"Девочка-бедняжка, ты мертва, ты мертва!
Твоя мать для меня плясала,
В худой одежде из кедровой коры она для меня плясала.
Твоя мать в честь меня плясала,
В худой одежде из еловой коры она для меня плясала[45].
Твоя мать в честь меня плясала,
С животом из бересты[46] она, подобно жеребенку, для меня плясала".
Девочку-бедняжку, мертвую от страха, я бросил и свой полный рот
с двадцатью зубами.
И захрустел зубами, как будто она была утенком.
К мальчику-бедняжке, мертвому от страха, я подошел:
"Мальчик-бедняжка, ты мертвец, ты мертвец!
Твоя мать в честь меня плясала,
Со звенящим серебром она для меня плясала.
Твоя мать в честь меня плясала,
В суконном кафтане, пушистом, как беличий мех, она для меня
плясала.
Твоя мать в честь меня плясала,
В обуви, украшенной бисером, подобно коготкам белки, она для меня
плясала.
Твоя мать в честь меня плясала,
В рубашке с изображениями птиц она для меня плясала,
В платке, изукрашенном изображениями лесных птиц, она для меня
плясала.
Когда сила моей правой руки истощится,
Я своей левой рукой тогда за люльку возьмусь"[47].
В то время как на мальчика-бедняжку напал великий страх перед лесным зверем, в полом рту зверя, снабженном двадцатью зубами, собиралась темная пена.
Когда многочисленные женщины города пришли на площадь родного города, они принесли многочисленным мужам города дважды сложенную складчатую весть. Многочисленные мужи города снарядились тогда на военную ногу с прекрасными суставами. В славную середину лодки, снабженной серединой, они посадили двух охотничьих собак, подобных годовалым телятам оленей.
Позади узкого и длинного сора находится небольшой островок суши, покрытый рощей из смешанной липы. Славный нос остроконечной лодки они держали высоко, подобно тому как держит свою высокую шею плывущий олень. Если бы конец славной кормы лодки, имеющей корму, не был бы снабжен рулевым веслом, то как бы славный нос остроносой лодки вошел в священную воду с семью концами?[48].
Когда они добрались до небольшого островка суши с рощей из смешанной березы и с рощей из смешанной липы, многочисленные мужи с медвежьим сердцем[49] прыгнули на берег, подобно зайцам-самцам с легким задом, а многочисленные мужи с женским сердцем[50] еле поползли туда на дорогих концах своих четырех колен. Тогда на меня спустили двух охотничьих собак, подобных годовалым оленьим телятам. В то время как я подошел к мальчику-бедняжке, мертвому от страха, на меня бросились две охотничьи собаки, похожие на годовалых оленьих телят. Когда я напал на двух охотничьих собак, похожих на годовалых оленьих телят, на меня пошли с принадлежащими Городскому Князю и вынутыми из отверстия колчана двух- и одноконечными стрелами. В то время как я пошел навстречу вынутым из отверстия колчана двух- и одноконечным стрелам, на меня выступили охотники с односторонней, связанной ремнем рогатиной[51]; а когда я пошел против одностороннего, связанного ремнем копья, они на меня пошли с обухом топора, изъеденного огнем. Когда я пошел навстречу обуху топора, изъеденного огнем, тогда я скончался великой смертью медведя.
Когда я скончался великой смертью медведя, тогда с меня сняли шкуру, подобно тому как сдирают шкуру с дубравной сорока. Мою священную малицу[52] медведя посадили в самую середину лодки, снабженной серединой. К славной площади родного города, принадлежащего Городскому Князю, мы направились с целой процессией из девиц. Когда мы пришли к городской пристани, многочисленные женщины города, сотни пожилых женщин стояли, подобно судомойкам, с мокрыми руками перед моей головой с пробором, производящей множество волос. Многочисленные женщины города, многочисленные мужчины города подняли там к небу славное облако из массы воды[53]. Священную игру медведя они тут стали играть.
Когда меня ввели в самую середину дома, снабженного огнем, зажженным остяцкой женщиной, тогда устроили священный пир медведя. Когда священный пир медведя прошел, они стали плясать священную пляску медведя. Меня одели в пушистый суконный кафтан с длинным пушком, меня украсили звенящим серебром. Когда священный праздник в честь медведя окончился, я по дорогому концу железной цепи, звенящей, подобно серебру, поднялся наверх к моему отцу, мужу семибездного неба[54].
25. Женщина Мось
В одинокой избушке жила когда-то женщина Мось. Однажды, когда пришла весна, она повесила сушить на солнце свою красивую вышитую и украшенную шубу. "Пусть еще немного посохнет", — подумала она, затем пошла в дом и занялась работой.
Когда настал вечер, она вышла и видит: шуба исчезла! Направо смотрит, налево смотрит, но нигде не находит шубы. И ветра не было, куда же она подевалась? Неужели ее человек забрал? Везде и всюду осматривает, но не видит никого. Тогда она начинает плакать.
— Зачем только я ее вывесила? Еще моя мать ее шила, наверно, уже лет двадцать пять. Но она бы не порвалась еще целых тридцать! Не украл ли ее наземный четвероногий зверь? Или с ней улетела пернатая небесная птица? Где я ее найду? — причитала она себе под нос.
Потом легла, но никак не могла уснуть. Рано утром она быстро встала, поела, попила, повязала голову платком и отправилась в путь куда глаза глядят. Долго шла, коротко шла, наконец чувствует, что ее оставляют силы. Оглядывается: позади идет дым. Дым из избушки. Три ее столба в землю входят, а три — возвышаются в небе. Женщина Мось идет к избушке, но не отваживается заходить. Кто его знает, кто там живет — человек или злой дух. Она прислушивается. Внутри слышно только потрескивание огня. Она начинает плакать. Тут открывается дверь, и навстречу выходит женщина.
— Кто ты? — спрашивает она у женщины Мось.
— Я женщина Мось из одинокой избушки, — отвечает женщина Мось.
Тут женщина подбежала к пей.
— Госпожа, что тебя сюда привело? — спросила она.
— Шуба, которую шила моя мать, потерялась, исчезла.
— Как это потерялась? — спросила женщина.
— Я ее вывесила сушить, и она исчезла. Не знаю, украл ли. ее четвероногий наземный зверь, или с ней улетела пернатая небесная птица. Теперь иду ее искать куда глаза глядят, — ответила женщина Мось.
Но женщина поцеловала ее, ввела в дом, дала ей поесть и напиться. Женщина Мось поела, но, сколько ела, столько и плакала.
— Не плачь, с плачем ты ее никогда не разыщешь, — успокаивала ее женщина.
— Конечно, никогда я ее не разыщу, — повторяла женщина Мось.
— Подожди, пока придет твой деверь, может быть, он ее где-нибудь видел, — утешала женщина.
И только она это проговорила, как они услышали, что кто-то пришел. Пришел муж женщины. Он вошел, но ничего не сказал.
— Ты не замечаешь, — набросилась женщина на мужа, — что у нас находится кто-то, кого мы знаем?
— Мои глаза еще слепые от весеннего ветра, но теперь я вижу: здесь женщина Мось из одинокой избушки, — сказал муж.
Затем спросил женщину Мось:
— Наверно, ты ищешь что-то? Рыбача и охотясь, я прохожу по земле, я странствую по дальним дорогам, странствую по ближним дорогам, но ничего не находил.
— Шуба, которую шила моя мать, потерялась, и теперь я иду ее искать.
— Здесь шатаются еще только злые духи, но не люди, — сказал на это мужчина.
— И все же ты ничего не видел? — снова спросила женщина Мось.
— Если бы ее унесли туда, где проходит его дорога, он бы ее обязательно увидел, — ответила вместо мужа женщина.
Тут и муж взял слово:
— Жена, дай своей сестре летнюю шкурку куницы. В далекой земле, там, в одинокой земле, живет ее младшая сестра. Может быть, у нее есть что-нибудь сказать?
С этим они легли. Поутру встали. Муж уже давно ушел. Иней, как шкурка белки, покрывал его ложе[55]. Обе женщины сразу же поднялись, начали есть. Но женщина Мось, сколько ела, столько и плакала.
— Я хочу разыскать свою шубу! Я хочу ее найти, даже если это будет стоить мне жизни! — так жаловалась она своей сестре.
Затем поцеловала ее сестра, женщина Мось отправилась и пошла своей дорогой. Долго ли шла, коротко ли шла, наверно, несколько недель шла. Но однажды у нее опять кончились силы. "Если я сегодня не умру, то завтра обязательно умру", — думает она про себя. И тут, когда она посмотрела вперед, опять увидела избушку. Три столба в землю входят, три возвышаются в небе. Идет она к избушке, но от слабости не может открыть дверь. И вдруг дверь открывается изнутри, выходит женщина, берет женщину Мось за руку и вводит в дом.
— Госпожа, дорогая сестра, сестричка моя, что у тебя произошло? — спрашивает она.
— У меня глаза опухли, и говорить я не могу. Дай мне сначала прийти немного в себя, тогда смогу тебе все рассказать, — отвечает ей женщина Мось.
Тут женщина готовит ей ложе, дает поесть. Женщина Мось сразу уснула так глубоко, что проснулась, только когда пришел деверь. Открылась дверь, и кто-то лохматый, как медведь, переступил порог. Подходит к ней совсем близко, обнюхивает ее, рассматривает. Женщина Мось испугалась.
— Разве чужой пришел или что, почему ты так принюхиваешься? — напала женщина на мужа.
Женщина Мось снова открыла глаза, и что она видит?! Там на крюке висит медвежья шкура, а перед ней стоит князь-герой редкой красоты. Правда, она еще никогда не видела такого мужчину! Теперь начинает и говорит мужчина: