Осудив себя, Акгыз подумала, что ее неприязнь к Абдыру, проявившаяся много лет назад, хотя и утихла, но совсем не исчезла, и потому дала себе слово не поддаваться голосу сердца, а поступать согласно фактам, исключая до их поступления любые нелицеприятные мнения об Абдыре.
Перед аулом мотоцикл неожиданно заглох. Акгыз, подумав, что засорился бензопровод, полезла за сумкой с инструментом, чтобы отвернуть штуцер и насосом продуть систему. В это время рядом тормознул, подняв клубы нахлынувшей пыли, замызганный ГАЗ-69. Дверца распахнулась, и на землю выпрыгнул загорелый дочерна Абдыр. Облизывая обветренные губы, он шагнул к Акгыз.
— Помощь не требуется, мисс?
— Нет, — ответила Акгыз, подумав про себя: "Вот уж действительно: про волка речь, а он тебе навстречу".
— Оказывается, — и милицейская техника подводит, а?
Абдыр обошел мотоцикл и, облокотясь на люльку, дохнул на Акгыз запахом наса и табака. Она поморщилась, но ответила приветливо:
— Что делать, Абдыр. Бывает, что и люди подводят.
— Ты говоришь о себе или обо мне?
Акгыз поняла, что несколько переборщила с приветливостью. У Абдыра совсем недавно умерла при родах жена. У Акгыз погиб муж. Судьба круто обошлась с ними. Правда, по рассказам женщин аула, смерть жены была накаркана самим Абдыром, который, если слышал, что у кого-то умерла жена, непременно шутил: "Надо же, у людей и это получается". Возможно, и впрямь Абдыр нёс наказание за свой глупый язык, но Акгыз не хотела объединять даже на минуту себя с ним.
Забыв о наказах самой себе, она повернулась к Абдыру и высказала ему прямо в лицо:
— Потому, что ты сам убил свою жену.
Абдыр побледнел, отшатнулся.
— О чем ты говоришь, Акгыз?
— Разве не правда? В твоем доме бедняжка света белого не взвидела. Одни издевательства, одни упреки. Она, когда и жива была, ходила как мертвая, измученная, обессиленная. Вот и не выдержала, бедная.
Абдыр почесал свои жидкие волосы.
— Давай, Акгыз, не будем вспоминать прошлое. К несчастью, смерть невозможно предотвратить руками или деньгами.
Акгыз опомнилась, взяла себя в руки.
— Вай, впервые в жизни умное слово молвил.
Её слова приободрили Абдыра.
— Но есть вещи, — сказал он, — которые зависят только от нас.
— Что это за вещи? — Акгыз вытерла ветошью руки, взглянула на Абдыра.
Рот его искривился. С усилием над собой Абдыр продолжил:
— Что нам ходить вдовыми. Нам по сорок лет. Когда ты была девушкой, мне ты не досталась, а я так хотел взять тебя за руку, обнять… Давай теперь…
Акгыз зажала уши руками. Вроде ничего плохого не говорил Абдыр, но его слова больно отдавались в сердце, не хотелось их слышать, как будто не имел Абдыр права говорить ей о своей любви. Не желая обидеть его, Акгыз тихо произнесла:
— Разве тебе не известно, что я в браке?
— С кем?
— С Гараогланом.
— Тьфу! — Абдыр в сердцах плюнул.
Акгыз едва не возмутилась, но, усилием воли сдержав себя, заговорила с полной серьезностью:
— Я была верна ему при его жизни, останусь верна и после его смерти. Я даже думать ни о ком другом не могу. Мой Гараоглан… Он может спать спокойно. Никогда его Акгыз не очутится в чужих объятиях. А тебе, — Акгыз, глядя на недоверчивое лицо Абдыра, разозлилась, — я вот что скажу. Ты поддельный, всех на свой аршин не меряй, не равняй с собой. Иди, ищи себе равную. А я, — разгорячившись, Акгыз стукнула себя кулаком в грудь, — не только сердца, даже своего ногтя не отдам тебе.
Эти слова словно хлестнули Абдыра по лицу, даже сквозь загар на нем проступили жгучие красные пятна. Мстительная гримаса исказила его черты, и он заговорил насмешливо, едко.
— Язык болтает одно, а сердечко твое совсем о другом страдает. Ведь тебе лучше, чем кому другому, известно, что пословица "бабий век — сорок лет" — чистейшая ложь. Тело твое, Акгыз, мужчину хочет, да только…
От гнева внутри Акгыз все кипело, но вместе с тем было жаль себя и хотелось плакать. Не будь рядом Абдыра, она бы заревела, но ему ни за что не хотела показывать свою слабость, которую он непременно бы посчитал за свою победу. Нет, не предоставит она ему такой радости. Пусть глумится над ней, потешается над ее службой, этим он не сможет унизить ее. Наоборот, она гордо вскинет голову и одарит негодяя таким взглядом, от которого глаза его упрутся в песок. Вот так, знай свое место.
Абдыр, не выдержав ее уничижительного взгляда, действительно уставился себе под ноги, и Акгыз вдосталь насладилась его поражением. "Все-таки нужно вывести его на чистую воду", — подумала она, возвратившись к прежним мыслям, и ей стало жаль понапрасну потраченного на пустую перебранку времени. Хорошо хоть, что в пылу разговора не проговорилась о своих подозрениях. Абдыр из тех, кто мимо ушей и рук ничего не пропускает. Этот волк в овечьей шкуре удачно обходит капканы, ну да сколько веревочке не виться… Акгыз решила впредь быть с Абдыром вкрадчивой, мягкой, как пух кролика. Она невинно спросила:
— Не будем говорить о нас, Абдыр. Когда ты думаешь устраивать поминки? Я не смогла прийти на седьмой день, а ведь поминки — это не свадьба. На свадьбу можно не пойти, опоздать, а на поминки нельзя не явиться. После этого чувствуешь себя должником.
Господи, как легко можно повернуть мысли мужчины. Только что Абдыр весь зеленел от злости, а стоило лишь прибавить к голосу чуть-чуть тепла и, пожалуйста, — он уже забыл обращенные к нему гневные слова, улыбался.
— Бе, вот это другой разговор. Вот так нужно утешать скорбящее сердце! — Абдыр прикинулся скорбящим.
С таким же видом он сидел на поминках чужих людей, с таким же видом сидел и на поминках собственной жены. Вообще к поминкам у Абдыра была какая-то нездоровая страсть. В те дни, когда не было рейсов и шабашек, он не пропускал ни одного траурного дома. Сидел в своей шапке с кожаным верхом, разинув рот, до позднего вечера и с почтением и страхом наблюдал за набожными людьми. Акгыз, сама того не ведая, нашла его слабое место.
— Послезавтра сороковой день матери моих детей, — смиренно продолжал Абдыр. — Приходи обязательно. Ведь мы не причинили зла друг другу, нечего нам враждовать. Заодно посмотришь и мой дом. А, впрочем, почему бы тебе прямо сейчас не сделать этого? Зачем дожидаться траурного дня, когда в доме будет полно народу? Сделай милость, идем прямо сейчас.
Акгыз на секунду задумалась. Глупо было бы отказываться от этого предложения. Дом человека — его лицо. Сразу будет видно на какие доходы живет Абдыр. И она согласилась.
Рот Абдыра расползся до ушей… Он, как и большинство умеющих "делать деньги" людей, считал себя и самым умным, и самым красивым, и знатоком человеческих душ. Теперь он думал, что, уговорив Акгыз побывать у него дома, он чуть ли не склонил ее к близости. Акгыз, ничем не опровергая его надежд, последовала за его автомобилем.
Когда Абдыр, затормозив у ворот своего дома, выпрыгнул из машины, навстречу ему с разных сторон выбежали его дети. Их было трое, два мальчика и девочка. Акгыз расстроилась при виде сирот. Абдыр, нырнув в машину, достал арбуз, дыню, наделил ими детей, а девочку взял на руки. Дети с любопытством глазели на восседавшую на ярком мотоцикле Акгыз.
Дом Абдыра был сложен из отборного силикатного кирпича, крыльцо украшено затейливым орнаментом. Широко распахивая двери, Абдыр вел Акгыз по многочисленным комнатам, стены которых были покрыты дорогими обоями, а полы — коврами. Все окна были забраны решетками.
Акгыз не скрывала своего удивления. Что и говорить, по сравнению с домом Абдыра ее дом выглядел жалкой лачугой. Всего-то три комнаты. Правда, сейчас, когда Гараоглана уже нет, а дочь, готовясь к экзаменам, почти перебралась в общежитие, чтобы не терять времени на дорогу, ей и этих трех комнат девать некуда, вернее, самую себя девать некуда. Ах, какое одиночество навалится на нее, когда Нурана выйдет замуж. Страшно подумать.
Абдыр безудержно хвастался, Акгыз рассеянно слушала, кивала "хорошо, хорошо", и тем самым еще сильнее вдохновляла Абдыра, который, словно гордящийся редкими экспонатами музея экскурсовод, показывал ей разные вещи, называя цены и места приобретения. "Скажи, пожалуйста, — хотелось с невинным видом спросить Акгыз, — как может обыкновенный шофер накопить такие богатства?" Но она молчала. Ясно: от дел праведных не построишь палат каменных. Они с Гараогланом двадцать лет в четыре руки работали у и хотя в долги не залезали, лишнего не имели. А Абдыр один работал. Жена то рожала, то болела, да и дом был на ней. Нет, не зря люди судачат о делишках Абдыра. Дыма без огня не бывает.
Однако Акгыз ничем не выказала своих сомнений, и, сославшись на неотложные дела, вскоре ушла, оставив Абдыра в полном неведении.
Когда-то в селе росла во множестве джуда. Деревья как деревья, но после того как распространился слух, что будто кто-то, полежав в тени джуды, тронулся умом, люди стали относится к дереву с опаской и недоверием. Затем и вовсе стали искоренять его и высаживать тутовник, листья которого шли на корм шелкопрядам. Раньше за разведение шелкопрядов платили мало, а работа эта хлопотная, кропотливая, поэтому желающих заниматься ею находилось немного. Но постепенно цены поднялись, за выращивание коконов стали платить хорошие деньги, и желающих заметно прибавилось. Мало того, некоторых людей прямо-таки охватила алчность. Они чуть ли не дрались из-за деревьев. Листья и продавались, и покупались. К концу весны в округе не оставалось ни одного необобранного дерева. Только шелестел молодой листвой тутовник, посаженный Акгыз у могилы Гараоглана. И под ним отходила душой Акгыз, вспоминая прожитые годы, рассказывая о днях, проведенных без него.
Вокруг колхозного клуба тоже все тутовники были обезлиственны. Но люди, собравшиеся у клуба, сегодня не интересовались кормом для прожорливых червей, пора шелкопряда уже прошла и можно было отдохнуть и развеяться от повседневных забот, которые не давали возможности никаким развлечениям и культурным мероприятиям. Сегодня в клубе демонстрировался новый двухсерийный индийский фильм, и все население от мала до велика стремилось попасть на соблазнительное зрелище.