— Я еще никогда не видел, чтобы так готовили зайца, — поразился Юсуп.
— Сейчас попробуешь — на всю жизнь запомнишь, — пообещал Джуманияз, сгребая поверх жарящегося трофея остаток углей.
И правда — зайчатина получилась отменной.
И снова грузовик с охотниками несся по пустыне.
Поднялись на огромный бархан — и тут вдруг в свете фар показался старик на ишаке.
— Акга-джан, не упускай, самая интересная охота начинается, — расхохотался Акджик. Высунув голову из кабины, он помахал рукой. Возле старика Акджик затормозил.
Старик, повернув голову, спокойно кивнул:
— Салам алейкум, амаплыклы? Все здоровы?
— Ест, мы сами себе принадлежим! — расхохотался Акджик.
— Ее произноси столь заносчивых слов, сынок, вы все принадлежите земле.
— Ты, ага, хоть приятные вещи говори, раз уж встретился нам! — попросил Джуманияз, задетый столь мрачным наломинанием.
— Разве я сказал неправду? Ведь жизнь так и устроена: человек, делая первый шаг, не замечает, что движется прямо к могиле. Он думает, что вступает в райские сады, но нет: в итоге все приходят на кладбище.
— Яшули, просим вас, или помолчите, или говорите что-нибудь хорошее.
— Как ни люби тепло, нельзя всегда умываться теплой водой. Что кожа человека, что нрав — одинаково портятся от теплого, иногда и холодное не помешает.
— Яшули, вы так говорите о жизни, будто все о ней знаете. Кто вы?
— Я Хыдыр Ата![2]
— Ха-ха-ха! Он — Хыдыр Ата?
— Эх, хо-о-о, тоже мне нашелся Хыдыр Ата! А мы-то думаем, встретили старичка из сказки о Бо-венджике[7],— хлопал себя по коленям, смеясь, Акджик.
— Да, я тот самый, которого проглотил давным-давно Бовенджик, а потом вышедший наружу, я и есть истинный Хыдыр Ата.
— Если вы Хыдыр Ата, куда же направляетесь?
— У Хыдыр Ата не спрашивают, куда он направляется, потому что у Хыдыр Ата только один путь — это мир.
— Мир широк.
— И мой путь широк.
— Ну что ж, тогда счастливого вам пути, — иронически улыбаясь, пожелал Джуманияз.
— Спасибо. — Старик тронул ишака, но когда тот сделал два — три шага, вдруг спросил. — У вас поесть не найдется?
Джуманияз от хохота повалился на спину и не мог подняться.
— Тоже мне… нашелся… Хыдыр Ата! Разве Хыдыр Ата попрошайничает? Наоборот, у него все просят!
— Хыдыр Ата многолик, знайте, джигиты, он может предстать и попрошайкой, и пастухом, может даже обернуться куланом, собакой, птицей. Таким путем он может вызнать истинную сущность каждого. Не забывайте, джигиты, Хыдыр Ата способен принять любой облик, поэтому люди не должны обижать ничто и никого в этом мире.
— Так, значит, мы должны дать вам поесть?
— Я попросил, теперь сами решайте — дать или нет.
— А если не дадим, что будет?
— Будет то же самое. Только если человек просит — исполнить его просьбу хорошо, а не исполнить — плохо. Хорошее в дальнейшем создает хорошее, а плохое ведет к плохому.
— Чая у нас нет, яшули. Есть мясо, водка.
— Этого достаточно.
— Вы же все перепутали, яшули, разве Хыдыр Ата может пить?
— Так ведь я не древний Хыдыр Ата, я живу сейчас, в старину люди не пили, потому не пил и Хыдыр Ата.
— Да-а? — протянул Джуманияз. — Ну, это просто удивительно. — Под светом ручного прожектора, который держал Юсуп, налил в череп зайца водки, из которого пили до этого сами, предложил. — Вот, выпейте, яшули, — и протянул через борт грузовика.
Старик, на которого Юсуп направил луч фонаря, внешне вовсе не походил на старика: широкий лоб, длинный тонкий нос, запущенная черная борода — скорее он напоминал молодого крепкого мужчину, обросшего бородой из желания казаться старше или просто от лености. Под фарой он щурился и моргал, ослепленный.
— Убери свет, — попросил он, и Юсуп тотчас же отвел луч прожектора в сторону.
— Так ведь это, по-моему, не пиала? — удивился яшули.
— Это череп ушастого, убитого нами и съеденного.
— Значит, вы пьете из черепа?
— Так ведь заяц!
— Какая разница — все равно череп. Когда-нибудь и наши головы пойдут в дело — вместо пиалы.
— Типун вам на язык! — угрожающе бросил Джуманияз.
— Истинно говорю вам — все может быть. Тут не очень давно археологи положили один череп на камне у дороги. Всего нашли черепов-то много, но остальные забрали, а этот оставили на время, вроде как пометку для себя. Я спросил у черепа: "Ты кто?" — "Раньше был ханом, а теперь сам видишь". — "А почему ты здесь, на камне?" — "Теперь, где положат, там и приходится лежать". Видите, люди, был хан, властвовавший над многими, а теперь его череп лежит на камне у дороги. И вы тоже не думаете сейчас, что будет с вашими черепами…
— Еще одно слово — застрелю! — в бешенстве оборвал Джуманияз.
— Теперь не скажу ни слова. Только ты не подумай, что испугался твоей пули, нет, Хыдыр Ата не умирает, говорю, что хочу. Я не стану пить из черепа: если Хыдыр Ата сделает подлость, потеряет способность быть пророком. — Яшули вернул череп, а от куска мяса откусил, и тронул с места своего ишака.
— Эй, погоди! Выходит, мы подлецы?!
— Это узнает каждый в конце своей жизни.
— Я точно знаю, что вы не Хыдыр Ата! — закричал Джуманияз. — Вы с какого колодца?
— Я не с колодца, я принадлежу всему миру.
— Надо же, плюнул нам в рот и ушел! — Джуманияз зло смотрел в спину удаляющемуся старику.
— Акга-джан, не волнуйся из-за таких мелочей, это же сумасшедший, — успокоил Акджик. — Ведь просто умный человек на такие мудрые речи, как этот яшули, просто не способен!
Они ещё колесили по пустыне, однако не сумели больше подстрелить ни одного зайца. С сожалением поглядывали на меркнущие звезды — ночь, а с ней и время охоты подходило к концу.
— Не встретился бы нам этот Хыдыр Ата, может, охота и удалась бы, — ворчал Джуманияз, взглядом ища поддержки у Байджана и Юсупа, но те молчали, лишь смотрели на молочно-белые под светом фар, уплывающие в сумрак, по бокам автомобиля кустарники.
Впереди на бархане обозначились силуэты двух джейранов.
— Джейраны!
— Гопи, Акджик! Гони в их сторону, говорю тебе!
— Вижу, хов, акга-джан, только они тебе не дадутся — считай, что надежды твои пустые.
— Ладно, хоть погоняемся за ними!
— Очень они далеко, акга-джаи!
— Гони, тебе говорят!
— Раз говоришь езжай — я-то поеду, только уже светать начинает, прожектор не поможет.
Акджик нажал на газ, но тут Джуманияз вдруг закричал:
— Кулан!
— Где, где?
— Давай поворачивай к нему! — приказал завфермой.
И правда — недалеко пасся кулан, его вполне можно было догнать. Акджик живо развернул машину:
— Мясо кулана — лечебное, хоть его не упустите!
Байджан, разглядев, наконец, в предрассветной мгле животное, воскликнул:
— Молодой! — и поднял ружье.
— Это хорошо, это еще целебнее! — Джуманияз переломил ствол, проверил, не забыл ли зарядить. — Юсуп, и ты тоже заряди, теперь не до очередности, кулана мы не должны упустить. Такая удача не каждый день случается!
Юсуп, поехавший на охоту без желания, невеселый и грустный, только и сказал:
— Зачем?..
Куланчик и не думал убегать от машины, пасся все на том же месте.
Когда подъехали на расстояние выстрела, охотники разом спустили курки. Кулапчик рухнул, как подрубленное деревце, и больше не шевелился.
— Вот это охота, ха-ха-ха!
— Акга-джан, на этот раз вы молодцы!
Спрыгнув с машины, подбежали к несчастному животному — куланчик лежал, подняв к небу свою беленькую мордочку с еще открытыми красивыми глазами, меж ушей алела кровь, стекая на белый песок.
Джуманияз оглядел добычу:
— Этому куланчику не больше пяти месяцев.
Отрезав голову и ободрав тушку, развели костер. Из веток акации сделали шомпола, нанизали куски мяса.
Лишь Юсуп не присоединился к веселью. Заложив руки за спину, поднялся на бархан, потом скрылся за деревцами саксаула.
Что он делал там? О чем думал? Это была последняя его прогулка… Ходил грустный, вернулся грустный. Не стал пить со всеми чай, не притронулся к шашлыку. Лёг в сторонке на песке, молчал.
— Вставай, хов, вставай! Давай к нашему дастархану! — тянул его Джуманияз, но тщетно.
— Ничего не хочу есть, давайте побыстрее уедем отсюда.
— Сам не голодный — так хотя бы нас не торопи. Не каждый день подбиваем кулана!
Мясо, нанизанное на ветки, поджаривалось на угольках саксаула, далеко разнося приятный аппетитный запах.
Акджик снял с ветки кусочек, подул, отправил в рот.
— Мясо какое-то странное, хов! Запах… что-то не похожее на то, что пробовал раньше.
— Сам ты на себя не похожий! Это ведь запах лекарственных трав пустыни.
— Я ведь не сказал — воняет, просто странное какое-то, акга-джан… — Акджик угодливо улыбался. — Давайте уже снимем с углей, пора, а то подгорит.
В это время из-за машины неожиданно появился давешний яшули на ишачке.
— Салам алейкум.
Сидящие у костра испуганно оглянулись и дружно перевели дыхание.
Джуманияз не сдержался:
— Ох, как ты нас напугал! Хоть и в середине песков сидим, все равно страшновато!
— Хыдыра Ата не надо бояться, его просто уважают, — сказал яшули, дотронувшись до бороды.
— Так ты давешний Хыдыр Ата, что ли? — иронически улыбаясь, спросил Джуманияз.
— Да, я Хыдыр Ата, рожденный вместе с Адамом и Евой.
Юсуп посмотрел на этого странно одетого человека, на его лицо, заглянул в глаза и увидел, что блеск в них не одинаков; он еще раз утвердился в своей догадке — человек этот немного не в своем уме.
— Братец Хыдыр Ата, почему вы все время преследуете нас?
— Хыдыр Ата никогда никого не преследует. Это люди должны следовать за Хыдыр Ата.
— Но ведь мы раньше вас пришли сюда, вы — за нами, правда? — не отставал Акджик.