ржинский? 31 августа Свердлов прерывает следствие; 1 и 2 сентября он обдумывает, как побыстрее избавиться от Каплан. Опасаясь, что дело Каплан с приездом Дзержинского может выскользнуть из-под его контроля, он торопится отобрать его у чекистов. Верный Мальков перевозит ее из Лубянки в Кремль. Исполнение приговора Свердлов не доверяет чекистам, а поручил Малькову лично расстрелять террористку на территории Кремля, где никто не сможет помешать экзекуции. Быть может, именно это обстоятельство породило впоследствии легенду, будто Мальков расстрелял в Кремле подставное лицо, а Каплан провела остаток своей жизни в заключении.
По внешности государственный переворот, затеянный Свердловым и Троцким, удался. 2 сентября 1918 года ВЦИК передал всю полноту власти в стране срочно примчавшемуся из Казани Троцкому, назначив его председателем вновь созданного Реввоенсовета республики. 5 сентября Совнарком принял свое знаменитое кровавое «Постановление о красном терроре», обрекшее на смерть сотни тысяч невинных людей. И к концу 1918 года на всех границах России и внутри нее уже полыхала гражданская война. А организатор переворота Свердлов, председательствуя в Совнаркоме вместо Ленина и сохранив за собой руководящие посты во ВЦИК и ЦК РКП (б), как будто сосредоточил в своих руках всю полноту власти.
Но что-то сработало не так, как планировалось. По редчайшему стечению обстоятельств нанесенные Каплан раны не оказались смертельными. Они даже не вывели Ленина надолго из строя, и он, похоже, прекрасно понял, что его сподвижники едва не осуществили против него заговор. Во всяком случае, уже 8 октября в состав Реввоенсовета, в котором Троцкий собрал было своих приверженцев, было введено семь новых членов — противников Троцкого, включая И. В. Сталина. В марте 1919 года от загадочной простуды, якобы подхваченной в железнодорожных мастерских Орла, умер сам Свердлов, а через полгода от бомбы террориста, брошенной в окно здания МК партии, в числе других погибает свердловский приятель и протеже В. Загорский.
«Диктатор» Троцкий пережил почти всех участников драмы — и Ленина, и Свердлова, и Кингисеппа, и Гоца, и Юровского, и всех членов «своего» Реввоенсовета. А после и на его голову обрушился ледоруб террориста.
Какое-то безумие тлело в нем…
Официально считается, что, хотя кратковременные головокружения и даже отключения сознания случались с В. И. Лениным и раньше, его таинственная болезнь впервые проявилась явственно в Горках 25 мая 1922 года.
В этот день после ужина он почувствовал изжогу, а перед сном слабость в правой руке: утром разразилась сильнейшая головная боль, была рвота. Он с трудом объяснялся с окружающими: не мог читать; пробовал писать, но сумел вывести только букву «м»; ослабела правая рука и нога. Через час неприятные ощущения прошли, и врачи приписали их гастриту. Но вечером 27 мая последовал повторный, более сильный удар, и профессор Кремер впервые заподозрил у Ленина мозговое заболевание, характер которого, однако, представлялся врачам весьма загадочным.
В отличие от обычного атеросклероза, при котором идет непрерывное прогрессирующее нарастание раз возникших болезненных процессов, у Владимира Ильича после довольно частых ударов наступали улучшения состояния с восстановлением профессионального интеллекта. Это обстоятельство заставило врачей предположить, что болезнь Ленина есть следствие сифилитического изменения сосудов мозга. Они решили, что если это сифилис, то есть надежда на выздоровление! И хотя исследование глазного дна этой догадки не подтвердило, Ленина на всякий случай стали лечить инъекциями мышьяка.
Сам Владимир Ильич довольно мрачно оценивал свое состояние. Говорят, 30 мая 1922 года он даже пригласил к себе Сталина и просил его принести цианистый калий, чтобы в случае чего покончить с собой. Но потом он от этой мысли отказался.
Хотя в течение всего лета 1922 года «кондрашка», как говорил сам Владимир Ильич, хватал его время от времени, в целом его состояние постепенно улучшалось, и врачи разрешили ему приступить к работе с 1 октября. Он с радостью окунулся в работу: председательствовал в Совнаркоме, заседал на пленуме ЦК, в Политбюро и Совете труда и обороны и даже выступил на сессии ВЦИК и на IV конгрессе Коминтерна. Но прежней работоспособности у него, по собственному признанию, увы, уже нет.
13 декабря в Горках его настигает новый сильнейший удар, 15 и 16 декабря его состояние резко ухудшается, и консилиум врачей убеждает Ленина временно совершенно отказаться от работы. 18 декабря Политбюро возлагает на Сталина ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина. И вдруг Сталин узнает, что, несмотря на запрет, Владимир Ильич продолжает вмешиваться в политическую жизнь и что Крупская 21 декабря передала какое-то ленинское письмо Троцкому. 22 декабря взбешенный Иосиф Виссарионович сказал Надежде Константиновне по телефону что-то такое, от чего она, по словам сестры Ленина Марии Ильиничны, «была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр.». А в ночь на 23 декабря Ленина разбил паралич правой части тела.
По всей видимости, этот инцидент побудил Сталина собрать лечивших Ленина врачей и 24 декабря 1922 года в присутствии Каменева и Бухарина провести совещание, на котором было принято решение: «Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5—10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений».
Судя по тексту этого решения, в болезни Ленина политические проблемы играли не меньшую роль, чем медицинские. Действительно, в то самое время, когда соратники разрабатывали процедуру его политической изоляции, сам Владимир Ильич «диктовал» один за другим важнейшие политические документы, в том числе и пресловутое «завещание», в котором он предлагал XII съезду обдумать, как бы половчее сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Конец этим таинственным диктовкам положил удар 10 марта 1923 года, после которого Ленин стал настоящим инвалидом: произносил не более десятка слов («вот-вот», «иди», «вези», «веди», «аля-ля» и почему-то «гут морген»), утратил способность писать, мог передвигаться только в инвалидной коляске.
21 января 1924 года Ленина настиг последний удар. У него заклокотало в груди, взгляд стал бессознательным. Временами он глухо стонал, судороги пробегали по телу. Врачи впрыскивали ему камфару, делали искусственное дыхание. Но все было напрасно. Он умер в 18.50…
Как и все, я верил официальной версии вплоть до того момента, пока не натолкнулся в архиве на никогда прежде не публиковавшийся документ. Это было письмо Ленина Дзержинскому. В своей переписке с соратниками Ленин часто использовал гриф «Совершенно секретно». Не преминул он прибегнуть к нему и на этот раз. Под грифом «Совершенно секретно» он писал:
«Дорогой Феликс!!!
Все, что со мной произошло, как мне кажется, дело рук Сталина и тех, кто с ним. Это ужасно. Меня фактически изолировали от партии и общества. Вчера охрана была удвоена. Сейчас их насчитываю что-то около ста человек. Мне даже тропинки отвели, по которым я должен, видите ли, прогуливаться. По другим дорожкам просто не положено!!! Как Вам это нравится. Это разве нормальное отношение, когда какой-то жлоб из В.Ч.К., или уж не знаю кто, заявляет, что имеет специальные инструкции: не разговаривать со мной, не принимать от меня никакой почты, не рассказывать мне ничего и т. п. Это что? Как прикажете это понимать? Я неоднократно за последнее время требовал встречи с Вами, тов. Калининым, Влад. Бонч-Бруевичем, Каменевым, не говоря уже о тех, кого мне просто хотелось бы увидеть.
Вот уже три месяца ко мне никого не пускают. Полная изоляция. Отключили телефон. Барышня со станции говорит, что с Москвой нет связи. Какая херня, прости Господи. Я стал намного лучше себя чувствовать. Мне кажется, что меня отравят или убьют. Убьет охрана. Отравят врачи. Что же мне делать? Бежать? Невозможно. Смотрят за каждым шагом. Говорят, что все из благих соображений. Я не верю. Я понимаю, что все скоро кончится. Кто бы знал, не поверил бы. Врачи смотрят на меня и разговаривают со мной, как с умалишенным, как с ребеночком, глупеньким маленьким ребеночком. Это заговор. Это приведет к диктатуре одной группы в партии над всеми, и кончится все большой кровью.
Я не понимаю, имею ли я сейчас в правительстве вес, что с моим кабинетом в Кремле? Почему я лишен связи? Я ничего не понимаю. Я первое лицо в государстве, меня никто не отстранял от исполнения обязанностей. Моя болезнь просто превратилась в изоляцию. Меня вылечили и изолировали. По-другому это никак не назовешь. Если можно предпринять какие-либо меры??? К примеру, перевести меня в Первую градскую, в Москву. Я не могу больше жить в лесу. Я медленно схожу с ума. Я предчувствую, что со мной хотят что-то сотворить. Мне никто не верит, все действуют по одной инструкции. Тех, кто со мной находит общий язык, убирают, и более я не вижу этих прекрасных людей. Куда они делись, к примеру: Шишкин, Лазарев, Апаев. Где они? Живы, или их убрали? (Здесь Ленин делает вставку: «Необходимо провести проверку, выяснить, где на самом деле эти люди. Если их убрали, то это будет основанием того, чтобы привлечь к ответственности Сталина и других». — Г. Н.)
Мне необходимо созвать Политбюро. Я уже обращался с открытым письмом к товарищам, но Сталин ухмылялся. Он обозвал Наденьку дегенераткой и проституткой!! (Последние два слова Ленин подчеркнул. — Г. Н.) Как Вам это нравится! И главное, после требования извинений отношения между нами стали просто невыносимыми. Я превратился в его личного врага. А ведь у него кавказский темперамент.
Феликс, Наденька говорит, что до нее дошли сведения, что Сталин произнес фразу, будто бы педерастам в Кремле пришел конец. Конечно же, это было произнесено более грубо и ругательно, но, как я сделал выводы, это имеет отношение прямо ко мне и моим товарищам. (Этот абзац Сталин, просматривая письмо, подчеркнул красным карандашом и написал: «Ильич совсем тронулся». —