Суханов постоял над ним немного, вздохнул, погасил свет и вышел на балкон покурить.
Часто и глубоко затягиваясь и зябко передергивая плечами, он то и дело поглядывал на гигантское звездное небо, ощущая, как все существо его заполняет щемящее чувство одиночества.
Но в здоровом теле — здоровый дух! Чувство одиночества постепенно отошло, и будущее представилось Суханову не столь мрачным. И впрямь ведь. Атомные электростанции, которым он отдал двадцать лет жизни, — это и есть та самая «жесткая», вынужденная энергетика, с ее активным и зачастую вредным воздействием на внешнюю среду обитания человека. Космос, привнесенный в земные условия.
А космос — это ведь не Природа в общепринятом эмоциональном человеческом восприятии. Космос — это материя, голая, безжизненная, страшная. И хотя все сущее есть Вселенная, космос, и он в нас, и мы в нем… Но так хотелось Суханову, чтобы все это было отдельно. Жизнь отдельно от смерти. И потому Природа для него — это прежде всего земля, горы, воды рек и морей, дожди, воздух, которым дышим, солнце, согревающее нас и ощущаемое очень земным, своим, милым и нужным, это леса и травы степей, это все живое вокруг нас, то есть все, что дорого и приносит радость человеку. Ах, как он любит все это!
И где-то там, впереди, когда люди перестанут враждовать друг с другом, когда страны и народы поймут, что земле, милой, доверчивой, как ребеночку, земле нужны любовь, ласка и созидательный, но сберегающий труд и совсем не нужно расщепленное ядро с его угрозой настоящей и будущей жизни, тогда соберут они все ядерные боеголовки и атомные активные зоны электростанций и отправят их ракетами в безжизненные пространства мирового космоса. Да, да. Пусть космос отправляется к космосу. С богом!
А нам, людям, пусть останется мягкая энергетика — солнце, ветер, вода.
Придумают! Придумают такие машины, устройства, электростанции, которые будут превращать колоссальную энергию солнца и ветра, которые везде вокруг нас, в электричество. Ведь первые шаги в этом направлении уже сделаны.
«Вот поработать, вот пожить бы тогда!.. — мечтательно подумал Суханов. — В мире без войн, без вражды и злобы… Прекрасное будет время!..»
В сущности, ведь человечеству не так уж много требуется электроэнергии, если бы не колоссальная трата ее на производство оружия и войну.
— Вот так-то! — сказал он вслух, задорно подмигнул гигантскому черному звездному небу и пошел спать.
Утром предстоит работа. Импульсы…
А звездопад продолжался. Огни в ночном небе, ярко вспыхивая, рассыпались и гасли.
ПЕРВЫЕ ОШИБКИ
Тот не ошибается, кто ничего не делает! — воскликнул молодой мастер сборочного цеха Коля Гончаров и напористо приказал: — Тяни! И — раз! Еще раз!
Всего лишь месяц назад, после окончания института приехав по направлению на завод, Коля Гончаров был назначен сменным мастером в сборочный цех.
Весь переполненный институтскими знаниями: математикой, физикой, всевозможными расчетами и способами конструирования, он готов был немедленно приложить все это к новому делу, но…
В жизни все оказалось и проще, и сложнее.
Когда он впервые после назначения на должность вошел в конторку мастера, там его уже поджидали двое слесарей-сборщиков из насосной бригады.
Увидев Гончарова, оба рабочих встали, уважительно поздоровались и столь же уважительно и серьезно, подсев к его столу, начали озадачивать молодого начальника.
Коле очень понравилось, что рабочие держатся с ним серьезно, без тени намека на его молодость и неопытность. Тут могло, конечно, быть и тщательно скрытое притворство, но… Нет, не похоже. Мужики действительно пришли по делу.
— Вот, Коля, погляди, какая штука получается, — сказал более пожилой, высокий и тощий, с плоскощеким обветренным лицом Калищук, — этот вот текстолитовый вкладыш опорного подшипника… Втулка, значит… — Он вертел в грубых, черных от металла и инструмента, но очень, как казалось Коле, умелых руках аккуратно выточенную, коричневую, со следами сетчатой основы, втулочку из текстолита. — Помоги, значит, рассчитай, как быть. Видишь ли, раньше мы всегда в воде втулки варили…
— Зачем? — удивился Коля. — Текстолит в воде варить? Что это — мясо, что ли? Суп из текстолита! Ха-ха!..
Рабочие не ответили на выходку Коли, терпеливо переждали, пока он позабавится своим остроумием, как-то даже в это время по-отцовски посмотрели на него.
— Суп не суп, — как-то застенчиво засмеялся Калищук, видимо не привыкший без толку веселиться, — а варить надо… Понимаешь, эта втулочка… Она в воде работает… Но если ее не подготовить предварительно и сухую поставить в насос, то потом от воды текстолит разбухает и заклинивает вал. Намучились мы много с этим, а после догадались, что надо его сперва сварить в воде, пускай набухнет. В набухшем состоянии проточить в размер и тогда уже на сборку…
— Понятно, — глубокомысленно промолвил Коля.
— Но теперь перед нами другая загадка возникла, — вступил в разговор второй рабочий, невысокий, плотный, с синими задумчивыми глазами, толстощекий Волков, — Видишь ли, раньше у нас все были насосы, которые воду качали, а теперь пошли маслонасосы. Как поведет себя текстолит? Будет разбухать или как? Что делать с вкладышами? Пускать на станок в сыром виде или… — Волков помолчал и добавил: — Два насоса мы уже угробили. Втулки размолотило и задрало уплотнения. Помоги, Коля.
Оба рабочих замолчали, выжидающе глядя на молодого мастера, щеки которого все более краснели, а голова как-то невольно уходила в плечи.
Но Коля Гончаров уже принял задачу и напряженно размышлял, вертя в руках гладенький, очень приятный на ощупь, теплый от человеческих рук текстолитовый вкладыш.
Размышлял он не особенно долго и вдруг, как-то даже по-бывалому, весело сказал:
— Я, парни, вам не колдун. Загадки отгадывать не умею. Но давайте исследуем этот вопрос.
— А как? — в один голос спросили рабочие, радуясь энергии молодого инженера.
— Когда вкладыш работал в воде, в чем вы его варили? — с задором спросил Коля.
— В воде, — недоуменно ответил Калищук.
— А когда вкладыш работает в масле, в чем надо его варить?! — глаза у Коли лукаво поблескивали.
— В масле! — выкрикнул синеглазый, толстощекий Волков и возбужденно пристукнул большой, толстопалой ладонью по столу.
— Именно! — уверенно сказал Коля и, помолчав, вздохнул. — Но это еще только предположение. Я рассудил по аналогии… Давайте проверим. Чего гадать? А чтобы опыт получился чистым, надо варить при той же температуре, при которой вкладыш будет работать в насосе… Замеры диаметров будем производить через каждый час и до тех пор, пока размеры вкладыша не стабилизируются.
— Голова ты, Коля! — уважительно сказал Калищук. — Просто и толково.
— Да ничего тут хитрого нет, — быстро заговорил Коля, словно бы оправдываясь за неожиданно найденное решение. — Надо еще проверить.
Но душевный подъем он все же ощущал, и похвала старого рабочего теплом обдала сердце.
Варили вкладыши в масляной ванне сутки. Размеры по внутреннему диаметру увеличились, по внешнему уменьшились. Это означало, что изготавливать вкладыши в сыром виде надо было с припуском и окончательно обрабатывать только после варки в машинном масле.
Реализация Колиного предложения позволила быстро отладить сборку маслосистем корабельных турбоагрегатов, поскольку в это самое время шел массовый переход с более дефицитных баббитовых на текстолитовые подшипники…
Молодой мастер Коля Гончаров после этого мигом был всеми признан за своего. В него поверили, с ним советовались, но он все равно не чувствовал удовлетворения.
Институтские знания, формулы и прочее словно бы распирали его, и ему казалось, что он недогружен.
Изготовление текстолитовых подшипников для маслонасосов турбин было уже поставлено на поток. Горячая текстолитовая стружка из-под резца вкусно пахла свежеиспеченным хлебом. Для стабизизации подшипников в кипящем масле был оборудован большой стенд с термоконтролем и автоматикой.
А Коля все еще руководил своими бригадами насосников в цехе. Но сердце его давно уже рвалось на корабль.
И, наконец, такое время настало. Бригаде Калищука во главе с молодым мастером Николаем Ивановичем Гончаровым руководство цеха поручило монтаж и наладку маслосистем турбины в отсеке корабля.
На стенде все уже было испытано и отработано до мелочей, поэтому Коля Гончаров да и вся бригада за исход дела на месте были спокойны.
Огромный современный корабль, на борту которого предстояло работать, горой возвышался у причальной стенки. Он вызывал в душе Коли захватывающее чувство удивления и уважения одновременно. И не столько огромные размеры железного гиганта, сколько труд людей, создавших его.
«Вот ведь диво! — думал он. — Маленькие руки человека, тысячи, миллионы раз приложенные к делу, рождают «существо», иначе не назовешь, в миллионы раз сильнее самого человека! Но важно, чтобы эти два существа, человек и его создание, были неотделимы друг от друга. Друг друга дополняли…»
Он спускался с Калищуком в святая святых корабля — машинное отделение. Вначале как-то опасливо, а потом с радостью воспринимал все там: и механизмы, и хитросплетения труб, и сияющие в огнях ламп цилиндры турбин, и сложные маневровые устройства, большие и маленькие, сверкающие никелем и полированной бронзой штурвалы, тяги, маховики и рычажки с блестящими шариками на концах. И железная тишина замкнутого объема. И этот отдающий и гаснущий в паёлах (стальной настил) и переплетениях железных лестниц, труб и переходов внезапный звук металлического удара, лязг инструментов… И запахи: краски, раскрошенной пробки изоляции, турбинного масла, красной меди, латуни, стали и еще чего-то незнакомого, отчего дух захватывало и наполняло душу уважительным почтением к этому огромному «железному существу», живущему как бы уже помимо воли его создателей.
Неожиданна и прекрасна порою поэзия техники! Ибо это поэзия человеческой души, его ума и сердца, воплощенная и гармонично застывшая в металле мысль.