На мгновение Игорю показалось, что старик мертв. Просто тело пока еще сохранилось, лишь духа больше нет…
Старик моргнул. Игорь вздрогнул. Неловко ступил ногой, и паркет под ногой скрипнул.
— Дима? — спросил старик, подслеповато прищурившись.
— Нет, — обронил Игорь. — Дима… Дима занят. Мы пойдем.
— Да-да… — Старик закивал. — Что-то Димочка все занят и занят. Ох уж работа у него. Все занят и занят…
— Мы пойдем.
Старик не слышал Игоря.
— Закрутила его работа эта, — твердил он. — Не жалеет себя совсем. А я сижу тут, один-одинешенек. Хорошо хоть за город переехали. Тут и воздух свежий, и шума меньше…
Старик кивал и кивал головой, как заведенный.
Игорь поманил к себе Лену, она осторожно обошла диван с другой стороны.
— Димочка-то мой — казачок. Лихой парень-то, только занят вечно. Но не бросает, заходит. Не бросает, не бросает…
Игорь повернул ручку окна. Старик замолчал. Прислушался, щурясь.
— Ты что же это?
— Ничего, все хорошо, — пробормотал Игорь.
— Ты что же это, а? — спросил старик громче. — Дима где? Где Димочка?
Старик попытался встать, но Игорь легонько толкнул его в грудь. Тот плюхнулся обратно на диван и в ужасе вытаращил белесые глаза.
— Дима! — надсадно закричал старик. — Димочка!
— Пошли! — крикнул Игорь, распахивая окно.
Вскочил на подоконник, спрыгнул вниз, протянул руки, подхватывая Лену. Оказавшись на земле, они побежали через дорогу. За спиной продолжал голосить старик.
Возле легковушки, давным-давно боднувшей замерший микроавтобус, Игорь притормозил. Развернулся.
— Ты чего? — взволновалась Лена.
Морозов наклонился, подхватил камень и со всей дури метнул его в окно. Зазвенели стекла. Старик заткнулся.
— Гнида твой Дима! Гнида! Понял? — проорал Игорь в навалившейся тишине. Ярость металась внутри него черным призраком, ища выхода. Морозов шумно выдохнул и ввинтил, срывая голос: — Зверюгой жил твой Димочка, зверюгой и сдох!
Схватил Лену за руку и побежал прочь.
Парк Шнелли действительно сильно разросся без ухода. Огромные каштаны и ивы породили множество молодых побегов. Старые сучья рушились, кое-где образуя завалы. Через трухлявые стволы прорастали новые и новые деревья. Тут не осталось дорожек, а пруды, где раньше жили утки и водились карпы, вышли из берегов: нижняя часть парка превратилась в болото.
Игорь и Лена с трудом миновали по твердым кочкам топь, взобрались на вал, где когда-то проходила пешеходная дорожка. Отсюда через переплетение ветвей можно было разглядеть стены Вышгорода.
— Там должна быть лестница, — выдохнула запыхавшаяся Лена. — Наверх.
— У вокзала?
— Нет, раньше… К ресторану ведет. Помнишь?
Игорь помотал головой.
— Пошли. — Лена решительно двинулась по валу.
Игорь пошел за ней, тревожно прислушиваясь. Ему показалось, что сзади доносятся голоса.
— Давай ускоримся, — поторопил он Лену.
Она не ответила, но пошла заметно быстрее. Несколько раз затравленно обернулась. Игорь отметил, как сильно она осунулась за последние сутки, как посерело ее лицо.
— Уйдем, — подбодрил он. — Обязательно уйдем, не бойся.
Лена ничего не сказала, лишь улыбнулась в ответ одними глазами.
Она шла быстро, почти бежала по узкой гряде насыпного холма. Внизу слева зеленели пруды и болото, справа, на обветшавшем спортивном стадионе, буйно рос кустарник. Прорываться через такое заросшее поле…
Додумать Игорь не успел.
Лена решительно нырнула вниз, к кустарнику. Морозов тихо выругался и поспешил за ней. Споткнулся о корень, прокатился пару метров, но сумел опять вскочить на ноги.
— Жив! — подстегнул он себя.
Лена вырвалась вперед. Она не проламывалась через кусты, а ловко их обходила, лавировала, подныривала под ветки. Получалось это у нее до того ловко, что Игорь с трудом поспевал за ней.
Под ногами чавкала слякоть. Ботинки промокли. Дурно пахло гнилой травой. Скоро Морозов понял, что выдыхается. Он начал отставать, хотел было сбавить темп, но испугался, что потеряет Лену. Собрался с силами. Выложился на полную катушку, но в правом боку остро закололо, и он все-таки остановился. Согнулся пополам, тяжело дыша.
Тут же рядом оказалась Лена. Схватила Игоря за руку.
— Идем, Игорёша! Идем! — Морозов поднял голову и поразился, какими большими были ее глаза. Какими испуганными. — Идем! Идем, а!
— Да, — выдохнул он, стараясь унять гул пульса в ушах. — Да-да. Идем.
Превозмогая боль, Морозов пошел за Леной, которой страх придавал сил.
Серая, обсыпавшаяся в некоторых местах стена была все ближе. Нависала над ними. Улетала ввысь и, казалось, подпирала небо.
Дорога начала круто забирать в гору. Теперь приходилось едва ли не карабкаться, цепляясь за корни и кустарник. Зато кончилось мерзкое болото. Стало суше…
Свистнуло. Коротко и зло.
Кусты дернулись, резко распрямились. И шедшая впереди Лена вдруг осела на землю, неловко завалилась на бок.
Тихо и жутко.
— Ленка! — Игорь подбежал к ней, подхватил.
Из правого бока Лены торчала заточенная палка, перепачканная темной-темной кровью.
— Ленка!!!
Она удивленно посмотрела на свою страшную рану. Потом подняла глаза на него. Игорь поразился тому, каким чистым вдруг стало ее лицо. Прозрачным, светлым, словно и не было только что серым от усталости и грызи.
Лена улыбнулась. Несмело, будто извиняясь.
— Игорёша…
Игорь схватил проклятую палку, напрягся, сломал. Подпружиненная ветка, свистнув, ушла вверх. Закачалась над головой красная тряпка. Сигнал! Продуманная ловушка для зверя.
Или для человека.
Какая разница…
Игорь осторожно положил Лену на землю, взялся за сидевший в ее теле остаток кола, но она громко застонала.
— Не надо! Больно… Игорёша…
Кровь была темной. Почти черной. В сознание стукнуло пугающее слово: «печень». И тут же заметались мелкие мыслишки: «Врача! Перевязать! Жгут!»
Что перевязать, куда наложить жгут, где взять врача в этом людоедском городе? Игорь не знал.
Это были лишь панически мыслишки. Ничего больше.
А кровь все текла.
— Игорёшь, ты… — Лена говорила с паузами, глядя на него так, будто умирала не она, а он. С жалостью смотрела. — Ты не плачь, Игорёша. Все хорошо. Так лучше… Не хочу я так жить… Не хочу тут… Ты хороший… Я тебя люблю, Игорёша…
И вдруг в ней словно бы что-то переключили. Медленно текущие слова превратились в поток коротких, резких и отрывистых. Как дыхание мелкого зверька.
Лена заговорила быстро-быстро, сбивчиво, стараясь успеть сказать как можно больше…
— Ты, главное — найди Андрюшку, найди его и увези. Увези отсюда. Нельзя так жить, как они живут. Главное — увези его. И всё. И не плачь, не надо. Увези. Никого нет у тебя. Он маленький. Жалко. Не знала я его толком. Но хороший же. Увези. А меня, меня не бросай, Игорёша! Не бросай. Не хочу, чтоб съели. Не хочу. Обещаешь? Обещай мне, Игорёша! Обещай мне! Обещай, обещай, обещай… Не бросай меня тут! Обещай мне… обещай…
Голос становился все тише и тише.
Внизу отчетливо хрустели кусты. Погоня приближалась.
Морозов закинул слабеющие руки Лены себе на шею, подхватил ставшее вдруг легким, как кукольное, тело, поднялся на ноги.
Лена тихо застонала, но глаз уже не открыла.
— Сейчас… — сипло прошептал Игорь. — Сейчас… Потерпи…
Как он шел вверх и нес Лену, Морозов помнил урывками. Как только не упал? Как не поскользнулся?..
От слез он почти ничего не видел. Сзади кричали, обкладывали с разных сторон.
Игорю повезло. Он не влетел в капкан, не упал и не свернул себе шею. Он нашел лестницу, наполовину просевшую вниз, узкую и неудобную.
Тяжело дыша, Морозов побрел по древним плитам, уходя все выше и выше, отмечая свой путь темными каплями крови. Он был уже на промежуточной площадке, когда снизу закричали:
— Он тут! Тут!
Игорь осторожно положил Лену на камни. Поднялся. Развернулся. Вытащил из-за пояса окованную гвоздями дубинку и спустился на несколько ступеней вниз.
Навстречу уже бежали двуногие существа. Дикари, одетые в лохмотья. Игорь не испытывал к ним ненависти. Лишь невероятное отвращение и брезгливость, какие накатывают на человека, столкнувшегося с клубком опарышей…
Первому Игорь размозжил голову. Удар дубиной пришелся в висок. Существо коротко хрюкнуло и отвалилось в сторону. Ухнуло в зеленую пропасть. Затрещали кусты.
Остальные взвыли, крича что-то на языке, которого Игорь не знал. Да и был ли у них язык? Они же не люди…
Твари.
Следующего Морозов сбил с ног прямым пинком. Он упал на каменные ступени, покатился вниз, мерзко вереща.
Остальные сбились в кучу. Кто-то оскользнулся и съехал вниз. Крупный, злой самец перепрыгнул через тело и кинулся вперед.
Игорь отвел дубинку для удара. За мгновение до прыжка самца он подцепил носком ботинка каменную крошку, и швырнул ее в лицо врагу. Самец зажмурился. Не остановился, но концентрацию потерял. Игорь изо всех сил ударил его ногой в живот.
Потом широким махом дубинкой — по ногам и в голову.
Брызнула кровь.
И твари будто обезумели!
Они полезли на Морозова, размахивая палками и ножами. А Игорь все бил и бил. Не целясь. Наотмашь. Он не служил в армии: в советскую не успел, в эстонскую не взяли. Он плохо дрался: не умел и не любил.
Но сейчас Морозова словно подменили.
Все, что осталось в памяти за неполные три года спортивной секции, все немногое, что сохранилось в рефлексах от редких уличных драк, сейчас вынырнуло, всплыло, как страшный подводный ракетоносец. Игорь дрался не для того, чтобы убить. Ему просто было противно. Ему были тошнотворны касания прущих на него с алчным голодным визгом существ.
Морозов яростно рубил дубинкой направо и налево, пробивая черепа, с хрустом ломая кости. Он несколько раз падал на жесткие ступени, отпихивал тех, кто прыгал на него сверху, снова вставал. Опять падал. Ворочался, как медведь, под собачьей стаей. Потерял дубинку, но успел перехватить чью-то волосатую руку с тесаком. Со всей дури впечатал чужой кулак в камень, выхватил оружие из изуродованных пальцев.