Я не позволю ни кому себя использовать. Ты понял меня, Зейк?
После того, как начался отчет к старту, на сердце было уже не так сумрачно. Все же последний свой бой, будучи мигуми, я выиграла. Последней спасенной мною жизнью стала молоденькая девочка с красивым именем Фалима. На прощанье она горячее обняла меня и, пряча слезы, произнесла короткое «спасибо».
Но мне этого было достаточно.
Мне хотелось верить, что у нее все будет хорошо. Меня с малолетства готовили к тому, что однажды, и скорее рано, чем поздно, я умру. Заставляли вырабатывать привычку относиться к каждому заданию, как к последнему. Но я не была готова и сейчас отчетливо понимала это. Я безумно, до скрежета зубами, хотела дышать, хотела чувствовать и жить.
Жить вопреки всему и всем.
Корабль, удачно отшвартовавшись, вышел на заданный курс. На мониторе перед глазами мелькали цифры. Но я словно не видела их, отстранено понимая, что судно разгоняется.
Пять минут полета…
Я вывела крейсер в заданный коридор и автоматически доложила в командный пункт на Ганимеде:
— Пять минут, полет в штатном режиме.
И хотя голос мой звучал ровно, пальцы, включающие ускорение, предательски дрожали. Сердце сходило с ума в безумном ритме, грозясь разорвать грудную клетку.
Десять минут полета…
Я скорее инстинктивно почувствовала, чем отметила на мониторе изменения, произошедшие с кораблем. До гиперпрыжка оставалась еще пара секунд, когда меня прижало к креслу. Сделав судорожный вдох, ощутила во рту вкус крови. Глаза опалило огнем, а уши заложило так, что звук собственного сердца звучал набатом. Ломающая изнутри боль раздирала. Казалось, прошла вечность, когда меня отпустило. Не медленно, а внезапно, будто плиту, прижимающую меня к креслу, просто подняли.
Обессилив, я сползла на пол. Автоматически достала из кармана медкомплект и, не раздумывая ни секунды, вколола себе, прижимая специальные ампулы к шее, сначала обезболивающее, а потом и генетические хаониты. Тот факт, что у меня внутренние повреждения и, возможно, разрывы тканей и так был понятен.
Одно поражало, как я вообще выжила!?
А главное, как долго продлится эта моя жизнь? Система молчала. Корабль медленно затихал, поочередно отключались приборы освещения. Все вокруг погружалось в обрекающую меня непроглядную тьму.
Глава 4
Когда-то давно бабушка рассказала мне историю о сотворении мира. О великом Боге, который видел всех и каждого и способен был сотворить чудо. Когда-то тысячи лет назад существовали церкви, где люди неистово молились и восхваляли Всевышнего. Но человечество покинуло Землю, и вера поутихла.
Это казалось таким глупым — верить в каких-то там богов.
Скорее учеными не отрицалось существование высших материй, ко всему был рациональный подход. А чудо? Оно осталось только в детских сказках. Но сейчас я отчетливо поняла, что желаю верить в высшие силы. Я хочу воззвать к Богу и неистово молиться, а главное быть услышанной.
— Боже, боженька, — шептала я, потрескавшимися от обезвоживания губами, — я прошу тебя, дай мне еще один шанс! Пошли мне спасение! Я прошу тебя не оставляй, не бросай меня. Я хочу жить. Пожалуйста, услышь меня. Я так хочу жить!
Непривычные слезы стекали по щекам, оставляя мокрые дорожки. Я лежала на полу не в силах пошевелиться и чувствовала, будто примерзаю к металлу. Холод пробирал до костей, меня трясло и знобило.
— Боженька, услышь меня! Спаси меня, пожалуйста. Я так хочу жить, мне так хочется быть счастливой! — мой голос дрожал.
Хаониты делали свое дело, восстанавливая внутренние органы, но вот от обезвоживания, голода и холода, спасти они неспособны.
Корабль был погружен в мертвую пугающую тишину и мрак. Все системы отключены. Страшно. Никогда не боялась темноты, а сейчас так жутко. Что-то изредка постукивало по внешней обшивке. И с каждый таким звуком сердце обмирало, пропуская пару ударов.
— Знаешь, боженька, я всегда спрашивала себя, что я сделала не так, что меня настигла такая судьба — быть сиротой при живых родителях? Все время гадала, за что?
По-детски хмыкая носом, я делилась с мраком своими самыми глубокими сокровенными обидами. Да, это было очень глупо. А главное, лежа в темноте, не в силах пошевелиться, я осознала, что совершаю страшное преступление по отношению к себе. Я предаюсь отчаянью, которое застилает мой разум и обрекает на верную смерть. Отчего-то вспомнился недавний столь странный сон и просьба бабушки бороться до последнего глотка воздуха.
Она умоляла меня бороться, а не лежать и поливать полы слезами.
Стало стыдно за себя. Взрослая тетка в военной форме, командир карательного отряда, развела сопли и упивается жалостью к своей персоне. Ох, хорошо, что меня сейчас никто не видит. Позору бы было!
Странный удар повторился.
И это уже не столько напугало, сколько насторожило. Что может снаружи так методично постукивать? А что звук шел извне — это было точно. Все происходящее сейчас более чем странно. Собрав силы, я попыталась привстать. Тело тут же окутала тупая боль. Казалось, она была повсюду. Мышцы не слушались. Создавалось впечатление, что мое тело вязкий кисель и косточек в нем просто не осталось.
С тугим протяжным стоном, я вновь опустилась лицом на металлический холодный пол. Это простое движение отняло все силы, что еще оставались у меня. Неспособная совладать с собой, малодушно коря себя за слабость, позволила сознанию отключиться.
Пусть будет пока так.
Хаониты в моем разбитом теле продолжали производить, судя по всему, сложный ремонт внутренних органов. Главное, что кровью не истекаю, все остальное не так страшно.
Стук повторился. Что же там бьется о внешнюю обшивку?
Сознание возвращалось с трудом. Чуть пошевелив руками и стопами ног, убедилась, что боль уже не столь ощутима. Аккуратно, не перенапрягаясь, привстала и с мучительным вздохом села. Чудовищно хотелось пить. Потрескавшиеся губы неприятно ныли. А горло драло так, словно наждачкой по нему прошлись.
Пить. Так хочется сделать хоть один глоток воды.
Должен же здесь быть хоть какой-то запас. Непременно должен быть! Это же крейсер! И аптечка, и продовольствие на случай внештатных ситуаций и аварий просто обязаны здесь где-то лежать. Вот только где? Тут, в кромешной тьме, разве возможно хоть что-то отыскать. Думалось очень тяжело. Пошарив рукой по полу, напоролась на какую-то вертикальную железку. Пройдясь по ней ладонью, нащупала сидение кресла пилота.
Ну хоть какой-то ориентир в пространстве.
Вот теперь осталось мысленно нарисовать схему корабля. Хотя чего это мысленно-то! Мой портативный компьютер, вмонтированный в щиток очков, никто у меня не забирал. Мысленно задвинуть на лицо щит не вышло. Пришлось, нащупав мочку уха, активировать его. Серая маска медленно наползла на лицо. Полдела сделано.
— Вывести схему десантного крейсера «А» класса относительно положения объекта семьсот сорок шесть, — отдала я команду тихим шепотом.
Перед глазами вспыхнуло, и тут же появилась трехмерная схема корабля. Мое положение в пространстве обозначилось на ней красной точкой. Не рискуя вставать на ноги, чтобы не тратить и без того малочисленные силы, я поползла в сторону стены. Сделав пару движений, замерла на пару минут, чтобы унять головокружение. Затем снова попыталась проползти вперед, чтобы вновь замереть.
Путь, который бы занял у меня несколько секунд, будь я здорова и на двух ногах, да еще и при свете, растянулся в этой действительности на несколько минут. По данным схемы я уже должна была доползти до стены, вытянув руку, уперлась в нее. Так, теперь найти небольшой ящик, в котором и должны лежать бутылочки с водой.
— Если они вообще там есть, — пробурчала сама себе.
В темноте мой голос, даже шепот, звучал гулко и как-то неестественно громко. Держась за стену, проползла в сторону. Но ничего не нашла. Хмыкнула.
— Может выше подняться нужно, — конечно вести разговор вслух самой с собой — это не показатель психического здоровья, но молчать в этой непроглядной тяжелой тишине еще хуже. Так и с ума сойти недолго.
— Сейчас привстану и попробую нащупать полочку. Она должна быть здесь и никак иначе.
Сглатывая вязкую слюну, привстала и тут же ощутила в голове туман. Он был почти осязаем физически, и путал мысли, превращая мозг в вату.
— Соберись! — приказала сама себе. — Немощную разыгрывать будем позже, подохнуть тут всегда успею. Для этого и напрягаться не нужно.
Подтянувшись, я, наконец-то, нащупала какое-то углубление в стене. Пошарив там рукой, толкнула какую-то коробочку, и, чуть не взвизгнув от счастья, потянула ее на себя. Но вовремя опомнилась. Вот упадет она сейчас и раскроется.
— А потом, где я буду искать бутылки с водой. Ползать тут под всеми столами.
Уже куда осторожней, сражаясь с накатываемой тошнотой, потянула кейс и максимально осторожно опустила его себе на ноги. И тут же возникла новая проблема, на ее застежках какой-то ну очень нехороший человек установил код. Видимо, чтобы работники не таскали отсюда воду. Вот же гад жадный! И как теперь открыть?
— Думай, семьсот сорок шестая, мозг на что дан? Думай и желательно быстрее, — поворчала я сама на себя.
Тишина, окутывающая меня, угнетала. И снова этот жуткий удар. Словно кто-то камни в корабль кидал. Большие такие камешки с астероид размером.
— Да что там долбится? — вскрикнула я, не в силах сдержать эмоции. — Не может там быть ничего! Ты слышишь, господи, ну не может ничего в корабль стучаться! Понимаешь, это же против всех физических законов. Мы же в космосе! Тут после удара объекты разлетаются. Ты понимаешь это, господи, не может там ничего тарабанить! — вопила я, а в ответ, будто в насмешку, прозвучал очередной удар, как набат по моему воспаленному мозгу. — Да чтоб тебя, хватит! И без того страшно до икоты!
Сжав кейс, я была готова разбить его о стену. Но вдруг меня осенило! Удар! Тут же тихо, как в черной дыре, а значит, если буду крутить колесико на застежке, то услышу щелчок, как только установится нужная цифра. И видеть ничего не нужно.