Это своеобразное представление о золотой середине нашло отражение в чешских сказках и легендах. Здесь иногда самым храбрым, сильным, удачливым из братьев оказывается средний сын. Именно он совершает подвиги и получает заслуженную награду: полцарства, руку и сердце красавицы или сокровище. Такая ситуация нетипична и для восточнославянского, и для западноевропейского фольклора. Здесь обычно главным героем оказывается младший сын, часто обижаемый злыми братьями.
В словацких поверьях встречаются три стихии: вода, дерево, камень. Остатки языческих святилищ часто находят на местах, где эти элементы природы сливаются воедино. Например, молитвы богам могли возносить в роще, стоящей над водой, выложив вокруг себя фигуру из камней. А Гельмольд из Босау, описавший быт и поверья полабских славян, упоминал, что они иногда клянутся «деревьями, источниками и камнями»[21].
Александр Маковский. Урожай. 1896 г. Национальный музей. Варшава, Польша
Таким образом, мы увидели, что представление о мире у западных славян было во многом таким же, как и у других живших в древности народов. А у богов, в которых верили предки поляков, чехов и словаков, есть аналоги в разных мифологиях, в том числе в древнегреческой. Но в западнославянском пантеоне были и другие боги, менее известные, чем Перун или Велес. О них поговорим в следующей главе.
Глава 4Прове, Жива, Яровит и другие
Первая леди западнославянского пантеона
Если у восточных славян главным женским божеством была Мокошь, то у их западных родственников ее место занимала Жива. Ей повезло больше, чем древнегреческой Гере или древнеримской Юноне – соперничать с другими богинями первой даме западнославянского пантеона не пришлось. Никого из них так не почитали, как ее. Но информации о Живе до нашего времени дошло не так много.
Особенной любовью и уважением эта богиня пользовалась в землях поморских и полабских славян. В XII веке о Живе писал в своей «Славянской хронике» миссионер и путешественник Гельмольд из Босау. Рассказывая о племенах, которые жили между Эльбой-Лабой и Балтийским морем, он сообщал: «Ибо помимо рощ и божков, которыми изобиловали поля и селения, первыми и главными были Прове, бог земли старогардской, Жива, богиня полабян или рациборжан, и Радегаст, бог земли ободритов. Им предназначались жрецы и приносились жертвы, и для них совершались многочисленные религиозные обряды»[22].
Имя Живы пишут по-разному. В датских источниках ее называют Siwa, в некоторых немецкоязычных – Silue. Но наиболее устоявшаяся форма – Živa или Żywa. Легко увидеть, что это имя созвучно слову «жизнь» в западнославянских языках. Например, на польский это слово переводится как życie, на чешский – как život. Да и у русскоговорящего человека ассоциации с именем Живы будут вполне определенные: жизнь, живой, жить.
Такое созвучие имеет под собой глубокий смысл.
Предки современных западных славян считали Живу покровительницей жизни, материнства, плодородия. Археологам случалось находить фигурки, которые изображали эту богиню держащей на руках детей.
О том, что Живу часто представляли в виде женщины с ребенком, упоминал и польский хронист XV века Ян Длугош. Он же писал о горе, которая называлась Бабой, а ее вершину украшал «град Живец»[23]. Там, как следует из его названия, поклонялись Живе.
Уже несколько веков она служит музой для художников. Самое древнее изображение богини находится в «Саксонской хронике» – книге, которая рассказывает историю всего мира, начиная с описанных в Библии событий и заканчивая концом XV века. Жива, названная здесь Сивой, нарисована в виде высокой обнаженной женщины с плодами в руках. Позже ее в таком же виде изображали авторы многочисленных гравюр.
Существует также картина начала XIX века, которую предположительно написал известный публицист и исследователь славянской мифологии Андрей Сергеевич Кайсаров. Он изобразил Живу похожей на древнегреческую скульптуру: богиня стоит с венком на голове, держа в одной руке яблоко, а в другой – гроздь винограда. Конечно, картина написана под впечатлением от античной мифологии. В землях полабских славян виноградников не было. Но по сути художник прав: Жива ассоциировалась с изобилием и богатыми урожаями, которые в раннем Средневековье были залогом выживания. В восточнославянской мифологии ей соответствует образ Матери – Сырой Земли.
Предки современных славян, как западных, так и восточных, были неразрывно связаны со стихией земли. На ней они жили, ее возделывали, в нее возвращались прахом. Земля, щедрая, плодородная, дающая приют растениям, животным и человеку, – символ, находящий отклик в душе каждого славянина. Поэтому Жива просто обязана была занять первое место в «родном» пантеоне.
А еще она единственная славянская богиня, в честь которой был назван астероид. Его открыл в 1874 году австрийский астроном чешского происхождения Иоганн Пализа. Ученый дал своей находке название в честь богини жизни. Возможно, именно ей поклонялись его далекие-далекие предки.
Богиня плодородия, воды и… смерти
Некоторые исследователи противопоставляют Живу другой западнославянской богине – Моране. Первая олицетворяет жизнь, вторая – смерть. Как ни странно, информации о Моране сохранилось намного больше, чем о ее светлой «сопернице».
Живу почитали, в первую очередь, полабские славяне. Морану знали и побаивались не только они, но и их многочисленные соседи: предки поляков, чехов, словаков и мораван (небольшого народа, жившего на территории современной Чешской Республики).
Само слово «Морана» чешского происхождения. Поляки называют ее Мажаной, словаки – Мореной или Мареной. Знали богиню и под другими именами: Śmiertka (в Польше), Smrtka (в Чехии). Но воплощением смерти она была не всегда.
Летописец Ян Длугош, писавший о Живе, не обошел вниманием и Морану. По его словам, именно она, Marzyana, была Церерой у предков поляков. Церера – древнеримская богиня плодородия. Как видим, у лужичан и других полабских славян эту функцию выполняла Жива, а у их соседей за урожай отвечала Морана.
Но со временем у нее «испортился характер». По версии некоторых ученых, в том числе антрополога Вячеслава Всеволодовича Иванова и лингвиста Владимира Николаевича Топорова, Моране не повезло с именем. Оно, предположительно, имеет римские корни, но у славян корень – мор- вызывает ассоциацию со смертью. Историк и этнограф Дмитрий Оттович Шеппинг в книге «Мифы славянского язычества» придерживается другого мнения. Он считает, что предки западных славян считали Морану (Морену) богиней осени и зимы. Поэтому она одновременно ассоциируется и с богатым урожаем, и со старостью, за которой следует неизбежная смерть.
Со временем образ Мораны как богини плодородия потускнел, но ее связь с земледелием не исчезла окончательно.
Предки поляков, чехов, словаков, лужицких сорбов верили, что если на исходе зимы уничтожить чучело Мораны, то урожай в наступившем году непременно будет обильным. Здесь очень легко увидеть сходство с популярным у восточных славян обрядом сожжения Масленицы. Но их западные собратья не всегда стремились предать Морану огню. Они украшали соломенное чучело лоскутами и лентами, а затем били его палками, рвали на части или забрасывали на дерево.
Жители горных областей на территории современной Чехии закапывали Морану в землю или отправляли на дно ущелья. Ян Длугош писал, что чучело Мораны везли на санях в лес и топили в ближайшем болоте. Об этом обычае вспоминал и ученый XVIII века Адам Нарушевич.
Похороны Мораны в начале весны символизировали не только окончание зимних холодов, но и смерть прошедшего года. У соседей чехов, мораван, участие в обряде было почти обязательным. Считалось, что оно поможет прожить год в здравии и благополучии. Если же кто‐то отказывался участвовать в обряде или опаздывал к началу проведения, это было дурным предзнаменованием. По народным поверьям, «лентяя» в наступившем году ждали тяжелые испытания: неудачи, болезни и, возможно, даже смерть кого‐то из близких. А лужицкие сорбы считали, что Морану непременно надо нарядить в одежду, оставшуюся после человека, который недавно скончался. Тогда недобрая богиня заберет смерть с собой до следующего подобного обряда, и в этом году никто из сельчан не умрет.
Чучело Мораны. Начало XX в. Словакия
Еще одно слово, созвучное с именем Мораны, – «море». В западнославянских языках оно пишется почти так же, как в русском: morze (польский язык), moře (чешский язык), more (словацкий язык). И это тоже не просто совпадение. Знаменитый историк и фольклорист XIX века Николай Иванович Костомаров писал: «Морена – Моряна – морская царица, или морская богиня; она в воображении язычников, вероятно, представлялась возлюбленною солнца»[24].
И Николай Иванович Костомаров, и другие исследователи отмечали, что связь богини смерти с водой закономерна. Эта стихия двойственна: без нее невозможна жизнь, но волны могут погубить.
Место Мораны в западнославянском пантеоне четко определено. Она всегда находится на границе: между зимой и весной, между морем и сушей, между жизнью и смертью.
Классик русской литературы Алексей Михайлович Ремизов в своей «Посолони» подчеркнул эту двойственность: «Мара-Марена – в одной руке серп, в другой зеленый венок»[25]. Кстати, серп – предмет, который ассоциируется сразу с двумя ипостасями Мораны: это символ жатвы – сбора урожая, но этим же предметом можно обрезать нить жизни.
Другая интересная деталь: у Алексея Михайловича Ремизова Мара-Марена «кукует тихо и грустно»