К его удивлению, эту женщину в скором времени тоже доставили к следователю. Она рассказала, что у нее действительно была любовная связь с командиром 118-го Schutzmannschaft-батальона, но в день уничтожения Хатыни Васюра к ней не приходил. После этого он тут же поменял показания, начал рассказывать, что сам перепутал, был в тот момент не у любовницы, а в отпуске в Киеве, как доказательство – именно в эти дни зачал с женой дочь.
На суде по делу Васюры выступили в качестве свидетелей 26 карателей 118-го Schutzmannschaft-батальона. Их свозили в Минск со всего Советского Союза. Каждый из них к тому моменту уже отсидел за участие в карательных акциях, так что они охотно давали показания. Все свидетели Васюру узнавали, рассказывали, как он отдавал приказы, как именно они формулировались, даже каким оружием они пользовались, когда добивали раненых. Кроме того, против Васюры свидетельствовали жители близлежащих деревень, которые его тоже узнали. Рассказывали, какой он был в то время вальяжный, начищенный, гладко выбритый, в хорошо подогнанной форме, в общем, производил впечатление настоящего немецкого офицера-эсэсовца. Только на суде они с удивлением узнали, что Васюра – гражданин Советского Союза. Все свидетели прямо в зале судебного заседания порывались учинить над ним самосуд, но советское правосудие этого, естественно, не допустило.
После жителей близлежащих деревень стали давать показания уцелевшие жители Хатыни. Их было шестеро – Иосиф Каминский (именно его скульптура с погибшим сыном на руках является сегодня главным символом той самой деревни), Антон Барановский, Александр и Виктор Желобковичи, Владимир и Софья Яскевичи. Еще тогда уцелели две девочки – Татьяна Карабан и Софья Климович. Они в тот роковой день пошли в гости в соседнюю деревню и потому остались живы.
На суде всплывали многие страшные подробности, о них потом предпочитали не вспоминать. Например, как погиб житель деревни Ятко. Полуобгоревший, с сильнейшими ожогами, он шел за карателями и просил его добить, потому что не было уже сил мучиться. Они лишь ухмылялись ему в ответ, говорили: «Да зачем на тебя патроны тратить, ты и так через пару дней умрешь как собака». Так и случилось, он умер через двое суток.
Это был очень тяжелый процесс, драма людей, прошедших сквозь абсолютной ад и увидевших своего палача. В зале заседаний постоянно дежурил врач, он давал нюхать нашатырь очень многим свидетелям. Со времен войны прошло уже много лет, но многим на процессе казалось, словно это было вчера. Для них это стало невероятно сильным потрясением.
Полагаю, каждый из свидетелей мечтал увидеть Васюру и других палачей в петле или у расстрельной стены, но мало кто из свидетелей предполагал, что им спустя столько лет придется выступать на процессе, рассказывать о зверствах карателей. Все люди были уже не молоды, ближе к пенсионному возрасту, здоровье и так не слишком хорошее. О тех событиях они старались не вспоминать лишний раз, чтобы себя не травмировать. И вот представьте себя на их месте – вы вдруг видите, как в зал вводят седого пожилого человека, и в нем вы опознаете того самого холеного, в ладно сидящей немецкой форме командира батальона.
Я не знаю и не берусь судить, что пережили тогда жители тех самых близлежащих деревень и что пережили выжившие жители Хатыни. Догадываюсь, что им хотелось разорвать этого человека на части. Но они сдерживались и давали показания. Например, Софья Яскевич; я не знаю, что ей стоило произнести вот эти слова: «Когда они вошли в дом, я сидела в погребе с картофелем. Они увидели, что все разграблено, и не стали никого искать. Так я спаслась».
А вот показания Виктора Желобковича, тоже случайно уцелевшего в тот роковой день:
«Я закрываю глаза и вижу догорающий сарай, обгоревшие трупы своих сверстников и семьи. Люди хоронят близких один раз, а я всю жизнь как у разрытой могилы».
Вдумайтесь в эти слова. В них, по сути, сказано абсолютно все, все, что испытывает любой нормальный человек, переживший такую трагедию.
На суде Васюра не смотрел на свидетелей, старательно прятал глаза, ему не о чем с ними говорить. А свидетели старались не смотреть в его сторону, потому что у многих на глазах слезы. Хотя все улики были против Васюры, он продолжал отпираться, доказывал, что он невиновен, никакого отношения к этому не имеет. Да, действительно, он служил в немецкой полиции, был командиром батальона, но Хатынь – это не его рук дело. А потом он с ужасом слушал, как следствие буквально по минутам воспроизводит тот самый день, реконструируя все события. Это было невероятно тяжело и для следствия, и для свидетелей.
Давайте вспомним, что же тогда произошло. Итак, 22 марта 1943 г. партизаны повредили линию связи СС. Мы до сих пор не знаем, кто были эти партизаны и к какому отряду они относились. Их так и называли в судебных материалах – «группа народных мстителей». Потом партизаны устроили засаду, поджидая тех, кто приедет восстанавливать связь.
На проверку линии лично отправился шеф полицейского батальона Ханс Вельке, знаменитый спортсмен, метатель ядра, олимпийский чемпион 1936 г. и любимец Гитлера. Его сопровождал грузовик с немецкими солдатами. Партизанам, разумеется, до его спортивной славы дела не было, они расстреляли машины, Вельке погиб на месте.
По тревоге поднимается карательный батальон под командованием оберфюрера СС Дирлевангера, того самого, который в дальнейшем возглавит 36-ю дивизию СС. Звездный час дивизии придется на восстание в Варшаве, где особенно ярко проявилось людоедское отношение немцев к населению оккупированных стран. Там каратели Дирлевангера расстреливали людей тысячами.
Но это случится потом, сейчас вернемся в 22 марта. Эсэсовцы выезжают на место и начинают искать виновных. Сначала немцы расстреливают дровосеков из деревни Козыри, чем-то они им не понравились, потом выходят к Хатыни и решают провести акцию устрашения. Но сами немцы грязной работой заниматься не хотят, они вызывают 118-й Schutzmannschaft-батальон. Именно этот батальон под командованием Васюры проводит печально известную карательную акцию. Полицаи согнали всех жителей деревни в сарай и подожгли его. У сарая поставили пулемет. Тех, кто пытался выбежать из огня, расстреливали из пулемета и добивали автоматными очередями. Как я уже говорил, это были не немцы, а украинцы, украинские националисты. Но, кстати, на суде прозвучали чрезвычайно важные слова, что у этих людей нет национальности, им нет и никогда не будет никакого оправдания. Они приняли нацистскую идеологию, ей и служили.
В ходе судебного заседания у Васюры в какой-то момент не выдерживают нервы. Он начинает кричать: «Да-да! Я! Я! Я уничтожал нашу деревню Хатынь! Я стрелял по людям! Стрелял тех, кто пытался выжить».
Дело Васюры разбиралось полтора месяца. Само следственное дело насчитывало десятки томов. Там были показания очевидцев, очень много документов, читать это невероятно сложно. Васюра был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорен к высшей мере социальной защиты – к расстрелу. Он будет писать письма советскому правительству, будет просить заменить на тюремное заключение, указывать, что своим трудом на благо социалистической Родины он частично искупил вину. Приговор оставят в силе, Васюру расстреляют.
В Советском Союзе об этом деле почти ничего не писали. Процесс с самого начала был закрытым, журналистов в зал суда не пускали. Исключение сделали лишь для корреспондента «Известий», но и ему не дали подробно осветить ход судебных заседаний. Советские идеологи считали, что тем самым можно травмировать психику своих читателей, такова была официальная формулировка. Неофициально, конечно, советские власти решили, что документы следствия нельзя публиковать, чтобы не разрушать единство трех славянских народов – русских, украинцев и белорусов. Дескать, долгие годы агитпроп утверждал, что Хатынь сожгли немцы, а на самом деле, получается, братьев-белорусов жгли братья-украинцы.
Только после распада Советского Союза правда о трагедии Хатыни стала известна. Хотя до сих пор находятся люди, которые ее отрицают, говорят, что это сработала бригада Дирлевангера, а Васюра просто стал очередной жертвой советских законов. Это абсолютная ерунда! Васюра получил по заслугам. Именно он командовал 118-м Schutzmannschaft-батальоном, именно он отдавал приказания, именно он был первым, кто добивал людей, пытавшихся вырваться из того горящего сарая.
Я считаю, что ни одному нормальному человеку не придет в голову пытаться хоть как-то оправдать Васюру, равно как и весь 118-й Schutzmannschaft-батальон. И очень жаль, что далеко не все его военнослужащие понесли при жизни наказание. Например, господин Катрюк проживал после войны в Канаде, все попытки добиться его выдачи Советскому Союзу не увенчались успехом. Он так и умер в Канаде, избежав суда за казни в Хатыни. Остается утешаться тем, что помимо суда земного существует суд Божий и он вынесет таким Катрюкам единственно возможный приговор. Васюра же хоть и с опозданием, но получил приговор суда земного, с этой точки зрения историческая справедливость была восстановлена.
Глава 21. Танк «Боевая подруга»
Прошли, к сожалению, годы, когда любого школьника Советского Союза можно было спросить, и он с вероятностью в девяносто процентов рассказал бы, что это за знаменитый советский танк – «Боевая подруга», в экипаже которого служила женщина-танкист Мария Октябрьская. История между тем весьма и весьма поучительная.
Но – по порядку. В апреле 1945 г. шли ожесточенные бои за взятие Кенигсберга. Советские солдаты с большим изумлением разглядывали один из танков Т-34. С виду танк как танк, ничем не примечательный, кроме одной-единственной надписи. Надпись та была «Боевая подруга». Мало кто знал тогда, что это не просто надпись – это немеркнущая память о женщине, которая не дожила до победы над нацизмом, не оставила своего автографа на полуразрушенном рейхстаге, но ради победы отдала все, что у нее было, включая собственную жизнь.