Ну а про Олендорфа Манштейн прекрасно знал. Знал — и брезговал. Брезговал — но отдавал приказы. Как показал Олендорф на Нюрнбергском процессе:
«В Николаеве был получен приказ 11-й армии, касавшийся того, что ликвидация должна проводиться только на расстоянии не менее 200 километров от штаб-квартиры главнокомандующего»[240].
Брезговал — но поторапливал с работой.
«В Симферополе со стороны армии было дано распоряжение соответствующим оперативным командам, касающееся ускорения ликвидации, причем обосновывалось это тем, что в этой области свирепствовал голод и не хватало жилищ».
Правда, армейские подразделения в экзекуциях, как правило, не участвовали — для грязной работы хватало коллаборационистов либо энтузиастов из тыловых частей. Но «как в Николаеве, так и в Симферополе от времени до времени присутствовал представитель от командования армии, присутствовал как зритель».
А далее в протоколе допроса Олендорфа Нюрнбергским трибуналом идет самое интересное.
«Полковник Эймен: Что потом происходило с золотом и серебром, которое снималось с жертв?
Олендорф: Как я уже говорил, это передавалось в Берлин, в министерство финансов.
Полковник Эймен: Откуда вы это знаете?
Олендорф: Я помню, что в Симферополе это делалось таким образом.
Полковник Эймен: Что происходило с часами, которые снимались с жертв?
Олендорф: Часы по требованию армии поступали в распоряжение фронта».
«Я — джентльмен!»
Общением с айнзатцкомандами джентльмены брезговали, а вот снятыми с расстрелянных евреев часами — нет. Сотрудникам СД руки не подавали — однако услугами их при необходимости пользовались и даже просили «ускорить ликвидацию», дабы освободить для себя жилье. Эта деталь смотрится весьма символично: таким вот образом нацистская империя с ее стремлением к расширению «жизненного пространства» как в капле воды отразилась в своей армии и в своих полководцах. А что до их показного чистоплюйства — так ведь и великий фюрер германской нации тоже был вегетарианцем…
Впрочем, в Крыму отличились не только айнзатцкоманды. В ноябре и декабре 1941 г. в Евпатории, по немецким данным, было убито 650 евреев, 150 крымчаков, а также около 120 «просто» заложников из числа местного населения. А после неудачной высадки советского десанта 7 января 1942 г. за помощь десантникам в городе было расстреляно, по немецким отчетным данным, 1306 человек[241]. Это уже были не евреи, и расстреливали их не айнзатцкоманды, а армейские части — из тех, что оказались под рукой у командования армией и были брошены на отражение десанта.
Падение Севастополя стало звездным часом Эриха фон Манштейна, урожденного фон Левински, — и вот чем ознаменовался этот час.
И. В. Антонюк, краснофлотец из 8-й бригады морской пехоты:
«…нас построили и погнали по четыре в ряд. Все рваные, грязные. Немцы стреляют, бьют прикладами, стреляют то вверх, то в кого-либо, то по колонне.
Когда вывели на Ялтинскую дорогу, то, не доходя до Сапун-горы, навстречу шла колонна танков. Они не свернули, а нас фрицы тоже не повернули вправо. Тех, кто пытался выбежать из колонны, немцы расстреливали из автоматов.
Так с головы и до хвоста колонны одну шеренгу танки и задавили гусеницами. Нас не останавливали. Танки тоже все время шли. Многие бросились бежать, но были расстреляны»[242].
Л. А. Тарасенко, жительница города Севастополя (в 1942 г. ей было 14 лет):
«Озверевшие долгим сопротивлением немцы выхватывали из колонны моряков и стреляли их в упор. Наши бойцы то в одном, то в другом месте дрались с немцами-конвоирами. Когда мы вышли на шоссе, я была потрясена, увидев, как огромные машины наезжали на пленных, и когда проехали, то люди были расплющены, как лягушки на асфальте».
А. П. Мараренко (Лукашевская), военфельдшер 3-го батальона 287-го стрелкового полка 25-й Чапаевской дивизии:
«Гнала вместе с нашими ранеными по дороге на Инкерман босиком. Били и расстреливали обессиленных. Тяжелораненых мы волокли на себе. В Инкермане за колючей проволокой речка Черная. Кто кинулся попить, умыться, там и остался. Всех забросали гранатами».
А. П. Утин, краснофлотец:
«Немцы в черной форме с засученными рукавами, верзилы с пьяными мордами из колонны выхватывали пленных и в 5–6 шагах стреляли в затылок им. Пока дошли до Бахчисарая, и половины не осталось от колонны».
H. A. Янченко, краснофлотец-радист из учебного отряда Черноморского флота:
«4 июля попал в плен… По дороге нас конвоировали предатели из татар. Они били дубинками медперсонал. После тюрьмы в Севастополе нас конвоировали через Бельбекскую долину, которая была заминирована. Там очень много погибло наших красноармейцев и краснофлотцев. В Бахчисарайском лагере набили нас, яблоку некуда упасть. Через три дня погнали в Симферополь. Сопровождали нас не только немцы, но и предатели из крымских татар. Видел один раз, как татарин отрубил голову краснофлотцу».
Лейтенант И. П. Михайлик, командир истребительного батальона из 20-й авиабазы ВВС ЧФ:
«…нам объявили, что раненым, которые могут идти, разрешается идти в общей колонне, но если кто отстанет, то будет расстрелян. Так оно и было на всем пути до Бельбека…
На Бельбеке немец-переводчик объявил, чтобы комиссары и политруки вышли в указанное место. Затем вызвали командиров. А в это время предатели из крымских татар ходили между пленными и выискивали названных людей. Если кого находили, то сразу уводили и еще человек 15–20, рядом лежавших».
Как там уверял нас отставной генерал-фельдмаршал? «Мое мнение разделялось почти во всех соединениях сухо путных сил. И в 11-й армии приказ о комиссарах не выполнялся».
А у поворота от Казачьей бухты на 35-ю батарею ныне поставлен памятник. С надписью на двух языках — русским и немцам, погибшим здесь в 1942-м и в 1944-м.
Тем, кто был здесь расстрелян, и тем, кто расстреливал…
На Гамбургском процессе, начавшемся 24 августа 1949 г., бывший генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн был обвинен в военных преступлениях по 17 пунктам. Поскольку большинство военной карьеры Манштейна прошло на Востоке, у обвинения не оказалось достаточно материала о деятельности Вермахта на территории. Почему не были привлечены консультанты из Советского Союза — в общем, понятно, но странно, что при этом не использовались даже материалы Нюрнбергского процесса. Возможно, суду заранее было дано указание не подводить Манштейна под виселицу — тем более что главным адвокатом был доктор Паджет, один из видных деятелей правящей партии лейбористов, впоследствии получивший от королевы титул лорда.
Защите удалось отвести общие обвинения — выполнение «приказа о комиссарах» и приказа об особой подсудности в зоне «Барбаросса», участии в истреблении евреев «айнзатцгруппами» и в соучастии при угоне людей в Германию. Но в итоге Манштейна все-таки удалось обвинить в «умышленном и неосторожном» попустительстве уничтожению евреев в зоне его ответственности.
Из воспоминаний P. C. Ивановой-Холодняк:
«На выходе на берег в Херсонесской бухте вокруг стояли немецкие автоматчики, некоторые немцы были с фотоаппаратами и фотографировали нас. Всех обыскали и забрали ценные вещи. Приказали, где сесть мужчинам и женщинам. Выходили долго. Подошел немецкий офицер с переводчиком и приказал: „Комиссарам, командирам, юдам встать!“ Сначала никто не поднимался, потом, после третьего раза, поднялся один, потом другой, а потом поднялись вдруг все. Немец разругался и ушел».
Конкретные обвинения защите также опровергнуть не удалось. Генерал-фельдмаршал был осужден:
За жестокое обращение с военнопленными в его армии, «вследствие чего многие пленные умерли или были застрелены либо переданы службам безопасности и СС и ими убиты».
За санкционирование использования военнопленных на запрещенных и опасных работах. Защита квалифицировала это как «использование военнопленных для саперных работ» — фактически это было разминирование с помощью военнопленных. Адвокаты попытались доказать, что «на территории, занятой фельдмаршалом, на них назначались только добровольцы либо люди, знавшие саперное дело, а также те, кто был знаком с использованием миноискателей»[243], — но доказательства выглядели столь смехотворно, что даже благожелательный к фельдмаршалу суд в них не поверил. Как подобное выглядело на практике, описал в своих воспоминаниях старшина 2-й статьи H. H. Алексеенко из 279-го отдельного батальона связи 109-й стрелковой дивизии, который в числе двухсот военнопленных был взят на разминирование в районе Мекензиевых гор.
«После такого разминирования, когда шеренга по сто человек с расстоянием между человеком в 1 или 1,5 метра с палками-щупами в руках шла по минному полю, а сзади вторая такая шеренга, то в живых оставалось человек 16. Получивших ранения при взрыве мин пристреливали».
От обвинения в расстрелах заложников также отвертеться не удалось, поскольку обвинение предъявило соответствующий приказ, расклеенный по Симферополю, и свидетельства его выполнения. Защита попыталась доказать, что приказ был подписан комендантом Симферополя и командующий армией за него ответственности не несет. Но заложники расстреливались в соответствии с распоряжением об особой подсудности в зоне «Барбаросса» — а чуть раньше адвокаты уже доказали, что этот приказ Манштейном в 11-й армии был отменен. Получилось неловко, и доктор Паджет вынужден был отступиться, чтобы не заострять внимания на своем конфузе. Тем более что попутно всплыли и подробности массовых расстрелов жителей в Евпатории после разгрома десанта в январе 1942 г.