Хасан сидел и чистил свой обрез со стволом из кристаллизованного алюминия. Приклад оружия был выполнен из пластмассы, и оно отличалось большой легкостью и удобством, даже некоторым изяществом.
Когда он обрабатывал его, то направил дуло в сторону и медленно двинул его по кругу, нацеливая прямо на Миштиго. Проделал он это, должен признаться, мастерски, растянув всю эту операцию больше чем на полчаса, и ствол он наводил почти незаметными движениями.
Однако когда положение дула зафиксировалось в моем мозгу, я зарычал и в три шага очутился рядом с Хасаном. И вышиб оружие у него из рук.
Оно лязгнуло о какой-то камешек футах так в восьми от нас. От удара по нему у меня заболела ладонь.
Хасан вскочил на ноги, борода его тряслась, а зубы лязгали, словно кремень о кресало. Я чуть ли не видел отлетавшие искры.
— Ну, скажи! — крикнул я. — Давай, скажи что-нибудь! Что угодно! Тебе, черт возьми, отлично известно, чем ты только что занимался!
Руки у него рефлекторно сжались.
— Давай! — призвал я. — Ударь меня! Да хотя бы только тронь. Тогда все, что я с тобой сделаю, будет самообороной, спровоцированной нападением. Даже Джордж не сумеет собрать тебя заново.
— Я всего лишь чистил свой дробовик. А вы его повредили.
— Ты по случайности оружие не нацеливаешь. Ты собирался убить Миштиго.
— Ошибаетесь.
— Ударь меня. Или ты трус?
— Я с вами не ссорился.
— Точно, трус.
— Нет, не трус.
Через несколько секунд он улыбнулся.
— Вы боитесь вызвать на бой меня? — спросил он.
И вот тут стало некуда отступать мне. Оставался только один путь. Первый ход пришлось-таки сделать мне. Я надеялся, что этого удастся избежать, надеялся, что сумею его разозлить, опозорить и спровоцировать, заставив ударить меня или вызвать на дуэль.
А тут вышло так, что я не сумел. Что было плохо, очень плохо на самом деле.
Я был уверен, что смогу одолеть его с любым оружием, которое решу выбрать. Но если выбор будет за ним, то положение может стать иным. Все знают, что есть люди с врожденными музыкальными способностями. Они могут услышать мотив только раз, а потом сесть и сыграть его на фортепьяно или фелинстре. Такие люди могут взять новый музыкальный инструмент, и через несколько часов может показаться, что они играли на нем долгие годы. Они хороши, очень хороши в таких делах потому, что у них есть такой талант — способность координировать особую интуицию с новым образом действий.
У Хасана врожденной способностью было обращение с оружием. Может, какие-то другие люди и были способны на то же самое, но они так и не дожили до пробы своих сил — во всяком случае, этот араб десятки лет учился обращаться со всеми видами оружия, от бумеранга до духового ружья. Дуэльный кодекс предоставит Хасану выбор средств, а он был самым высококвалифицированным убийцей, какого я когда-либо знал.
Но мне требовалось остановить его, и я ясно видел, что сделать это можно только таким способом, если не прибегать, конечно, к банальному убийству. Ну что ж, придется драться с Хасаном на его условиях.
— Аминь, — согласился я. — Я вызываю вас на дуэль.
Его улыбка стала даже шире.
— Соглашаюсь при этих свидетелях. Назовите своего секунданта.
— Фил Гравер. Назовите своего.
— Мистер Дос Сантос.
— Отлично, у меня, по случаю, есть разрешение на дуэль и регистрационные бланки, и я уже заплатил налог за смерть на одно лицо. Так что долгих задержек не понадобится. Когда, где и как вы желаете проводить дуэль?
— Примерно в километре назад по дороге мы проходили мимо подходящей поляны.
— Да, я помню.
— Мы встретимся там завтра на рассвете.
— Договорились, — ответил я. — А что касается оружия..?
Хасан принес свой рюкзак и открыл его. Тот, словно ежик, ощетинился разнообразными колющими и режущими предметами, засверкал сталью овоидных зажигательных бомб, взорвался мотками проволоки и кожаных ремней.
Он вытащил две штуковины и закрыл рюкзак. У меня екнуло сердце.
— Праща Давида, — объявил он.
Я некоторое время изучал их.
— С какого расстояния?
— Пятьдесят метров.
— Ты сделал хороший выбор, — сказал я ему, так как сам не пользовался такой штукой больше века. — Я хотел бы позаимствовать одну на ночь и поупражняться. Если ты не захочешь одолжить мне ее, я могу сделать свою.
— Можете взять любую и тренироваться с нею всю ночь.
— Спасибо, — я выбрал одну и подвесил ее к поясу, а затем взял один из трех имеющихся у нас электрических фонарей.
— Если я кому-нибудь понадоблюсь, то буду дальше по дороге, на той поляне, — сказал я. — Не забудьте выставить на ночь часовых. Район тут суровый.
— Хочешь, я пойду с тобой? — предложил Фил.
— Нет, но спасибо. Я пойду один. До скорого.
— Тогда спокойной ночи.
Я прошел обратно по дороге, пока, наконец, не дошел до поляны. Установив фонарь в одном конце ее так, чтобы его свет падал на ряд невысоких деревьев, я двинулся на другой конец.
Выбрав несколько подходящих камней, я запустил одним из пращи в дерево. И промахнулся.
После этого я выпустил еще дюжину, попав в четырех случаях в цель. Я продолжал тренироваться. Примерно через час я стал попадать в цель чуть более регулярно. И все же при расстоянии в пятьдесят метров я, вероятно, не смогу тягаться с Хасаном.
Ночь шла своим чередом, а я продолжал метать камни пращей. Через некоторое время я достиг того, что казалось вершиной моих усилий по части меткости. В цель я попадал примерно в шести бросках из семи.
Но в мою пользу было одно обстоятельство, понял я, когда раскрутил пращу в очередной раз и отправил еще один камень врезаться в дерево. Камни я метал с невероятной силой. Всякий раз, когда я попадал в цель, за ударом стояла большая мощь. Я уже расщепил несколько деревьев потоньше и был уверен, что Хасану этого не добиться и при вдвое большем числе попаданий. Если я смогу достать его, прекрасно; но вся сила в мире не сможет меня спасти, если я не смогу приложить ее куда надо.
А я был уверен — уж он-то не промахнется. И гадал, сколько попаданий я смогу выдержать, пока не выйду из строя. Это, конечно, будет зависеть от того, куда он мне попадет.
Я бросил пращу и рванул из-за пояса автоматический пистолет, когда услышал как в нескольких десятках метрах вправо от меня хрустнула ветка. На поляну вышел Хасан.
— Чего тебе надо? — спросил я его.
— Пришел посмотреть, как идет у тебя тренировка, — ответил он, глядя на сломанные деревья.
Я пожал плечами и, сунув пистолет обратно, поднял пращу.
— Наступит восход, и ты узнаешь.
Мы прошли через поляну, и я забрал фонарь. Хасан изучил невысокое деревце, превратившееся теперь большей частью в зубочистку. Он ничего не сказал.
Мы пошли обратно к лагерю. Кроме Дос Сантоса, все улеглись спать. Дон стоял на часах. Он мерно шагал вдоль периметра предупреждения с автоматической винтовкой в руках. Араб помахал ему, и мы вошли в лагерь.
Хасан всегда расставлял «гази» — палатку со стенками из мономолекулярного слоя, непрозрачную, легкую, как перышко, и очень прочную. Однако сам никогда в ней не спал. Просто использовал ее для хранения своего барахла.
Я уселся на бревно перед костром, а Хасан нырнул в свою «гази». Миг спустя он вылез оттуда с трубкой и брусочком затвердевшего материала, похожего на древесную смолу, который принялся скоблить и толочь. Подмешав к полученному порошку немного ячменя, набил им трубку. Разжег ее головней из костра, уселся рядом со мной и глубоко затянулся.
— Я не хочу убивать тебя, Караги, — сказал он.
— Разделяю твои чувства. Я тоже не хочу быть убитым.
— Но завтра мы должны драться.
— Да.
— Ты мог бы взять назад свой вызов на бой.
— А ты мог бы улететь на скиммере.
— Я не улечу.
— И я не возьму назад свой вызов.
— Печально это, — проговорил он через некоторое время. — Печально, что двое таких людей, как мы, должны драться из-за голубокожего. Он не стоит ни твоей жизни, ни моей.
— Верно, — согласился я. — Но тут речь идет о чем-то большем, чем просто его жизнь. С тем, что он там ни делает, как-то связано будущее всей этой планеты.
— Я в таких вещах не разбираюсь, Караги. Я убиваю за деньги. Никакого другого ремесла у меня нет.
— Да, я знаю.
— Помнишь то время, когда мы взрывали бомбы на Золотом Берегу, во Франции? — спросил он внезапно.
— Помню.
— Вместе с голубокожими мы убили тогда и многих людей.
— Да.
— Это не изменило будущего планеты, Караги. Вот мы здесь, во многих годах от тогда, и все по-прежнему так же.
— Я это знаю.
— А помнишь те дни, когда мы, скорчившись в окопе, на склоне холма, выходящего на бухту Пирея, обстреливали огнеходы? Ты иногда подавал мне ленты, а когда я уставал, ты сменял меня у пулемета. Боеприпасов у нас хватало. В тот день гвардия У правления не сумела высадить десант, да и на следующий тоже. Она не оккупировала Афины, и не сломила Радпол. И, сидя там те два дня и ту ночь, мы разговаривали, ожидая, когда обрушится огненный шар, и ты рассказывал мне о Силах Небесных.
— Я и забыл…
— А я нет. Ты рассказал мне, что есть люди, вроде нас, которые живут высоко у звезд. И есть также голубокожие. Некоторые из людей, сказал тогда ты, ищут милости голубокожих и хотят продать им Землю, чтобы превратить ее в музей. Другие, сказал ты, не хотят этого делать, а хотят, чтобы она оставалась такой, какая есть сейчас, — их собственностью, руководимой Управлением. У голубокожих нет единого мнения по этому вопросу, потому что возникают определенные сомнения в законности и этичности такого поступка. Удалось достичь компромисса, и голубокожим продали несколько чистых мест, которые они заняли под курорты и откуда устраивали экскурсионные туры по остальной Земле. Но ты хотел, чтобы Земля принадлежала только людям. Ты сказал, что если мы отдадим сейчас голубокожим хоть пядь, они потом захотят ее всю. Ты хотел, чтобы люди со звезд вернулись и отстроили города заново, похоронили Горячие Места, истребили зверей-людоедов.