Похвалил те ковры Сурья Солнце-царь: первый-де постелю у края небес, а второй брошу речкою быстрою, пусть течёт она по Руси и по ней кораблики бегают…
А затем Лягушкин ковёр разостлал и князь Велияр. Засияло в нём Солнце Красное, засверкали и звёзды частые, птицы певчие песнь запели. Потекли по ковру реки быстрые, в небесах облака заклубились.
А за облаками явился Ирийский сад. Так весь мир ожил – и земной, и небесный, со всею красой поднебесной!
И воскликнул тогда Сурья-бог в восхищенье:
– Да такой чудесный ковёр видел я лишь у Родушки Прародителя! Расстелите его в моей горнице! Пусть отныне он нас во все праздники радует! Ай да мастерица – невеста твоя! Затмила рукоделие соперниц!
Много ли мало времени минуло, вновь созвал сыновей Сурья светозарый:
– Сыновья вы мои разлюбезные! Я хочу испытать ваших жён опять. Пусть они возьмут муки белой и всё что им будет надобно, и к утру испекут мне по караваю к празднику – Великому дню! Каковы они будут хозяюшки?
И опять воротился Велияр невесел, ниже плеч буйну голову свесил. Но Царевна-лягушка супруга утешила:
– Не печалься и не кручинься, милый мой супруг… Ты ложись-ка спать-почивать! Утро вечера мудренее!
И лишь только сомкнул веки Велияр, как она вновь кожу лягушечью сбросила, обернувшись премудрою вилой.
И принялась она тут же тесто месить, да и печь топить, каравай выпекать, чтоб на стол подавать. И опять с волшебством-заговором, с колдовским приговором.
И так хитро́ она его изукрасила – любо-дорого посмотреть, а попробовать не стерпеть! Кра́сна горочка в серединочке, а на горочке расцветает сад, и стоит во саду терем Солнца Красного, распевают в саду птицы певчие…
Не зарделся ещё рассвет, как она испекла чудный каравай.
Вот явились к родителю братья, принесли они караваи.
Как увидел Сурья каравай Зари, так сказал: «Хорош караваюшка… Только подгорел он на Солнце чуток, и не лезет в горло кусок».
А увидел он Дарьи каравай, так сказал: «И этот хорош, только чуть пирожок сыроват, да от соли морской горьковат…»
Как увидел Сурья каравай Вельмины – изумился он и разохался. И попробовал раз, а потом другой… И весь съел, не оставив крошки:
– Вот уж хлеб так хлеб! Караваюшка! Да таким только в праздники потчевать! Во Великий Сварогов день!
Много ли мало времени минуло, вновь созвал сыновей Сурья-царь:
– Приходите-ка, сыночки, все с жёнами на великий праздничный пир. Будем пить и есть, веселиться, после пира устроим пляски. Я узнал, каковы ваши жёны в работе, а теперь я желаю видеть, каковы они во веселье…
Как пришёл домой Велес Суревич – так повесил он буйную голову.
– Что же ты снова в печали? – вновь его Лягушка спросила. – Аль опять случилося что неладное? Слово слышал ты неприветливое?
И ответил супруге своей Велияр:
– Как мне, милая, не кручиниться? Мне мой батюшка наказал, чтобы я тебя пригласил на пир. Как же я гостям покажу тебя?
– Не тужи, не печалься, мой милый друг… А иди-ка лучше на пир. За тобою следом и я приду. Как услышишь гром – не пугайся. Так скажи: «То жёнушка едет! Лягушоночка в коробчонке!»
Вот пришёл бог Велес на пир один. Стали гости над ним потешаться:
– Что же ты пришёл без Лягушки? Хоть бы во платочке её принёс… Где ж такую красавицу выискал? Чай, болота все исходил?
Сели гости все за столы. Стали есть и пить, веселиться.
Вдруг раздался грохот, и стук, и гром. И все гости со страху вскочили с мест. И сказал им так Велияр:
– Вы не бойтеся – жёнушка едет! Лягушоночка в коробчонке!
Гости от тех слов рассмеялися. Только тут во двор Красна Солнца колесница златая выкатилась. И в неё были впряжены кони – шесть буланых и златогривых. И сошла с колесни́цы деви́ца. Да такая красавица дивная, что ни вздумать, ни сказать, ни пером описать. Под затылком её Ясный Месяц, по косицам её звёзды частые. И ступала она как лебёдушка, голосок её ручейком журчал..
Подала она рученьку Велияру и входила в палаты царские. За столы садилась дубовые да за скатерти самобраные.
Стали гости есть-пить, веселиться. А Вельминушка выпьет сурьи, а последочки во рукав польёт. А закусит лебедем – косточки во другой рукав побросает.
Как попили гости, поели – стали от стола подыматься и пустилися в плясовую. И пошла плясать млада вилушка. Как махнёт рукой – станет озеро, а другой – летят белы лебеди. Все дивуются и любуются…
– Как ты нас, Вельмина, порадовала!
Стала вила петь – все заслушались. Закурлыкали белы лебеди, и запел в лесу соловей…
А бог Велес тут встал полегонечку, с пира он ушёл потихонечку. Побежал скорее в свой терем. Там увидел кожу лягушечью. Как схватил её – сразу бросил в печь.
– Разгорайся, Огонь палящий! Ты сожги, как Змей Огненный, кожу вилы! И с неё заклятье сними!
Воротилась Вельминушка с пира. И увидела – кожи лягушечьей нет.
Опечалилась она и заплакала:
– Ай же ты, милый муж Велиярушка! Потерпел бы ты только день один – я б навеки стала твоею! А теперь мы должны расстаться – не разрушить заклятия Змея!
Закружился тут Огненный вихорь… Задрожали горы высокие, все дубравушки приклонились. То явился на зов Велияра сам Змей Огненный, князь подземный, вместе с ним и Леля Свароговна:
– Ай же ты, неразумный Велес! Ты зачем сжёг кожу Лягушки? Коль не ты надел – не тебе снимать! И за кожу Премудрой Вилы – ты заплатишь своею кожей! Стань же, Велес, теперь Чудо-Юдом!
И сказала так Леля-вила:
– Пусть заклятие будет крепко! Сокрушить великие чары лишь девица красная сможет, что полюбит тебя всем сердцем даже в сём ужасном обличье!
А Змей Огненный подхватил Вельмину – и тотчас взвился дымом под небеса и умчался в Тёмное Царство.
И остался Велиярушка Суревич в том лесу ужасным чудовищем. Стала кожа его – что елова кора, ну а волосы – что ковыль-трава. Стали ноги, как грабли, а ручушки – вилы, нос его обратился в совиный клюв, ногти стали как когти, а зубы – кинжалы, а глаза – колодцы бездонные…
Змей Огненный с Лелею, залетев в царство Нави, увели Вельмину во замок Вия. И её там в темнице оставили. Пусть исполнится, что предначертано!
Брал её Вий Седунич за ручушки белые да за перстни её золочёные. И хотел Вельминушку целовать.
Но сказала ему так Вельмина:
– А у нас замужние женщины до трёх лет ещё не целуются. Не целуются, не милуются…
И ответил Вий, Тёмный князь:
– Будь по-твоему, млада вилушка! Впереди у нас вечность целая! Подождать обещанного три года – вовсе не срок и не времечко.
И ушёл он гулять в Навьем царстве. Стал стрелять из лука железного во летучих мышей, в чёрных галок. Стал гонять жаб, змей, скорпионов и охотиться на пещерных крыс.
И ещё своим слугам наказывал:
– Коль Вельминушка закручинится – дайте ей подружек-служаночек, волкодлакушек и вампирш. Пусть они её развлекают.
Как уехал Вий на охоту – подошла Вельмина к окошечку. Села вилушка и заплакала. Мимо шла мать Вия – Седунюшка. И спросила она у вилы:
– Что ж ты плачешь и уливаешься?
И ответила так млада вила:
– А сегодня во светлом Ирии отмечают наш праздник – Седыев день! Праздник Родушки-Прародителя… Все гуляют, поют-веселятся… Я же здесь сижу у окошка в тоске, слёзы горькие проливаю!
– И у нас, – отвечала Седуня ей, – ныне чествуют все Седыя. Он и мой Родитель, а Вию – Дед. Есть и вам что славить, а нам проклинать!
И позвала Седунюшка к пленнице нянек, и дала́ напиточков разных. И с козлом любимым Седуневым отпустила её погулять, ноженьки её поразмять.
Выходила гулять пленница Вельмина. Тут же нянек допьяна напоила. Только нянюшки те напились – сразу же в кусты повалились. И козла Седуни зарезала – в жертву Роду в Седыев день.
И коня она отыскала, и из плена прочь поскакала.
То не белая лебедь по небу летит – то Вельминушка-вила от Вия бежит. Жемчуг скатный мечется по её груди, на руке её перстенёк горит.
И под нею конь растягается, хвост и грива коня расстилаются.
Тут ей путь преградила Смородина-речка. Видит там она у брега – русалочку. То была Дарьюшка-вила, что супруга Даниярушки Сурича.
И взмолилася вила русалке речной:
– Ой ты, сношенька родная, Дарьюшка-русалочка! Есть ли на реке броды мелкие? Иль мосточечки хоть калиновые? Может, где-то есть перевозчики?
Ничего русалочка ей не ответила, даже брода в реченьке не указала. Лишь хвостом над волной вильнула, прочь во тёмные водушки унырнула…
Тут подплыла колодушка белодубова, а в колодушке перевозчик – там волшебник был Китаврул. Он подослан был богом Хорсом и супругой его Зареницею.
И взмолилась ему Вельмина:
– Ой ты гой еси, Китаврулушка! Ты меня доставь на ту сторону! К отцу-матери, роду-племени! Я за то тебе заплачу! Дам тебе коня, кунью шубочку, скатный жемчуг и перстенёк с дорогим самоцветным камнем!
Китаврул же с Вельминою не торговался:
– Не хочу я ни злата, ни жемчуга, и ни шубочки, ни коня! А хочу, чтобы ты, млада вила, замуж вышла бы за меня!
Но на речи те Китаврулушки млада вилушка отвечала:
– За меня сам Велес просватался! Как же заповедь мне нарушить? Как же совесть свою не слушать? Про иное уж умолчу… Как же я пойду за тебя? Даже в шуточку не хочу!
Что за топот и крики слышатся? Вой звериный, вороний грай… То бежит погонюшка Вия! Не уйти от нас! Догоняй!
И тогда на Камешек Марабель подымалась Вельминушка-вила, и о камешек чёрный грянулась. Дабы с волею не расстаться и немилому не достаться…
Там, где вилушка упадала, – там святая горушка встала. Где упали вилины руки – вырастали вязы и буки. Там, где ноженьки вилы пали, – ёлки-сосенки вырастали. А где русая пала коса – подымалися там леса. Кровь где вилушка проливала – речка быстрая побежала…
Так остался вновь Ве́лес Суревич без супруги своей дорогой, сам обёрнутый Чудом-Юдом – одинокий во чаще лесной…
И теперь, славя Ве́леса Сурича, поминаем мы и Вельмину, что была Царевной-лягушкою, а потом обернулась горою, также чащею и рекою…