на меня угощения или мяса жертвенного не хватит?![443]
— И то верно, — старик один говорит, — пусть сидит.
Когда семь человек из дома вышли, казымский человек тоже вскоре выйти задумал. Вышел, смотрит: у семи загородок, что вокруг дома, все семь ворот заперты. В это время семь человек с криком и свистом через все семь загородок одним махом внутрь ограды прыгнули. Казымец, торопясь, назад в дом пошел. Вошел, немного там побыл, и вскоре те семь человек появились. Пришли, плясать начали. Один человек играет, семеро пляшут. Семеро пляшущих шесть кругов сделали. На седьмом круге задний из пляшущих зятя с собой подхватил, и все из дома вышли. Вскоре назад вернулись. Бывшие в доме говорят:
— Зятя куда увели?
— Да мы его с собой и не брали, здесь где-нибудь сидит. Стали искать — нет нигде.
— Ведь ты же его с собою утащил, — седьмому из плясавших говорят.
— Нет, — отвечает, — не уводил я его.
В другие дома пошли, ищут везде. Нет нигде зятя.
Ну а теперь снова о нем речь пойдет.
Несут его куда-то вверх, только в ушах свистит. Долго несли, коротко ли несли, однажды примчались к горе, поросшей высокими лиственницами[444]. В тот лиственничный лес вошли, стоит дом. Стены из лиственниц сложены. В степе по две лиственницы да по три лиственницы в длину положено. Такой большой дом. В дом вошли. У одной стены семь медведей в ряд усажены. Перед медведями старик сидит. Говорит старик:
— Зятя принесли? Он пляску смотреть хотел. Теперь пусть смотрит. Расшевелите-ка зятя нашего.
Семь менквов для пляски оделись[445]. Плясать начали. Плясать начали, зятя на руки подхватили. Пляшут, а человека, кверху на руки поднявши, держат да подкидывают. Семь кругов проплясали. Зятя в сторону бросили. Чувствует человек: все его тело ноет, все болит. Подумал тут: "Казыма Великая Мать! Днем и ночью жертвы тебе приносить буду, только спасла бы жизнь мою из рук этих лесных духов-чертей!"
В это время старик говорит:
— Эй, внучек, я ведь слышу все твои просьбы, хоть на верхнем небе, хоть на земле нашей священной! Старик вершины Сорахта[446] — это я. Старик, охраняющий дорогу на Верхний мир, — это я! Твоя крохотная ничтожная бабка, твой крохотный ничтожный дедка со мной ничего не поделают.
— Эй, дети, зятя нашего расшевелите маленько!
Менквы опять поднялись для пляски одеться. Одежды свои взяли. В это время старик говорит:
— Ну-ка, дети, повремените немного. Нашего зятя бабка, которую он звал, сейчас прийти должна. Пусть придет. Она придет, тогда уж попляшете.
Тут смотрят: приехала женщина на упряжке из трех белых быков, в белой ягушке, белым платком шелковым покрытая. Приехала Казыма Великая Мать.