Сердар угрюмо уставился на лениво ползущего муравья. "Вот так и я ползу по жизни… Нет! Необходимо быть понастойчивей. Необходимо. Но можно ли осуждать ее за то, что она помнит о Чары?" — задавал он себе все тот же вопрос. Задавал и… оправдывал Гульджемал. — "Нет! — подсказывало сердце. — То, что спрятано в груди — не вытащишь… И память ее — святая и неподсудная. Только она, она сама должна решить, с кем оставаться: с мертвым или с живым? Получается, что я рановато полез к ней в душу и разбередил неокрепшее сердце. Рановато!" — как в бреду прошептал мастер.
— Ты о чем? — испуганно спросила Гульджемал.
— Все о том же… — Сердар легонько притронулся к руке любимой.
Но женское сердце трудно обмануть. Она видела, что Сердару тяжко. Не зная, что делать и как поступить, она лишь согласно закивала головой:
— Да, да, все будет нормально… — Но всем своим существом Гульджемал чувствовала, как трудно будет ей сказать последнее, решительное: "Да, согласна!"
Сердар поднялся.
— Что это я, как щенок на поводке, плетусь за невеселыми думами? — попытался взбодриться мастер. Потом, неведомо зачем, переставил в угол табуретку. — Сейчас мы проверим, как наша Гульджемал заваривает чай. — Сердар приладил на табуретке электрочайник, потом снял его и приоткрыл дверь: — Подожди одну минуточку, я сейчас…
Когда Сердар вернулся, в вагончике было пусто…
К низенькому домику управления вплотную подступали пески…
— Барханы скоро в окна будут заглядывать, — пошутил один из мастеров, собравшихся на внеочередное совещание.
Начальник управления Тахир Атаев оглядел буровиков.
— А где наш передовик и новатор? — спросил у секретарши.
— Сообщали, должен быть, — ответила курносая девушка. — А пока — вот! — протянула ему пожелтевший лист.
Атаев насупился и развернул бумагу:
"Начальнику управления тов. Атаеву Т.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
"Многоуважаемый товарищ начальник! — прочел он. — В который раз обращаюсь к вам с настоятельной просьбой доверить мне готовую, но бездействующую вторую буровую… Сердце мое ноет и разрывается на части от боли, когда вижу эту стройную и симпатичную, словно девушка, буровую вышку, о которой, как я убедился, Вы давно забыли… А забывать о деловых предложениях — это даже грешно! К сему добавлю, что обещанные муфты к нам не поступали…
Нижескорбящий Сердар Ниязов".
"Да он что, издевается надо мной?.. Ну и шутник! Стиль-то какой… Пишет, словно любимой девушке… Совсем распоясался новатор! Придется приструнить!" — Без особой злости и огорчения Атаев скомкал бумагу и сунул в карман.
Но всем стало ясно, кто автор этого "послания". И подсказали:
— Ему сейчас не до совещаний, к свадьбе готовится, — как обычно, раньше всех знавший пикантные новости, вяло проговорил толстяк с третьей буровой.
Джанмурадов впился руками в стол и застонал.
— Что с вами?..
— Язва не дает покоя, — заскрипел он зубами.
— Знаем мы его язву, — хохотнули в углу. — Гульджемал его язва… — раздалось там же.
— Тише, товарищи! Семеро одного не ждут. Начнем. Шутим хорошо, а работаем, судя по сводке, ахово… Сердар опять впереди, то, бишь, глубже всех… А все почему? — задал он сам себе вопрос. — Потому, что при помощи специалистов из института он для каждого пласта стал применять соответствующие буровые инструменты.
В кабинете загудели.
— Почему скрывает?
— Опытом необходимо делиться, а он…
— А он — втихаря! — подсказал Джанмурадов.
— Тише, товарищи! — Начальник постучал огрызком карандаша по пустому графину. — Делиться опытом, конечно, необходимо. Но, скажите, кто из вас обращался к Сердару за советом? Кто?.. Молчите?! То-то же.
Мастера насупились.
Поднялся Джанмурадов.
— Разрешите мне съездить к нему…
— Поближе к Гульджемал намылился, — пророкотали сзади.
— Вот и прекрасно. Сколько времени вам необходимо, товарищ Джанмурадов, чтобы проанализировать опыт работы Ниязова? — начальник с нескрываемой ухмылкой посмотрел на "добровольца".
— Постараюсь не задержаться. Дня три-четыре…
— Договорились…
Далее разговор пошел о плохом снабжении и других мелочах, совершенно не интересовавших Джанмурадова. Он вышел из управления и направился к машине.
— На буровую, к Ниязову… — буркнул шоферу.
На буровой Джанмурадова не ждали, однако не особенно удивились, когда он без стука открыл дверь и вошел в вагончик Сердара, который, склонившись над чертежами, объяснял Эзизу какую-то схему.
— Здравствуйте, новаторы! — поздоровался он, нервно сцепив за спиной худые руки.
Парни заметили это, переглянулись…
Сердар предложил:
— Садитесь, пожалуйста. С чем пожаловали?
— Первое — это передать недовольствие начальника управления за не появление на совещании. Второе — вы должны срочно представить мне графики ведения работ по скрываемому методу…
— Какие графики?
— Знаем, знаем… Мечтаете о славе! Получите, уж я постараюсь, — неопределенно пообещал Джанмурадов. — Так что выкладывайте, товарищ Ниязов.
Сердар вытащил из тумбочки кипу затертых черновиков и бросил на стол.
— Держите, дерзайте!
Эзиз потоптался на одном месте и направился к выходу.
— Скоро вернусь! — махнул рукой.
Сердар закурил, а Джанмурадов начал лихорадочно перелистывать листки, четвертушки и даже обрывки газет, на которых неразборчивым почерком Сердара были зафиксированы лишь ему понятные задумки и набросаны схемы неведомых "гостю" узлов буровой.
Вскоре Джанмурадов занервничал.
— Да вы что, издеваетесь надо мной?! — обернулся он к Сердару.
— Нисколько… Чем богаты, тем и рады… поделишься.
— Давайте чертежи, которые показывали Эзизу…
— Это чертежи моего сокурсника по институту… Без его разрешения дать не могу.
— Ясно! Так и доложим…
— Докладывайте.
Наступила долгая минута молчания.
Первым не выдержал Джанмурадов. Глаза его забегали.
— Что вы наговорили обо мне Гульджемал? Шарахается, как от прокаженного… — грубо спросил он.
Сердар рассмеялся.
— С этого бы и начинали. Ничего я ей не говорит, товарищ Джанмурадов! Ничего, решила сама…
— Что решила?
— Сначала в загс, потом свадьба, что же еще…
Джанмурадов искривился и схватился за живот.
— Ты, парень, отравил всю мою жизнь! — Опять перешел он на "ты". — Ты сделал моим врагом человека, который для меня дороже всей вселенной!
— Зачем так высокопарно?! — спокойно парировал Сердар.
— Я… я… из-за Гульджемал бросил замечательную женщину…
— И напрасно!
— Ты, словно колючка, взошел на моем счастье… Но запомни! — Джанмурадов перешел на визг. — Гульджемал и тебе не достанется…
В это время в вагончик вошел Эзиз. Но Джанмурадов уже ничего не замечал.
— А если и достанется, то сразу наставит рога…
— Что-о-о вы сказали? А ну, повторите!
— Сказал то, что есть, — Джанмурадов задыхался от злости. — Она… она видела десятки таких, как ты…
Сердара будто подбросили. Он наотмашь ударил по шее Джанмурадова, повалил его и вцепился в горло.
— За-ду-шу!
Джанмурадов посинел. Из его горла вырывался судорожный храп. Наконец он взмолился:
— Пощади… Все расскажу… Пощади только…
Эзиз разнял соперников и встал между ними.
— Говори! — наступал Сердар.
— Я… я все это придумал, чтобы ты ее бросил…
— A-а!.. Вот как… Что ж, за чистосердечное признание положено отблагодарить.
Сердар волчком вывернулся из-под руки Эзиза и еще раз влепил пощечину по лицу клеветника. Из носа Джанмурадова пошла кровь… Он всхлипнул.
Эзиз подошел к "гостю" и взял за руку.
— Пойдемте, помогу умыться…
Джанмурадов с трудом поднялся и побрел к машине.
По дороге в управление он долго уговаривал шофера, и тот клятвенно заверил, что никому не расскажет о случившемся.
Джанмурадов на каждом перекрестке рассказывал, как возле чайханы на него напали хулиганы.
— Их было трое… У одного, высоченного, — Джанмурадов в который раз поднимал над головой забинтованную руку, — наколки на груди: "Беру, где не дают…"
Ему поддакивали и делали вид, что верят. Но все понимали, где и кто "обработал" Джанмурадова.
Слухи о случившемся дошли и до матери Сердара, и она сразу выехала к сыну.
Знали и на буровой о незадачливом "госте". Но нежелательные разговоры были пресечены Эзизом и больше не повторялись.
— Давайте лучше подумаем, как отпраздновать свадьбу, — предложил всеобщий любимец.
И бригада решила справить два праздника в тот день, когда будет пробурена скважина.
Сердар посоветовался с Гульджемал.
— Я не возражаю, милый. Только…
— Что, дорогая?
— У тебя есть мать… Разве ты не будешь спрашивать у нее разрешения?
Сердар засмеялся, но смех его, как поняла Гульджемал, был горьким.
— Предчувствия какие-то нехорошие, — созналась она.
— Успокойся, все будет хорошо, — Сердар поднял ладошки любимой и прижал к своим щекам.
— Прикрываясь моей мамой, ты не пытайся оттянуть свадьбу… Моя мамочка для такой невестки, как ты, найдет место даже на своих бровях. Завтра поеду и привезу ее сюда.
Но мать опередила… Поздним вечером она вошла в вагончик и устало села на стул напротив сына.
— Здравствуй, сынок!
Растерявшийся Сердар подбежал к матери и прижался к ней.
— Будут судить, сынок, или полюбовно разойдетесь? — спросила она.
И Сердар понял, что она все знает. "Собственно, а что скрывать?" — решил он и подробно рассказал о стычке с Джанмурадовым.
— А ведь он — благородный человек… Везде утверждает, что его избили возле чайханы.
— Буду просить прощения, мама.
— Не унижай лишний раз человека. Я сама с ним поговорю.
…Утром над Каракумами раздались редкие для этих мест грозовые раскаты. Стало темно и тихо… А потом налетел ураган. Он остервенело набрасывался на вагончики, наметал вокруг них груды песка. Склоны барханов шевелились, как живые, верхушки курились косматыми клочьями уносимого ураганом песка. Даже вышка, широко и прочно расставив