Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
— А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил:
— Да вы не думайте… Ну, из Крыма…
Словно пружина развернулась в предместкома. Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
— Так я и знал! — кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал III класса, потом через I класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:
— Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..
— Кто?!
— Врангель!
— Сдурел!!
Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:
— Беги скорей дверь покарауль!..
— Которую?!
— Дурында… Награду получишь!..
Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок… За ним — второй.
Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместкома, потный и бледный, а за ним — двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:
— Ничего интересного, граждане! Прошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить!
— Кого поймали, родные?
— Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить…
— Деникина словил месткомщик!..
— Дурында, это Савинков убег… А его залопали у нас!
— Я обнаружил по усам, — бормотал предместком человеку в фуражке, — глянул… Думаю, батюшки. — он!
Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец.
Втянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.
— Двери закрыть!.. Ваша фамилия?
— Да Врангель же… да я ж говорю…
— Ага!
Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном. Через пять минут перед дверьми было чисто от публики, и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:
— Вот, твоя воля… замучился… В Херсоне водили… В Киеве водили… Вот горе-то… В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут…
— Я обнаружил. — бормотал предместком в хвосте, — батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро по-военному: р-раз — на ключ. Усы — самое главное…
Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась, и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.
Предместком встал и вытаращил глаза.
— Э… Вы?
— Я, — мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.
Предместком прочитал ее, покраснел и заявил.
— Кто ж его знал… — забормотал он… — Гм… да, игра природы… Главное, усы у вас, и Петр Николаевич…
Вошедший мрачно молчал…
— Ну что ж… Стало быть, препятствий не встречается… Да… Зачислим… Да вот усы сбили меня…
Вошедший злобно молчал.
Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.
— Здравия желаю, ваше превосходительство, — заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим. — Ну как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ре-Се-Фе-Се-Ре?
— Отойди от меня, — мрачно сказал Врангель.
— Сердитый вы, господин генерал, — продолжал Карасев, — у-у, сердитый! Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария…
Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка. Кругом засмеялись.
— Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? — сказал дрожащим голосом Карасев. — Я шутю, а ты…
Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:
«…Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мою роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери — Иванов…»
Сбоку было написано химическим карандашом: «Удовлетворить».
— Свинья ты… — заныл Карасев. — Что ж ты мне ударил?
— А ты не дражни, — неожиданно сказали в толпе. — Иванов, с тебя магарыч.
Рассказ про Поджилкина и крупу
Впервые — газ. «Гудок», 1924 г., 1 октября.
В транспосекцию явился гражданин, прошел в кабинет, сел на мягкую мебель, вынул из кармана пачку папирос «Таис», затем связку ключей и переложил все это в другой карман.
Затем уже достал носовой платок и зарыдал в него.
— Прошу вас не рыдать, молодой человек, в учреждении, — сказал ему сурово сидящий за столом, — рыдания отменяются.
Но гражданин усилил рыдания.
— У вас кто-нибудь умер? Вероятно, ваша матушка? Так вы идите в погребальный отдел страхкассы и рыдайте им сколько угодно. А нам не портите ковер, м-молодой ч'эк!
— Я не молодой чек, — сквозь всхлипывания произнес гость. — Я, наоборот, председатель железнодорожного первичного кооператива Поджилкин.
— Оч-чень приятно, — изумился транспосекщик, — чего ж вы плачете?
— Из-за крупы плачу, — утихая, ответил Поджилкин. — Дайте, ради всего святого, крупы!
— Что значит… дайте? — широко улыбнулся транспосекщик, — да берите сколько хочете! Сейчас нам предложил Центросоюз три вагона крупы-ядрицы. Эх вы, ры-дун, рыдайло… рыдакса печальная!
— Почем? — спросил, веселея, Поджилкин.
— По два двадцать.
Поджилкин тяжко задумался.
— Эк-кая штука, — забормотал он, — ведь вот оказия! Вы тово, крупу минуточку придержите… а я сейчас.
И тут он убежал.
— Чудак, — сказали ему вслед. — То ревет как белуга, то бегает…
Поджилкин же понесся прямо в комиссию по регулированию цен при МСПО.
— Где комиссия Ме-Сс-Пе-О?
— Вон дверь. Да вы людей с ног не сбивайте! Успеете…
— Вот что, братцы… крупа тут подвернулась… ядрица… Да по два рубля двадцать копеек, а вы установили обязательную цену для розничной продажи в кооперативах тоже по два рубля двадцать копеек.
— Ну? Установили. Дык что?
— Дык разрешите немного дороже продавать. А то как же я покрою провоз, штат и теде?..
— Ишь какой хитрый. Нельзя.
— Почему?
— Потому что нельзя.
— Что же мне делать?
— Пи… Слетайте на Варварку в Наркомвнуторг.
Поджилкин полетел на трамвае № 6. Прилетел.
— Вот… ядрица… упустить боюсь… два двадцать, понимаете… а цена розничная установлена… понимаете… тоже два двадцать… Понимаете…
— Ну?
— Повысить разрешите.
— Ишь ловкач. Нельзя.
— Отчего?
— Оттого что оттого.
— Что же мне делать? — спросил Поджилкин и полез в карман.
— Нет, вы это бросьте. Вон плакат — «Просят не плакать».
— Как же не плакать?..
— Идите в Ме-Се-Пе-О.
Поджилкин поехал обратно на 4-м номере.
— Опять вы?
— Дык к вам послали…
— Ишь умники. Иди обратно…
— Обратно?
— Вот именно.
Поджилкин вышел. Постоял, потом плюнул. И подошел милиционер.
— Три рубля.
— За что?
— Мимо урны не плюй.
Заплатил Поджилкин три рубля и пошел к себе в кооператив. Взял картонку и на ней нарисовал:
«Крупы нет!»
Подходили рабочие к картонке и ругали Поджилки-на, а рядом частный торговец торговал крупой по 4 рубля. Так-то-с.
Смуглявый матершинник
Впервые — газ. «Гудок», 1924 г., 28 октября.
Распроклятый тот карась
Поносил меня вчерась
Да при всем честном собранье
Непечатной разной бранью!
Прекратите, товарищи, матерщину раз и навсегда. Это — позор-с!
Ругаются у нас здорово, как известно, на станции Ново-Алексеевка Южных ж. д., но так обложить, как обложил трех безбилетных 24 сентября 1924 года по новому стилю старший агент охраны поезда № 31, еще никто не обкладывал в жизни человеческой!
Вся публика сбежала в ужасе, не говоря уже о женщинах, даже сторож удрал.
Я считаю это явление позорным на транспорте и написал стихи:
Сопровождая тридцать первый.
Охраны агент — парень смелый —
Трех безбилетных зацепил.
К ДС в контору потащил.
Все это так, но на перроне
Его смуглявое лицо
Заволокло вдруг тучей черной
И передернуло всего.
«Я… вашу мать, в кровь, в Бога, в веру!!! —
Сей агент начал тут кричать, —
Я покажу вам для примеру,
Как зайцем ездить… вашу мать!!»
А женщин много. Вот беда!
И от стыда бежать… куда?!
*В кровь, боженят!! Я вас сгребу!!» —
Ревет наш агент, как в трубу,
О, агент! Выслушай совет:
Лови ты зайцев беспощадно.
Но не позорь ты белый свет
Своею бранию площадной!
Обмен веществЗаписная книжка
Опубликован практически одновременно в журн. «Заноза», 1924, № 19 (октябрь); «Смехач», 1924, № 19 (октябрь).
15-го числа.
В Одессе на каустической соде сделал 1000 червей. Сего числа прибыл в Москву. Поселяюсь. Хватит? Хи-хи! Я думаю…
16-го числа
У которого человека деньги есть, тот может легко иметь квартиру в Москве. Уже нашел. Правление сдает за 28 червей в месяц ослепительную комнату с гобеленом, телефоном и клозетом. Остальное в доме — рвань коричневая живет.
18-го числа
Контракт на год подписал. Переехал. Гобелен зеленый. Сегодня по двору шел, какие-то бабы смотрели, пальцами показывали на меня. Пущай покланяются. Председатель говорит: «Вы у нас единственный богатый человек». Хи-хи. Приятно. Что говорить, деньги — сила. Черви козыри!