Ритка с неохотой опустилась на свое место. Поерзала на табурете, потом снова что-то защебетала. Денис слушал, почти не глядя на нее, иногда кивал, иногда вставлял короткие фразы.
Лена почти успокоилась. Достала себе тарелку, налила супу. В конце концов, она тоже человек: уже три часа, а она последний раз ела в семь утра. Сколько можно дергаться из-за всяких пустяков?
– …Ден, куда ты все время отворачиваешься? Я же с тобой разговариваю все-таки! – Ритка, изображая досаду, стукнула кулачком по столу и слегка потрясла Дениса за плечо. Тот обернулся.
Лене показалось, что она наблюдает странное, сильно замедленное кино. Очень знакомое, каждый эпизод которого давно выучен наизусть. Щелчок, мотор, кадр первый.
Денис смотрел прямо в лицо Ритке – по-другому, не так, как еще пару секунд назад. Лена отчетливо узнала этот взгляд. Это было похоже на то, будто в неподвижную, лишенную элементов питания игрушку вдруг вставили батарейку.
Кадр второй. В его глазах появился блеск, тот самый, «фирменный», перед которым так сложно было устоять всем без исключения Лениным знакомым, начиная с Тамары и заканчивая бабулькой на скамейке в парке.
Казалось, Денис сам не отдавал себе отчет в том, что происходит. Все получалось помимо его воли, чисто инстинктивно – слишком навязчиво вела себя Ритка, слишком громко орала ему в ухо, слишком сильно дергала…
Лена почувствовала, как пол уходит из-под ног. Ритка, Ритка, что же ты делаешь, дочка! Что творишь!
Но не это было самым страшным. Она невольно повернула голову и увидела Валюшку, застывшую с ложкой в руке. Лицо ее окаменело, глаза были устремлены на сестру, и в них Лена ясно прочитала ненависть. Такую лютую, что ей захотелось ослепнуть или, на худой конец, зажмуриться.
Сама Ритка не замечала, как смотрит на нее Валя, но перемену, произошедшую с Денисом, моментально зафиксировала. Плечи ее расправились, голос стал грудным и звучным, глаза победно засверкали.
В следующее мгновение Денис пришел в себя. Лена увидела, как напряглась его спина, рука, лежащая на столе, сжалась в кулак.
– Рита, отцепись, – произнес он холодно, – рубашку порвешь.
– Подумаешь, какой недотрога! – Ритка звонко расхохоталась, явно не собираясь так просто сдавать завоеванные позиции.
Лена вылила щи из тарелки обратно в кастрюлю и потихоньку вышла. Заглянула в спальню, села на кровать, тупо глядя на полусобранную сумку. Слух, точно сверхчуткий локатор, цепко улавливал все, что происходило в кухне. Вот снова звонко и нахально засмеялась Ритка. Вот что-то обиженно произнесла Валюшка. Снова Ритка, на сей раз тон ее убийственно язвительный. А вот и Денис. Слов Лена различить не может, слышит только, что он зовет Ритку по имени: «Марго, Марго!» А при ней, при Лене, говорил «Рита»!
Лена встала и резким движением прикрыла дверь. Лучше этого не слышать, как и не видеть страшного выражения на бесхитростном, курносом Валюшкином личике. Господи, какую же дикую кашу она заварила собственными руками! И – что хуже всего – расхлебывать ее придется не только ей, а всем: Виктору, Ритке, Валюшке и самому Денису. Ему – в первую очередь.
Как она могла не подумать, что попросту подставляет его, подводит под монастырь? На что надеялась – девчонки будут мило улыбаться и называть его папой?
С кухни послышался звон убираемой посуды. Смех стал громче, приблизился. Дверь распахнулась.
– Ма! – Ритка стояла на пороге, щеки ее пылали, в глазах ухмылялись бесы. – Ты чего пропала? Все было очень вкусно, спасибо.
– На здоровье, – потухшим голосом произнесла Лена.
– Мамуль! – Ритка приблизилась и потерлась носом о ее щеку. – Ты что, сердишься на меня за Вальку? Правда сердишься? – Она не дала ничего ответить, обняла за шею, едва не повалив на кровать. – Ну прости, я была не права. Просто что-то нашло. Я уже извинилась перед ней. Честное слово!
– Она тебя простила?
– Да. Мам! А Денис может у нас остаться до вечера?
– Нет, не может. – Лена решительно освободилась из ее рук. – Ему пора домой. А вам нужно собрать вещи, потому что я сегодня уезжаю, а вас забирает к себе на дачу Катя.
– Катя? На дачу? – Ритка в восторге запрыгала на ковре. – Вот супер! – Она остановилась и вздохнула. – Жаль только, что Ден уедет. Он классный. Мам, ты его еще пригласишь к нам?
– Может быть. – Лена встала и погладила дочь по плечу. – Иди, там, в шкафу, все чистое, я постирала. И гетры не забудь.
– Ты купила? Сэнкс, мамуль, ты у нас лучшая! – Ритка унеслась к себе.
Лена на деревянных ногах вышла в коридор и нос к носу столкнулась с Денисом. Он смотрел на нее напряженно и тревожно.
– Ленка…
– Все хорошо. – Она мельком оглянулась и быстро поцеловала его. – Все просто отлично. Ты молодец.
– Серьезно? – Он улыбнулся, не слишком уверенно.
– Совершенно серьезно. Слушай, Дениска, ты маме хоть что-нибудь купил в подарок?
Денис растерянно помотал головой.
– Ну как же ты так? – укорила Лена. – Что она у тебя любит?
– Не знаю. Кажется, книги.
– Вот и замечательно. Я тебе дам деньги, съезди на Арбат, в «Книжный мир», купи для нее что-нибудь стоящее. И вот еще – зайди после в «Весну», возьми духи. Подороже, французские. Делай, как я сказала, – добавила она твердо, видя, что он собирается возразить.
– Ладно. – Денис, слегка поколебавшись, направился в прихожую. Не дойдя пару шагов, остановился, обернулся. – Лен!
– Что? – Она смотрела на него с грустью и нежностью.
– Правда все нормально?
– Конечно. Ты иди. Иди себе спокойно, девчонки через два часа уедут, как раз к твоему возвращению.
– Хорошо. – Он кивнул. Надел кроссовки, взял деньги и скрылся за дверью.
Лена на цыпочках приблизилась к детской. Ей было мучительно стыдно, но, преодолевая это, она приложила ухо к дверной щелке.
– …Ты много о себе воображаешь!
Это сказала Валюшка. Голосок больше не дрожал, наоборот, в нем отчетливо слышался металл.
– Да, я воображаю. Есть с чего воображать. Видела, как он на меня смотрел? Видела?
В ответ повисла многозначительная пауза.
– Вот и засохни! – подытожила Ритка.
– Думаешь, он смотрел только на тебя? – язвительно заметила Валя.
– Думаю! А ты думаешь, он станет интересоваться мелюзгой вроде тебя? Он же взрослый, понимаешь, взрослый, не то что твой карантинный Гришаня! Ты, кстати, обещала быть ему верной до гроба, когда уезжала! – Последние слова Ритка произнесла с непередаваемым ехидством.
– Оставь Гришку в покое. Не о нем речь.
– А о ком? О Дене? Забудь, выкинь из головы. Он все равно тебе не пара.
– Ага! А тебе, можно подумать, пара! – В голосе Валюшки звучал откровенный вызов.
– Посмотрим! – заносчиво проговорила Ритка. – Время покажет!
– Посмотрим!
…Лена отошла от двери. Снова вернулась в спальню. Она ощущала невероятную, сваливающую с ног слабость, будто из нее выкачали всю кровь без остатка – тот самый жужжащий комар. Ей хотелось лечь и замереть без движений. Никогда не открывать глаза, ни с кем не разговаривать, не умываться, не чистить зубы, как Валюшкин кавалер.
Она подумала, что проще всего, наверное, было бы умереть. Например, выпрыгнуть в окно. Или дождаться, пока девчонки уедут, и надышаться газа. Или травануться какой-нибудь гадостью.
И тут же перед ее глазами всплыло озеро: вода, вода, без конца и края, и единственная мысль о том, что нужно доплыть. Ради девчонок, ради стервозных и самых дорогих на свете Ритки с Валюшкой.
Где-то в отдалении тренькнул телефон. Послышался веселый топот ног, Риткин голос громко произнес:
– Да, слушаю! Здрасте, теть Кать! Да, прилетели. Мама? Кажется, прилегла поспать. Сейчас гляну.
Шаги стали приближаться. Лена поспешно улеглась на постель и зажмурилась. Дверь тихонько распахнулась.
– Мам, – шепотом окликнула Ритка, – ты спишь?
Лена молчала, стараясь дышать ровно и глубоко.
– Спит, – сама себе подтвердила Ритка и испарилась. Через пару секунд Лена услышала, как она говорит в трубку:
– Точно, спит, теть Кать. Вы выезжаете? Классно, мы уже почти собрались. Хорошо, ждем.
Трубка опустилась на рычаг. Лена продолжала лежать с закрытыми глазами. Ей было холодно, но она не шевелилась, будто окаменела.
Память проявляла почти каждый день минувших трех недель… Ночь. Дождь. Широкие спины братков, матерная брань, гулко несущаяся по пустынному переулку. Темный силуэт на асфальте. Ослепительная вспышка сигареты. Кровь на воротнике. Хмурое лицо, отсутствующий взгляд. «Как тебя звать?» – «Ден». – «Это по-каковски?»
Кажется, он тогда ответил: «По-обыкновенному». Да, точно, именно так…
…И дальше, дальше. Кухня, вода из-под крана. Скользкая чашка в руке. Разбитые губы в презрительной усмешке. «Все так говорят. Поначалу». А ведь он был прав, как он был прав! Чем она оказалась лучше других? Только тем, что влюбилась в него как последняя дура и теперь подыхает от своей идиотской любви…
…И еще дальше. Темень спальни. Жаркое дыханье. Восторг до молний в глазах. Зачем все это было? Зачем?! Лучше бы не было, никогда не было…
…Дальше. Быстрей, настойчивей, неумолимей – дальше. «Почему Кнопа назвал тебя жонглером?» – «Нипочему». – «Я все-таки нашел работу в вашей паршивой Москве. В том самом фастфуде».
Зачем он врал? Теперь она знает то, чего не знал он сам. Ему хотелось, чтобы она не думала о нем совсем уж плохо. Неосознанно, исподволь. Уже тогда он выделил ее из всех, прежних, подвел черту под тем, что было до сих пор. Нарушил свой принцип жить сегодняшним днем и попытался заглянуть в завтрашний…
…И уже с бешеной скоростью, вихрем, несется лавина воспоминаний. Острые, высоченные пики ограды. Спасенная картина. Он перелез, ради нее! Такое благородство – даже смешно. Самому смешно и чуть-чуть не по себе. Даже не чуть-чуть, а как следует. Так, что начинает понемногу сдавливать слева, там, где не должно. Где, если сдавит, «пишите письма родным».
…А ведь она его и верно спасла. Где он был сейчас, если бы она не