ой? Или за то, что семьи никогда не создаст и деток не родит? За то, что даже полюбить права иметь не будет? За это благодарить?! Одумайся Фалькоп, это же твоя дочь. Дочь, родная кровь!
— У нас будет сын, нравится вам это или нет. И я хочу этого сына! Судьба Селены меня не волнует, — услышав такое от родного папы, все же тихо заплакала. Я знала, что папа совсем меня не любит. Но одно дело знать, а совсем иное — это слышать. За что он меня так, я ведь очень хорошая.
— Но ты же даже еще не получил результат генетического обследования! Срок беременности еще маленький. А ты уже готов от нее избавиться, — умоляющими нотками уговаривала его бабушка. — Ну, обожди немного, пусть все прояснится с вашим сыном. Подай заявку на квоту, мы найдем деньги и оплатим ее. Добьемся разрешения на рождение сына, если он здоров. Ну, не спеши Фалькоп, пожалей доченьку свою.
— Чего ждать, — папа был непреклонен, — чем раньше подадим заявление на пособия, тем быстрее получим. К тому же, раньше встанем в очередь на отдельную квартиру. А пока эту квоту ждать, так, сколько времени пройдет, а вдруг отказ. Нет, я так рисковать не буду.
— Ну, доченька, — обратилась бабушка видимо к маме, — хоть ты ему скажи! Селена же такая замечательная девочка, ну хоть ты свою кровиночку убереги.
— Фалькоп прав, — голос мамы звучал ровно и отстранено, — жизнь мигуми не такая уж и страшная. А я хочу свою квартиру. И денег нам не хватает даже на мелочи. Ни на отдых не съездишь, ни даже в нормальный салон красоты не сходишь. Мне надоело покупать одежду в самых дешевых бутиках. Я хочу нормально жить, а рождение сына все поправит. Хоть человеком себя почувствую.
— И вот на какие-то тряпки дочь променяешь!? — свирепо рыкнула бабушка. — Ну, тогда слушайте, если Селену отдадите, тогда выметайтесь из моего дома, и чтобы вас тут не было. Не будет ее, не нужны здесь и вы, вместе с сыном со своим, — что-то дзынькнуло и разбилось. Все замолчали. Мимо комнаты кто-то тяжело прошел, и спустя минутку хлопнула входная дверь. Дома стало совсем тихо, только животик мой бурчал от голода.
В комнате я сидела долго, за окном стемнело. Я тихо плакала и обнимала своего родненького и такого любимого плюшевого кролика Норика. Мне его папа купил на прошлый день рождения. Это был мой самый верный друг. С Нориком мы ходили в школу и гуляли на улице, и даже спал он со мной на подушке. Он был совсем маленький, чуть больше моей ладошки и я всегда носила его в кармашке штанишек.
За дверями кто-то ходил. Папа опять куда-то звонил. Я же хотела кушать и не понимала, почему праздник не получился, и что я такого ужасного сделала, что папа с мамой меня не любят. Забравшись на бабушкину кровать, я свернулась клубочком и запела песенку, которую мы учили сегодня в школе. Дверь скрипнула и в комнату, наконец, вошла мама.
— Собирайся Селена, вы с папой уезжаете, — сообщила она мне.
— А куда? — хлюпнула носом я.
— На Землю. Мы переводим тебя в другую школу, и теперь учиться ты будешь там.
— А вы с папочкой тоже переезжаете? — обрадовалась я.
Жить на Земле это же так здорово.
— Нет Селена, ты будешь жить там одна. А мы навещать тебя иногда, — мама совсем не смотрела на меня. Она вытащила мой рюкзачок и стала складывать туда какие-то вещи.
— Я не хочу одна, я хочу с вами здесь. Я не поеду, — возмутилась я. Как так одна, не хочу, а как же мои подруги и бабушка?!
— Не перечь, быстро вставай и собирайся! Отлет через час, а еще до космопорта добраться надо, — торопила меня мама.
— Я не хочу, мамочка, не поеду, — разревелась я.
Было страшно. Вот так, меня хотят увезти из дома, куда-то к чужим, где я никого не знаю. Меня выгоняют. Сердечко сжалось и забилось сильно-сильно. Ладошки вмиг стали влажными. Давясь слезами, я громко рыдала, прижимая к себе бабушкину подушку.
— Замолчи сейчас же, — рыкнула яростно мама, — у нас с папой будет ребеночек, Селена. Твой братик! И чтобы он родился, тебе надо уехать в школу. Ты же хочешь, чтобы братик появился? — жестоко проговорила она.
Мама смотрела строго и как-то сурово, а я не хотела даже слушать, что она мне говорит. Я уже ненавидела этого их братика. Это он виноват, что теперь я никому не нужна. Если бы не он, меня бы любили и я жила бы с мамой и папой. Зачем он вообще появился.
— Не хочу я братика, я хочу жить дома с вами, — не сдавалась я.
В этот момент в комнату ворвался папа. Подхватив за руку, он сдернул меня с кровати и больно ударил по попе. Потом еще раз и еще. Бил он сильно и истерика нахлынула с новой силой. Попа горела огнем, а сердце жгла лютая обида на всех них.
— Быстро оделась и в коридор! — скомандовал он мне. — А ты… нечего разводить с ней беседы, пусть спасибо скажет, что вообще на свет появилась, — прикрикнул он на маму.
Папа часто был злым, и спорить с ним бесполезно. Хлюпая носом и в голос подвывая, я сунула Норика в карман и пошла обуваться. Мне было так сильно обидно и горько. Ручки тряслись, когда я защелкивала магнитные липучки на ботиночках.
Я всегда старалась быть хорошей девочкой. Училась лучше всех, меня раньше на целый год взяли в школу. И любили меня все и хвалили. Все-все! Кроме мамы и папы. Для них я всегда была пустым местом, они словно не замечали, что я существую. Что я здесь, рядом с ними. Мои открытки и подделки не ставились на полочки, как у подруг, они выбрасывались. Мои тетрадки с оценками «отлично» никто не проверял. Никто никогда не провожал меня в школу и не встречал, не водил в кафетерий мистера Вока на двенадцатой улице поесть пирожное.
И дни рождения не отмечались. Весь праздник заключался в покупке простой игрушки и все. Не было веселых представлений, аттракционов и торта. Нет, меня одевали и обували, конечно, кормили и игрушки у меня были, но не было внимания, такого как у других девочек. Меня никогда не целовали и не обнимали. Не гладили по голове и не поднимали за руки, чтобы я перелетела через бордюр тротуара.
Я слишком рано стала это понимать и пыталась, как могла, исправить отношение к себе. Старалась быть самой хорошей. Но все было напрасно. И вот теперь у папы с мамой будет другой ребенок. Его они будут любить, у него будет все, а меня выставляют не просто в другую школу, в другой город. Меня увозят на другую планету, и бросят там, как никому не нужную вещь.
Слезы текли по щечкам, хотелось убежать и спрятаться под кроватью, чтобы не нашли. Но это бесполезно, папа только сильнее отлупит.
Обувшись, я обречено стояла и ждала папу, размазывая слезы по лицу. Жалобно поглядывала на маму, пытаясь поймать ее взгляд. Но она не смотрела, словно и нет меня уже. Сунув мне в руки рюкзак, она просто вытолкнула меня за шиворот за дверь. Даже не поцеловала на прощание.
Отец, схватив меня за руку, грубо потащил к подъехавшему левиакару. А я смотрела по сторонам и ждала помощи. Может бабушка подоспеет и не отдаст меня. Ведь ей же я нужна, она-то меня любит. Но почему же она просто ушла и не оставила меня себе. Тоже предала, как и все остальные.
Никто не появился и не помешал папе меня затолкнуть в левиакар. Дверь с тихим шипением закрылась, отрезая от остального мира и приближая неизбежное. Папа обозначил на табло управления конечный маршрут — космопорт. И мы поехали.
— Папочка, не отдавай меня в другую школу, я буду самой хорошей, обещаю, — предприняла очередную попытку остаться, мой голос стал хриплым от слез.
— Замолчи, Селена, ты еще маленькая и не понимаешь. Я мужчина и хочу сына. Это все твоя мама, если бы она следила за своими днями, то и не проворонила бы беременность. И был бы у нас первенец мальчик, потом бы и тебя родили. И квота бы была на второго, — бурчал отец. Мое горе его совсем не трогало, глаза его пылали злостью, — Еще и бабка твоя…ну ничего, одумается и сама попросит, чтобы мы вернулись. Не дура же она, от внука отказываться!
— Ну, папочка, ну пожалуйста! Ну, давай вернемся домой, — канючила я, плача и пытаясь забраться отцу на коленки. Обнять его крепко — крепко, чтобы не отпускал. — Я так люблю тебя, ну миленький, любименький! Я буду лучшей доченькой во всей вселенной, — я прижалась к его большой груди и слушала, как бьется родное любимое папочкино сердце. — Поехали домой, ну пожалуйста, поехали обратно.
— Хватит Селена! — отец отпихнул меня на соседнее сидение подальше от себя. — Мы с мамой уже все обсудили. Ты уезжаешь в школу мигуми, а мы отказываемся от родительских прав в пользу сына. Все уже решено и тебя ждут.
Остаток дороги я сидела тихо. Обняв коленочки холодными руками, смотрела в окно на мелькающий город. Ну, в чем я виновата, что девочкой родилась. Я с тоской и болью поглядывала на папу, не хотела я верить, что меня вот так отдадут чужим и забудут. Ведь я знаю, что не приедут меня проведать. Кого отсылают на Землю, тех больше никто не видит. Там закрытые школы, где учат военных теть.
А я быть солдатом никак не хотела.
Я мечтала стать поваром и работать в кондитерской на углу двенадцатой улицы и каждый день кушать самые разные пирожные, какие только захочу. Я хлюпнула носом и отвернулась от отца. За круглым окном левиакара в свете фонарей были видны сложенные из серых темных блоков низкие трехэтажные квадратные дома, и в их окнах горел свет. Мне тоже хотелось оказаться сейчас где-нибудь там, быть чьей-нибудь любимой доченькой. Быть маминой девочкой. Чтобы и косички плести и вместе, вдвоем тортик печь по тем рецептам, что показывают днем по телевизору. И чтобы папа вечером приходил и играл со мной в лошадку, чтобы уроки вместе делали, а по выходным они приходили послушать, как я пою в хоре и всем бы рассказывали, что я их доченька, гордясь мною.
— Папочка, поехали домой, пожалуйста, я к маме хочу, — проревела я, истерика накатила с новой силой.
— Заткнись, Селена, не усложняй, тебе там будет хорошо. На государственных харчах, кому же плохо живется, — хмыкнул отец, — вырастешь, еще и спасибо скажешь.
— Ну, папа, папочка миленький, не хочу туда, — настаивала я, еще надеясь на что-то.