Говорит старик:
— Какое имя я дам? Его имя пусть будет Тарыг-пещ-нималя-сов[287].
Тарыг-пещ-нималя-сов идет в лес. Наполняет многие амбары горного края, наполняет многие амбары лесного края; соболь, лось просто сами падают. Пока он так ходил, захотел воды попить. В одном месте нашел свободную ото льда речку, прилег, чтобы попить, оттуда смотрит бородатый человек. Отпрянул в страхе. "Здесь, наверно, какая-нибудь чертова река, — думает, — в ней черт, здесь нельзя пить"[288]. Пошел, прорубил лед на озере, снова прилег попить. Снова оттуда смотрит бородатый старик. Снова думает: "Это какое-нибудь чертово озеро". Потом ушел на Обь. Oн дошел до середины Оби, прилег, снова бородатый человек смотрит на него. Он ощупывает себя — это его же борода отражается. Попил обской коды, потом пошел домой. Зашел, присел на скамейку, как без рта, как без языка: о чем бы мать его ни спрашивала, он ничего не говорит. Говорит мать:
— Раз не говоришь, то как попадешь когда-нибудь в беду, то вниз тебе не уйти, вверх тебе не уйти.
Говорит отец:
— Ты сел, как без рта, как без языка, неужели ты плохо думаешь о нас?
Только теперь заговорил сын:
— За время, пока моя борода так выросла, неужели ты не знал про женский край, где женщины ходят?
Отец говорит:
— Я же не выхожу. Где находится женский край, где ходят женщины, я не знаю. Ты человек, объезжающий земли, ты человек, объезжающий реки, женский край, где ходят женщины, ты сам ищи.
Тарыг-пещ-нималя-сов обернул голову, глаза и лег спать. На следующий день встал, его отец говорит:
— Иди к развалившейся конюшне, там покопай. Если чего-нибудь добьешься, то добьешься, а если не добьешься, то как хочешь.
Сын вышел, подошел к углу развалившейся конюшни. Конский навоз начал копать, там показался конец вожжей. Он захватил конец вожжей и выдернул — такой конь там стоял, как будто сдыхать собирается, просто качается туда-сюда. Щелкнул ногтем между глаз — стал таким конем, что если выдыхает, то из одной ноздри искры клубятся, из другой ноздри дым клубится. Стал трехлетним конем.
Он прыгнул на спину своего коня, тот взлетел, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Так на спине коня достиг Тарыг-пещ-нималя-сов Оби. Вот он идет по обскому яру, на вершине яра три осины стоят. Один лист кажется золотым и так крутится, что глазами не уследить. Тарыг-пещ-нималя-сов думает: "Каковы мои руки? А ну-ка, я выстрелю туда". Выстрелил стрелой из сердцевины ствола, обструганного на стружки, прострелил середину листа.
После того как выстрелил, на него навалился сон[289]. Oн заснул, ему снится, что где-то ругается женщина: "Ну вот, дети такие фокусы делают: обходят землю, обходят реку и стреляют в шубу для укрывания".
Когда он проснулся на спине коня, оказывается, он спит в дверях какого-то дома. Спускается с коня, заходит в дом, там женщина говорит:
— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, только сейчас пришел? Долго же ты спал. Торум спустил тебе жену, Парапарсех[290] ее украл.
Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:
— Его дело, пусть крадет. Разве я был женат до сих пор? Без жены жить тоже хорошо.
Тетя накормила, напоила его, и он поехал дальше. Тетя подарила ему обоюдоострый нож, железную ястребиную шкуру, железную заячью шкуру подарила ему, железную мышиную шкуру и маленькую щучью шкуру подарила ему.
— Племянник, — говорит она, — теперь пойдешь, а когда придешь, то эти мои вещи отдай назад, они нужны мне. Если попадешь в какую-нибудь беду, в какую-нибудь нужду, меня слишком громко не зови, тихонько вспоминай[291]. Вот пойдешь, посмотри вниз: там стоят семь войлочных домов, овцы-свиньи кругом кишат, как черви. Спустишься к войлочным домам, из войлочных домов появятся одноглазые люди, у них один глаз вытекший, а другой здоровый. Ты спроси у них: "Чьих овец-свиней вы пасете"? Они скажут: "Пасем овец-свиней Парапарсеха". Ты скажи: "Так не говорите. Говорите так: "Мы пасем овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова". Сзади идет огненный царь. Если вы скажете, что пасете овец Парапарсеха, то огонь сожжет вас. А если скажете, что пасете овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова, то по-хорошему обойдется". Потом вылечи их глаза, дунь на них, пусть у них будет два глаза. Потом пойдешь дальше, снова придешь к семи войлочным домам, коровы кругом кишат, как черви. Опять спустишься вниз, доедешь, покажутся однорукие люди. Спроси у них: "Чьих коров вы пасете?" Они скажут: "Пасем коров Парапарсеха". Ты скажи: "Вы не говорите так. Говорите так: "Пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова". Если вы не скажете так, сзади идет огненный царь, сожжет вас". Потом дунь на их руки, пусть все вылечатся. Потом опять пойдешь дальше. В одном месте снова будет семь войлочных домов. Кругом везде одни кони. Потом спустишься, приедешь, из войлочных домов выползут одноногие люди. Ты спросишь у них: "Чьих коней вы пасете?" Они скажут: "Коней Парапарсеха пасем". Ты скажи: "Вы так не говорите. Скажите: "Мы пасем коней Тарыг-пещ-нималя-сова". Иначе сзади идет огненный царь, сожжет вас. И вас не будет, и коней не будет, всех сожжет". Если они по-хорошему отнесутся к тебе, то дунь на их ноги, вылечи их. А теперь иди.
Тарыг-пещ-нималя-сов сел на спину своего коня, взял свой семигранный кнут, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. В одном месте он смотрит вниз: семь войлочных домов стоят, овцы-свиньи кишат, как черви. Конь спустился на землю.
Люди появились из домов, все они одноглазые. Спрашивает их:
— Чьих овец-свиней вы пасете?
— Пасем овец-свиней Парапарсеха.
— Нет, так не говорите. Говорите так: "Пасем овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова". Если скажете: "Пасем овец-свиней Парапарсеха", сзади идет огненный царь, всех вас сожжет.
Они склонили головы, легли к его ногам — как же мы не скажем: "Мы пасем овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова"! Он дунул на них, все они стали зрячими.
Сел на коня, снова смешался с идущими облаками, бегущими облаками. Пока он шел, в одном месте смотрит вниз: семь войлочных домов стоят. Милые коровы кишат, как черви. Конь спустился вниз, приземлился. Жители вышли из дома, все они однорукие.
Спрашивает их:
— Чьих коров вы пасете?
— Пасем коров Парапарсеха.
— Так не говорите. Скажите: "Пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова". Сзади идет огненный царь, огонь сожжет вас.
Дунул на них, их руки стали здоровыми. Они ложатся к его ногам — мы стали рукастыми, как же мы не скажем: "Пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова".
С этим он сел на спину коня, снова взлетел. В одном месте смотрит вниз: там кони кишат, как черви, семь войлочных домов стоят. Его конь снова спустился, из домов выползают одноногие люди. Спрашивает их:
— Чьих коней пасете?
— Пасем коней Парапарсеха.
— Не говорите так. Скажите: "Пасем коней Тарыг-пещ-нималя-сова". Если вы скажете так, то по-хорошему обойдется.
— Как мы не скажем, — говорят.
Тарыг-пещ-нималя-сов дунул на их ноги — все они стали с обеими ногами. Его конь двинулся вперед, снова смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Пока он так шел, однажды смотрит вперед: на спине семикрылого железного коня стоит город. Его конь спустился к дверям города. Он спрыгнул с коня, привязал его, зашел. Красавица-девица, богатырша-девица, спущенная ему Торумом, живет в доме. Говорит девица:
— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов! Долго же ты спал! Как же я могла бы быть твоей женой? Теперь я жена Парапарсеха.
Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:
— Что мне теперь делать с тобой? И кроме тебя найдется хорошая женщина.
Девица застеснялась. Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:
— Слушай-ка, принеси мне чего-нибудь поесть, я голодный.
— Пусть принесет та хорошая, та красивая.
— Ну а у Парапарсеха какая волшебная сила есть?
Говорит женщина:
— Пусть скажет та мудрая, у меня-то мудрости нет.
— Ну скажи, скажи скорей.
Потом женщина принесла ему еду.
— Ну, — говорит он, — расскажи, какая у него волшебная сила.
— Какая у него волшебная сила? Никакой у него волшебной силы нет. Вот скоро, — говорит она, — он прилетит в виде ворона и сядет на семивершинную лиственницу, все края всех городов он оглядит. Если он заметит тебя, с криком улетит в лес.
Он поел, вышел. Женщина спрятала его коня. Он пошел к комлю лиственницы, зарылся в землю, только один глаз остался наружу, чтобы смотреть вверх.
Пока он так лежал, послышался крик ворона со стороны верхнего Урала. Смотрит: летит ворон-старик, его лопатки трутся о небо, так высоко он летит. Летел-летел, сел на вершину семивершинной лиственницы. Все края городов до одного осматривает. Потом с криком улетел вдаль. Он заметил Тарыг-пещ-нималя-сова. Тот выскочил, влез в железную ястребиную шкуру и погнался за вороном. Гоняет-гоняет его, уже почти догнал, но как-то потерял из виду. Смотрит вниз: в виде зайца тот скачет. Он влез в железную заячью шкуру и снова погнался за ним. Начал догонять, снова потерял из виду. Смотрит назад: там нора мышки виднеется. Он влез в железную мышиную шкуру и по той же дороге гонится за ним. Снова начал догонять, а тот скользнул в море в виде маленькой железной щуки. Он тоже влез в железную щучью шкуру и шлепнулся вслед тому человеку. Начал его догонять, и человек в виде щуки выбрался сквозь морской лед. Он наконец-то поймал его на суше, изрубил в пух и прах, сжег на огне. Летящую вверх искру прибивает вниз, летящую вниз искру прибивает вверх. После того как он прибил Парапарсеха, тот улетел в виде ронжи. Он выстрелил в него своей пробивающей кольчугу стрелой, и вот только половинки ронжи лежат. Снова сжег, из огня тот поскакал в виде железного зайца. Он выстрелил своей пробивающей кольчугу стрелой, и вот только два куска от него лежат. Снова поджег и смотрел, пока жар не погас. Никто не сбежал. Укравший жену человек так и был убит.