Толкают друг друга.
Они возятся в снегу[342], как свертки оленьих шкур,
Они перекатываются в снегу,
Как свертки весенних шкур.
Затем вносят меня в дом,
Наполненный озерной пищей,
В дом, наполненный обской пищей.
На широкий стол из трех досок,
На широкий стол из четырех досок
Сажусь я, как лесная женщина,
Сажусь я, как горная женщина.
Начинается праздник с веселой пляской рук,
Начинается праздник с веселой пляской ног.
Кай-яй-ю-их!
121. Медвежья песня о храброй старухе
Проживаю я, священный зверь,
Жаркое длинное лето,
Созданное моим батюшкой, Нум-Торумом,
Провожу я, священный зверь,
Комариное длинное лето,
Посланное моим батюшкой, Нум-Торумом.
Хоть оно и бедно лесной ягодой,
Хоть оно и бедно кедровыми шишками,
Но наполняю я свой ненаполнимый кузовок,
Наполняю я свою ненаполненную посудину[343].
Однажды во время прогулки
Увидел землю, широкую землю,
Увидел озеро, широкое озеро.
Как вещий лесной зверь, отгадываю я:
Это древнее священное место
С изображением божеств.
Смотрю я зоркими глазами
На противоположную сторону озера:
Там места, богатые ягодой,
Там места, богатые шишками.
Сажусь я в свою невертящуюся лодочку[344]
И плыву на другую сторону священного озера.
Послышался плеск воды от весел,
Послышался скрип уключин.
Смотрю я звездами священного зверя:
Едут на лодке старик со старушкой.
Вдруг замечает меня зоркими глазами
Старуха, сидящая на веслах.
— Старик, посмотри, старик!
Там плывет могучий лесной зверь,
Там плывет могучий луговой зверь.
Отвечает ей старик, сидящий на корме:
— Глупая, бестолковая баба,
Откуда появится могучий зверь?
Это плывет обросшее мохом большое бревно,
Которое поднялось со дна днистого озера.
— Нет, нет, старик, это могучий зверь,
Смотри, он уж подплывает
К берегу озера с берегами.
— Брось, старуха, пустое болтать!
Это плывет не то вереница гусей,
Не то вереница уток с утятами.
Подъезжает носатая лодка к берегу.
Вылезаю в я на сушу, могучий зверь.
Взмолилась старуха богу:
— Батюшка, Нум-Торум,
Преврати меня в мужчину,
Опоясанного двумя ремнями!
Хочу наказать могучего зверя,
Который попусту разгуливает по лесу!
Разрывает она
Свой шелковый платок с длинными кистями
И подпоясывается ею лентами,
Как мужчина ремнями.
Нож женщины-мастерицы,
Нож женщины, вырезающей узоры,
Прячет в рукава одежды с рукавами.
Как раскроет она свой зубастый рот
С семью зубами:
— Куда бежишь ты, дедушка — могучий зверь?
Разорви меня в клочья
Величиной в шкурки туфельные,
Величиной в шкурки рукавичные.
Смешай куски моего тела с горным мохом,
Смешай куски моего тела с лесным мохом.
Как голодный священный зверь,
Выскакиваю я на нее
С диким ревом, готовый пожрать деревню,
С диким ревом, готовый пожрать город.
Но нож женщины-мастерицы,
Нож женщины, вырезающей узоры,
Насквозь пронзает мое святилище,
Закружилась у меня голова,
Как будто от пьянящих мухоморов,
И повалился я на землю.
Старуха к берегу бежит и кричит:
— Старик, иди-ка за мной!
Подходят они к моему телу,
Расстегивают четыре пуговицы
На одежде могучего зверя,
Расстегивают пять пуговиц
На одежде могучего зверя,
Кладут меня в люльку из древесных прутьев,
В люльку с обручами и перекладинами
И несут к берегу реки с берегами.
Сажают меня, как дорогого гостя,
На средину лодки со срединою.
Кричат три раза о лесном звере,
Кричат четыре раза о луговом звере[345].
Как раскроет старуха
Свой зубастый рот с семью зубами:
— Старик, когда мы прибудем
К многочисленным мужчинам поселка,
К многочисленным женщинам города,
Смотри не говори,
Что мной опущен[346] могучий зверь.
Подъезжает носатая лодка с носом
К пристани поселка с пристанью.
Выбегают на берег
Многочисленные мужчины поселка,
Многочисленные женщины города.
Один из мужчин кричит:
— Смотрите, друзья!
Это ведь старухой опущенный могучий лесной зверь!
Смутился мой священный ум:
— Что болтаешь ты, собачий сын!
Пал на меня стыд на всю деревню[347],
Пал на меня стыд на весь город.
Не могу смотреть своими звездами.
Сажают меня на дощатую полку из трех досок,
На дощатую полку из четырех досок.
Обильно угощают озерной пищей,
Обильно угощают обской пищей.
Восседаю я, как лесная женщина,
Почитаем я, как горная женщина.
Начинается праздник с веселой пляской ног,
Начинается праздник с веселой пляской рук,
Пляшут пять светлых ночей Торума,
Пляшут семь светлых ночей Корса.
Кай-яй-ю-их!
122. Медвежья песня о старухе Ропаске
Живет старуха Ропаска
В пятидворовом поселке с пятью дворами,
Обитает старуха Ропаска
В десятидворовом поселке с десятью дворами,
Без разрешения ее, могучей хозяйки поселка,
Ни одна женщина никуда не отправится,
Вот открывает она свой рот с десятью зубами:
— Многочисленные женщины поселка,
Многочисленные женщины города,
Как будто настала пора сбора ягод.
Сходить бы нам, дорогие женщины,
В веселую дорожку собирания ягод.
Все женщины поселка, все женщины города
Поднимают на спины большие чуманы,
В руки берут маленькие
И спускаются к лодочной пристани с лодками.
Старуха Ропаска как хозяйка идет впереди.
Садятся многочисленные женщины поселка,
Садятся многочисленные женщины города
В большую лодку семи сажен.
Садится также и старуха
На средину лодки со срединою.
Оттолкнулись женщины
От берега реки с берегами
И быстро поплыли по ее середине.
Плыли так, пока бабушка Ропаска не промолвила:
— Многочисленные женщины поселка,
Многочисленные женщины города,
Пало мне на старческий ум,
Что, когда была я девушкой,
Вот здесь было болото, богатое морошкой.
И как раз отсюда
Шла веселая дорожка собирания ягод.
Правьте там на корме лодки с кормой,
Подъезжайте носом носатой лодки к берегу.
Исполняется приказание хозяйки поселка,
И пристает носатая лодка с носом к берегу.
Поднимают женщины
Многочисленные чуманы с круглыми горлышками,
Поднимают девицы
Многочисленные чуманы с корневыми обручами
И идут по веселой дорожке собирания ягод.
Говорит старуха Ропаска:
— Любезные женщины поселка,
Если нападет на вас какой-либо зверь,
То полагайтесь на меня, как на крепкое дерево,
Которое никогда не сломится.
Находит много-много морошки,
Крупной, как наконечник стрелы.
Женщины с искусными руками
Дно посуды своей едва покрыли,
Женщины с ленивыми руками
И морошки до рта не донесли,
Как выскочил на них священный зверь
С диким ревом, готовый пожрать деревню,
С диким ревом, готовый пожрать город.
Визжат поселковые женщины от страха,
Бегут к лодке семи сажен
И отъезжают на ней
На средину реки со срединою.
Не убежала от зверя
Лишь одна старуха Ропаска.
Накидывает она на голову зверя
Большой берестяной чуман.
Тот теперь хоть и ударяет
Своими могучими лапами,
Так только по бересте,
Если и разрывает что
Своими острыми когтями,
Так только ее.
Тем временем Ропаска выхватила
Свой женский нож,
Изукрашенный изображениями животных,
И пронзила им святилище могучего зверя.
Закружилось в голове у него,
Затуманилось, как будто от пьянящих мухоморов,
И рухнул он всей тяжестью на землю.
Ропаска же осталась невредима,
И лишь чуть-чуть поцарапаны у ней щеки.
Осматривается вокруг себя:
Поселковых женщин, городских женщин не видно.
Спускается к лодочной пристани с лодками
И видит, что они уж далеко, на средине реки.
— Ах вы, собачьи дочери,
Ведь говорила же я вам:
"Не пугайтесь
И полагайтесь на меня,
Как на крепкое дерево,
Которое никогда не сломится".
Выходите сейчас же все на берег!
Подъезжает носатая лодка с носом к берегу.
Выскакивают поселковые женщины,
Городские женщины на берег:
Как будто кто бросает
Многочисленные свертки весенних шкур,
Как будто кто развертывает
Многочисленные свертки осенних шкур.
Старуха же Ропаска
Расстегивает четыре пуговицы лесного зверя,
Пять пуговиц лугового зверя,
Снимает с него священную малицу.
Кладет она его
В красивую колыбель со спинкой из корней,
Переносит на берег
И, как дорогого гостя,
Помещает на средину лодки со срединою.
Едут многочисленные женщины в поселок,
Едут с весельем девичьей песни!
Пятикратно выкрикивают слова могучего зверя.
Приплывают они к пристани поселка с пристанью.
Выскакивают к ним навстречу
Многочисленные мужчины поселка,
Многочисленные мужчины города:
Как будто катятся свертки осенних шкур,
Как будто катятся свертки весенних шкур.
Весело играют в водяную игру