Вспоминал Вацлав Гаек и богинь: Кросину, Красатину, Климбу. Но в других источниках они не встречаются, поэтому есть предположение, что хронист выдумал их.
Что касается Желу, то известный лингвист Владимир Николаевич Топоров ассоциировал это божество с другим, упомянутом в «Слове о полку Игореве»: «Вслед за ним крикнули Карна и Жля и по русской земле поскакали, мча разорение в пламенном роге»[16]. Многие исследователи считают Карну и Желю божествами смерти, горя и плача. Возможно, сжигание перед ними ногтей и волос – попытка задобрить грозные божества.
Связь Желу со смертью видна и дальше – в рассказе Вацлава Гаека о смерти Либуше. Хронист сообщает, что она, почувствовав, что жить ей осталось недолго, созвала к идолу этого божества Пржемысла и придворных и сказала им, что уходит к бессмертным богам. Что интересно, Вацлав Гаек, повествуя о кончине Либуше, упоминает, что в левую руку покойницы Пржемысл вложил кошель с пятью золотыми монетами. Их она должна была дать богу – проводнику на тот свет. Имя этого божества не называется, но в некоторых источниках упоминается, что таким проводником был апостол Петр. Здесь хорошо видно, как в народном воображении смешиваются языческий и христианский мифы.
Как и в Польше, в средневековой Чехии произошло несколько языческих восстаний. Их подоплека тоже была религиозно-политической. Здесь они разгорелись столетием раньше, чем у соседей. В отличие от Польши, в Чехии раскол начался в княжеской семье. Христианин Вратислав I женился на княжне Драгомире, исповедовавшей язычество. Один из их сыновей, Болеслав, тоже симпатизировал вере предков, другой, Вацлав, был верующим христианином.
Именно с Драгомиры, если верить летописям, началось языческое восстание. Козьма Пражский в «Чешской хронике» сообщает, что княгиня велела задушить свою свекровь – мать Вратислава I Людмилу, благочестивую христианку, позже причисленную к лику святых. Трагедия случилась 15 сентября 921 года. После этого убийства в Чехии начались нападения на священников и уничтожение церквей.
Сын Драгомиры Вацлав смог с этим справиться только при помощи князя Баварии Арнульфа и немецкого короля Генриха I – того самого Генриха Птицелова, который является одним из персонажей оперы Рихарда Вагнера «Лоэнгрин». Только в 924 году Вацлав начал править и восстанавливать разрушенные храмы.
Что интересно, мятежные мать и брат князя не понесли никакого наказания. Драгомире, по преданиям, удалось сбежать к белым хорватам – племени, жившему возле Карпат. А Болеслав через одиннадцать лет после подавления восстания организовал убийство венценосного брата. По легенде, трагедия случилась прямо на ступенях церкви, которую Вацлав собрался освящать. Но, став князем, Болеслав уже не поддерживал языческие традиции. Именно при нем был основан первый чешский монастырь – монастырь Святого Георгия в Пражском Граде.
Интересно, что в этой истории есть след полабских славян – из одного из их племен, стодорян, происходила Драгомира. Ее жестокость и коварство, по мнению хронистов, как раз и объясняются тем, что она была из язычников. По легенде, которую приводит в «Чешской хронике» Козьма Пражский, Драгомира велела убить свекровь, поскольку та неправильно воспитывала вверенного ей внука, Вацлава. Якобы княгиня Людмила растила его не князем, а монахом, и именно это разъярило невестку. Впрочем, если обратиться к хроникам, можно заметить, что в Средние века многие христианские правители были не добрее язычницы Драгомиры и точно так же калечили или убивали родственников в борьбе за власть.
В завершение разговора о верованиях древних чехов стоит сказать, что отголоски язычества часто встречаются в современных чешских легендах, сказках и песнях. Много поверий связано с пятницей – и Страстной, выпадающей на неделю перед Пасхой, и обычной. Считалось, что в Страстную пятницу земля перестает прятать свои сокровища, поэтому кто угодно может их отыскать. Именно об этом рассказывается в балладе Карела Яромира Эрбена «Клад».
Героиня этой истории, бедная крестьянка, идя на церковную службу с ребенком, замечает, что лежащий на обочине камень превратился в пещеру. Удивленная женщина заходит в нее, забыв, что собиралась на службу, и видит несметные богатства. Блеск золота и драгоценных камней зачаровывает крестьянку. Она решает набрать денег и отнести их домой, а дитя ненадолго оставляет в пещере. В первый раз все удается, но когда женщина приходит во второй раз, то дома обнаруживает, что в переднике у нее глина вместо золота. Мало того, маленький сын крестьянки оказывается запертым в провалившейся под землю пещере. Только через год, проведенный женщиной в молитвах, слезах и покаянии, земля отпускает ребенка к матери.
Кроме этого, долгое время в Чехии считалось, что в Страстную пятницу нельзя ничего брать взаймы, потому что взятая вещь может быть зачарована магическими силами. Запрещалось также работать и стирать белье – мог утянуть под воду водяной. А говоря о Пасхе, нельзя не упомянуть языческий обряд стегания женщин.
В Чехии и Словакии делали специальные плети, переплетая вербовые прутья с разноцветными лентами. Полученными плетями мужчины и молодые парни хлестали девушек и женщин по юбкам. Считалось, что таким образом представительницам прекрасного пола передаются сила и гибкость прутьев из вербы. Этот обычай известен с давних времен: первые упоминания о нем появились еще в XIV веке. В некоторых чешских деревнях такая традиция встречается и в наше время. Однако в целом о языческих верованиях древних чехов известно немного.
Словаки: от язычества до христианства
Впрочем, информации о языческих богах предков современных словаков сохранилось еще меньше. Считается, что языческие племена заселили Словакию в V–VI веках. Почти сразу же в эту страну стало проникать христианство. Процесс шел постепенно: первая церковь была построена в Словакии только в 830 году. Ее освятил архиепископ Зальцбурга Адальрам. Но далеко не все словаки стремились принять новую веру. Дольше всех упорствовали жители независимого княжества, расположенного на территории этой страны и имеющего центр в Нитре.
Переход словаков к христианству не был ни быстрым, ни простым. Кто‐то даже после крещения втайне чтил старых богов и совершал языческие обряды. В других случаях старые верования сплетались с новой религией: христианские святые в народном воображении приобретали черты старых божеств.
Осколки язычества видны в Словакии и по сей день. Многие топонимы в этой стране имеют дохристианское происхождение или названы в честь старых верований: Pohanská (холм и замок в Малых Карпатах) или Pohanský hrad возле деревни Стара Башта. Общеизвестно, что во многих странах после принятия христианства язычников стали называть «погаными»: так было на Руси, на Британских островах («языческий» по-английски будет pagan) и в землях западных славян, в частности в Словакии.
Некоторые словацкие топонимы и даже имена собственные явно произошли от имен языческих богов. Например, этнолог и историк Катарина Надаска пишет о луге Мокоши возле Скалице («Мокошин луг»). Мокошь, богиня земли, воды и плодородия, занимает одно из почетных мест в пантеоне древних славян. У словаков долгое время существовали связанные с ней фамилии. Например, в одном из документов конца XVI века упоминался священник, носивший абсолютно языческую фамилию, – Станислав Мокошинский.
В дарственном документе короля Белы IV, жившего в XIII веке, упоминается село Паром – так называли в Словакии Перуна. А у границ средневековой Словакии, если верить хронистам, когда‐то находились три возвышенности: Поганский холм, гора с замком под названием Мокошин и Перунов холм. Не исключено, что в древности на их вершинах язычники отправляли свои обряды.
Интерес вызывают и названия словацких населенных пунктов Kračúnovce и Háj. Первое из них будто отсылает к Корочуну – славянскому воплощению зимы, холода и мрака. Слово háj («гай») встречается в нескольких славянских языках и обозначает небольшой лес либо рощу. Как раз в них в древности часто располагались языческие святилища. Бывало и так, что всю рощу посвящали тому или иному богу или богине. Есть в Словакии и населенные пункты с названием Lada – по мнению некоторых исследователей, так звали одну из славянских богинь. Однако большая часть современных ученых считают ее научной фикцией.
К языческим верованиям отсылает и название деревни Potvorice. Potvor – это раннехристианское название языческих статуй, распространенное в средневековой Словакии. Возможно, похожее происхождение имеет слово potwór, сохранившееся в польском языке до сих пор и означающее «чудовище».
Места, названия которых связаны с язычеством, можно найти и рядом с границами Словакии – в Венгрии. Одно из поселений на севере этой страны, Sajóvelezd, раньше носило название Welez. Возможно, оно связано с Велесом – одним из главнейших славянских богов. Он выполнял множество разных функций: был покровителем охотников, пастухов и землепашцев, помогал путешественникам и торговцам и, согласно некоторым мифам, был стражем на границе миров.
Но вернемся в Словакию. В этой стране язычество не только оставило свой след в области географии, но и запечатлелось в народных обычаях и праздниках. Как и в России, в Словакии отмечают уход зимы и встречу весны. Только там этот праздник называется не Масленицей, а сожжением Морены – славянской богини зимы и смерти.
Перед Великим постом словаки, как и другие славянские народы, отмечали Мясопуст (mjasopust) – праздник, когда разрешалось вдоволь наесться мяса. Мясопуст также называли карнавалом, поскольку он сопровождался гуляниями, песнями, шутками и игрищами. Из язычества пришло поверье, что если этот праздник провести весело, наступающий год непременно порадует хорошим урожаем.
Канун дня святого Иоанна, связанный с праздником летнего солнцестояния, – один из наиболее тесно переплетенных с язычеством праздников у славянских народов. Как и восточные славяне, отмечавшие ночь на Ивана Купалу, предки словаков разжигали костры, прыгали через них, пели вокруг них песни. Католическая церковь в Словакии была столь же сурова к купальским игрищам, сколь и православная в землях восточных славян.