И верно, вскоре умер. Похоронили его, связку юколы и четверть туеска рыбьего жира с ним положили. Зима наступила. Менкв пришел. Пришел, бабке говорит:
— Ну, бабушка, Эква-пырись мне еды приготовил?
— Э, внучек, какая там еда! Летом промышлять ходил, ничего не добыл, да и сам помер. Еду готовя, и помер. Что и было еды, то вместе с ним положили.
— Ну, коли еды нет, я брата его съем, — сказал и брата Эквы-пырися проглотил.
Проглотил и ушел.
После ухода менква Эква-пырись из похоронного места[367] вылез, домой идет. В одной руке туесок с рыбьим жиром несет, под мышкой связку юколы держит. Пришел домой, нарту делать начал. На другой день нарта готова была. Две правежные палки вырезал, на нарту сел и поехал. Палками только подправляет, нарта сама бежит.
День едет, другой едет, по земле предков, по земле богатырей несется. На третий день нарта обо что-то ударилась. Эква-пырись смотрит: два столба стоят. Кверху глянул: менкв стоит, о его ноги нарта стукнулась. Менкв Эква-пырися увидел, говорит ему:
— Бабка твоя сказала, что умер ты. А ты ездишь?!
— Ну так что ж, — Эква-пырись отвечает, — хоть и умер? Человек разве совсем умирает? Все равно опять оживает. Вот я и ожил. А ты лучше скажи, братца моего зачем сожрал? Я тебя теперь убью.
— Не убивай меня, — менкв просит, — отпусти. Черного зверя, красного зверя сколько спросишь, отдам тебе.
— Человечья голова дорого стоит[368].
— Ну, сколько стоит, столько и дам. Отпусти только, сделай милость.
— Ладно, отпущу! Теперь за выкупом к тебе поедем.
Пошли к менкву. Эква-пырись полную нарту черным и красным зверем нагрузил. Домой потащил. Домой пришел, деревянных колышков натесал, по стенам наколотил, всю пушнину на колышки поразвешивал, пустого местечка на стенах не осталось. Потом в амбар сходил, мяса принес, в котел положил и варить повесил. Мясо сварилось. Эква-пырись собаку до отвала накормил, на спину ей пайву привязал. В пайву двух соболей и горностаев положил, еды всякой тоже положил. Собаку в лес отвел, там к траве привязал, сам домой вернулся.
Тем временем два сына Усынг-отыра к Эква-пырисю в гости пришли. Пришли, постояли немного перед входом[369], а затем в дом вошли. В передний угол — на место для гостей — сели. Эква-пырись всяческой сладкой и хмельной еды принес, гостей кормить стал. Гости едят, пьют, меж собою разговаривают.
— Смотри-ка, — один другому говорит, — вот промышляет! Сколько зверя понавешано!
— Эква-пырись, какой ты охотник! Сколько зверя добыл!
— Я-то что, это у меня дружок есть, все он напромышлял. Сегодня из лесу прийти должен, а вот все нет что-то.
В это время в сенях зашумело. Эква-пырись поднялся, дверь открыл, собака с пайвой на спине вбежала.
— Вот он, охотничек мой, вернулся, — сказал Эква-пырись. Развязал пайву, соболей и горностая вынул:
— Мало принес. Раньше больше нашивал.
Усынг-отыра сыновья меж собою говорят:
— Послушай, смотри-ка, собака промышляет. Вот нам бы ее. Давай спросим, может, продаст? Сколько за нее захочет?
— Эква-пырись, продай собаку!
— Нет, не продам. Как без нее останусь?
Сколько ни просили — не соглашается. Эква-пырися бабка тоже просить за них стала:
— Ну, внучек, собака тебе к рукам прилипла, что ли? Продай уж. Видишь, люди как милости просят!
— Хорошо, отдам. Бабка за вас просит, ради пес отдам.
— Сколько за собаку хочешь?
— Трех лучших хапторок давайте.
Сыновья Усынг-отыра хапторок отдали, собаку взяли, домой пошли. Домой придя, пайву взяли, разной еды туда наложили, на спину собаке привязали. Собаку к лесу отвели.
— Пр-р... пошла, соболиный лес там!
Собака, оглядываясь, в лес побежала, а братья домой пошли. Только в дом зашли, слышат: на улице собаки грызутся. Выбежали, смотрят: со всего поселка собаки собрались, пайву в клочья рвут. Еду всю пожрали.
Другую пайву взяли, всяческой едой наполнили, собаке на спину привязали. Собаку подальше в лес отвели.
— Пр-р... пошла, Эква-пырися собачка, соболиный лес вон там!
Собака, оглядываясь, в лес побежала, а братья домой вернулись. Только в дом вошли, слышат: собаки грызутся. Выбежали, смотрят: собаки все запасы поели и пайву в клочья разорвали.
— Эква-пырись нас обманул! — сыновья Усынг-отыра кричат. — Пойдем убьем его!
— Не ходите, — отец их говорит. — Эква-пырись хитрец и колдун. Вы его убить не сможете.
— Нет, пойдем убьем его!
Эква-пырись уже знает, что его убить задумали. Из чамьи жирного мяса принес, в котел положил, варить повесил. Два полена отрубил, перед домом положил. Мясо сварилось, котел ключом кипит. Взял его Эква-пырись, из дома вынес, на поленья поставил. Котел и без огня все кипит.
Сыновья Усынг-отыра пришли, за деревьями разговор их слышен:
— Здесь убьем или в дом зайдем?
Когда к двери подошли, видят: котел кипит. В дом вошли. Эква-пырись бабке своей говорит:
— Бабушка, поди-ка посмотри, котел, наверное, поспел. Гости пришли.
Бабка сходила, котел принесла, мясо в чашку положила. Эква-пырись с гостями есть сел.
Братья между собой потихоньку говорят:
— Послушай, вот котел-то! Сам собой, без огня варит! Нам бы такой котел! Давай спросим, может, он продаст!
— Эква-пырись, продай котел!
— Нет, не продам. Бабка стара, дрова ей рубить тяжело. Котел продам, как она будет?
— Ну, продай же!
Бабка Эква-пырисю тоже говорить стала:
— Продай им котел, внучек. Что он тебе, к рукам прилип, что ли?
Эква-пырись согласился:
— Ну ладно, продам. Трех лучших хапторок если дадите, отдам котел.
— Отдадим, только продай.
Хапторок привезли, котел домой забрали. Домой пришли, в котел жирного мяса навалили, воды налили, на два полена у дверей поставили. Сами в дом ушли. Только вошли, слышат: собаки грызутся. Выскочили, видят: со всего поселка собаки собрались, мясо из котла все повытаскивали и съели.
Разозлились братья, кричат:
— Эква-пырись нас опять обманул! Пойдем убьем его!
Отец им говорит:
— Не ходите, Эква-пырись такой хитрец, вам с ним все равно не сладить. Он колдун, вы его убить не сможете.
— Нет, мы пойдем убьем его!
Эква-пырись знает, что его убить собираются. Хапторку убил, горло ее взял, кровью наполнил, бабке на шею привязал. Сыновья Усынг-отыра пришли, ругаться стали:
— Ты что нас обманываешь? Собаку продал — собака не промышляет, котел продал — котел не варит.
— Э, — Эква-пырись говорит, — сами вы плохи. Собачка у меня кабы осталась, сколько, поди, еще добыла бы! Это все бабка моя! Она продать уговорила, из-за нее и продал.
Эква-пырись вскочил, схватил чукрей, оленье горло на бабкиной шее пополам перерезал. Бабка навзничь упала, кровью облилась.
Братья испугались.
— Смотри-ка, — говорят, — бабку убил! Эква-пырись чукрей в бревно перед чувалом воткнул:
— Живого железа чукрейчик мои! Кого убил, оживи!
И ожила бабка. Поднялась, села, кровью плюнула.
— Послушай, — один брат другому говорит, — смотри-ка, какой ножичек! Вот бы нам такой в руки попал. Жены наши очень сварливы, а этим ножом мы их припугнули бы. Давай спросим, может, продаст?
— Эква-пырись, чукрей продай нам!
— Нет, не продам! Мы с бабкой только этим чукреем и держимся. Бабка стара, слаба стала, кровь пущу, ей легче делается.
— Продай, внучек, — бабка говорит. — Видишь, люди как милости просят!
За хорошую цену Эква-пырись нож отдал. Братья нож взяли, домой пошли.
Домой пришли, жены бранятся, смеются над ними:
— Куда вам с Эква-пырисем тягаться! Где уж вам его хитрость постичь!
Братья рассердились, ножом Эква-пырися обеих жен убили. Те упали, кровью облились. Братья нож в бревно втыкают, наговаривают:
— Живого железа чукрейчик! Кого убили — оживи.
Сколько ни наговаривали, все напрасно было. Не ожили жены.
Жен в лес отнесли, там оставили.
— Эква-пырись опять нас обманул. Пойдем убьем его!
Пришли к Эква-пырисю. Бабка одна сидит. Эква-пырися дома нет. В юрте один угол платком завешан.
— Бабушка, — братья спрашивают, — там кто у тебя?
— Внучка моя там.
— А Эква-пырись где?
— Где ему быть? Лесовать ушел.
По дороге у одного из братьев нярок распоролся, у другого рукавица разорвалась.
— Бабушка, — говорят, — внучка твоя нам это вот не зашьет ли?
— Давайте сюда, сделает.
Нярок и рукавицу взяла, в полог бросила. Совсем мало времени прошло — нярок и рукавица обратно летят.
Смотрят братья: то ли иглой зашито, то ли клеем склеено. Шва не видно, и от иглы следа нет!
Братья оделись, с бабкой попрощались и ушли. Немного отошли, остановились:
— Послушай, у нас теперь жен нет. Вот бы нам эту девушку посватать!
Вернулись, бабке говорят:
— Бабушка, девушку за нас отдай.
— Внучка дома нет, без него не отдам. Он придет, ругаться будет.
Долго просили, наконец бабка согласилась. Сыновья Усынг-отыра домой сходили, калым принесли, девушку взяли.
— Домой придете, — бабка говорит, — девочка, пока не привыкнет, пусть дня два-три одна поживет.
Братья так и сделали. Жену домой привели, в отдельной юрточке поселили. На другой день дочери Усынг-отыра к ней пришли, купаться ее зовут. Отправились. К реке спустились, дочери Усынг-отыра живо разделись, в воду попрыгали, а вновь привезенная женщина на берегу сидит, в воду не идет.
— Ты что же не купаешься? — спрашивают ее.
— Вы все разом нырните, тогда и я в воду залезу.
Девушки нырнули, она рубашку сняла и в воду бросилась.
Нырнула, маленькой щучкой обернулась и поплыла. Щучка к другому берегу отплыла, на берег выбралась и Эква-пырисем обернулась. Вскочил он, в лес бросился и домой побежал.
Девушки из воды вынырнули, смотрят: женщины нет, одна рубашка на берегу лежит. Искать начали. Искали, искали — нет нигде. Не иначе как утонула. Оделись, с плачем домой бегут.