— Як вам приехал связь корреспондентскую наладить.
— Да господи! Да боже ж мой! Да я же полгода бьюсь, чтобы наладить ее, проклятую. А она не налаживается. Уж такой народ. Уж до чего дикий народ, я вам скажу по секрету, прямо ужас. Двадцать тысяч раз им твердил: «Пишите, черти полосатые, пишите!» Ни черта они не пишут, только пьянствуют. До чего дошло: несмотря на то. что я перегружен работой, как вы сами понимаете, дорогой товарищ, сам им предлагал: «Пишите, говорю, ради всего святого, я сам вам буду исправлять корреспонденции, сам помогать буду, сам отправлять буду, только пишите, чтоб вам ни дна ни покрышки». Нет, не пишут! Да вот я вам сейчас их позову, полюбуйтесь сами на наше фастовское народонаселение. Курьер, зови служащих ко мне в кабинет.
Когда все пришли, Чемс ласково ухмыльнулся одной щекой корреспонденту, а другой служащим и сказал:
— Вот, дорогие товарищи, зачем я вас пригласил. Извините, что отрываю от работы. Вот товарищ корреспондент прибыл из центра просить вас, товарищи, чтобы вы, товарищи, не ленились корреспондировать нашим столичным товарищам. Неоднократно я уже просил вас, товарищи…
— Это не мы! — испуганно ответили Бабкин, Рабинович, Азеберджаньян и Бандуренко.
«Зарезали, черти!» — про себя воскликнул Чемс и продолжал вслух, заглушая ропот народа:
— Пишите товарищи, умоляю вас, пишите! Наша союзная пресса уже давно ждет ваших корреспонденций, как манны небесной, если можно так выразиться? Что же вы молчите?..
Народ безмолвствовал.
Работа достигает 30 градусов
Впервые — газ. «Гудок», 1925 г., 4 июня.
Общее собрание транспортной комячейки ст. Троицк Сам. — Злат. не состоялось 20 апреля, так как некоторые партийцы справляли Пасху с выпивкой и избиением жен. Когда это происшествие обсуждалось на ближайшем собрании, выступил член бюро ячейки и секретарь месткома и заявил, что пить можно, но надо знать и уметь как.
Одинокий человек сидел в помещении комячейки на ст. Икс и тосковал.
— В высшей степени странно. Собрание назначено в пять часов, а сейчас половина девятого. Что-то ребятишки стали опаздывать.
Дверь впустила еще одного.
— Здравствуй, Петя, — сказал вошедший, — кворум изображаешь? Изображай. Голосуй, Петро!
— Ничего не понимаю, — отозвался первый. — Банки-на нету, Кружкина нет.
— Банкин не придет.
— Почему?
— Он пьян.
— Не может быть!
— И Кружкин не придет.
— Почему?
— Он пьян.
— Ну, а где ж остальные?
Наступило молчание. Вошедший стукнул себя пальцем по галстуку.
— Неужели?
— Я не буду скрывать от себя русскую горькую правду, — пояснил второй, — все пьяны. И Горошков, и Соси-скин, и Мускат, и Корнеевский, и кандидат Горшаненко. Закрывай, Петя, собрание!
Они потушили лампу и ушли во тьму.
Праздники кончились, поэтому собрание было полноводно.
— Дорогие товарищи! — говорил Петя с эстрады. — Считаю, что такое положение дел недопустимо. Это позор! В день Пасхи я лично сам видел нашего уважаемого товарища Банкина, каковой Банкин вез свою жену…
— Гулять я ее вез, мою птичку, — елейным голосом отозвался Банкин.
— Довольно оригинально вы везли. Банкин! — с негодованием воскликнул Петя. — Супруга ваша ехала физиономией по тротуару, а коса ее находилась в вашей уважаемой правой руке!
Ропот прошел среди непьющих.
— Я хотел взять локон ее волос на память! — растерянно крикнул Банкин, чувствуя, как партбилет колеблется в его кармане.
— Локон? — ядовито спросил Петя. — Я никогда не видел, чтобы при взятии локона на память женщину пинали ногами в спину на улице!
— Это мое частное дело, — угасая, ответил Банкин, ясно ощущая ледяную руку укома на своем билете.
Ропот прошел по собранию.
— Это. по-вашему, частное дело? Нет-с, дорогой Банкин, это не частное! Это свинство!!
— Прошу не оскорблять! — крикнул наглый Банкин.
— Вы устраиваете скандалы в публичном месте и этим бросаете тень на всю ячейку! И подаете дурной пример кандидатам и беспартийным! Значит, когда Мускат бил стекла в своей квартире и угрожал зарезать свою супругу, — и это частное дело? А когда я встретил Кружкина в пасхальном виде, то есть без правого рукава и с заплывшим глазом?! А когда Горшаненко на всю улицу крыл всех встречных по матери — это частное дело?!
— Вы подкапываетесь под нас, товарищ Петя, — неуверенно крикнул Банкин.
Ропот прошел по собранию.
— Товарищи. Позвольте мне слово, — вдруг звучным голосом сказал Всемизвестный (имя его да перейдет в потомство), — я лично против того, чтобы этот вопрос ставить на обсуждение. Это отпадает, товарищи. Позвольте изложить точку зрения. Тут многие дебатируют: можно ли пить? В общем и целом пить можно, но только надо знать, как пить!
— Вот именно!! — дружно закричали на алкогольной крайней правой.
Непьющие ответили ропотом.
— Тихо надо пить, — объявил Всемизвестный.
— Именно! — закричали пьющие, получив неожиданное подкрепление.
— Купил ты. к примеру, три бутылки, — продолжал Всемизвестный, — и…
— Закуску!!
— Тиш-ше!!
— …Да, и закуску…
— Огурцами хорошо закусывать…
— Тиш-ше!..
— Пришел домой, — продолжал Всемизвестный, — занавески на окнах спустил, чтобы шпионские глаза не нарушили домашнего покоя, пригласил приятеля, жена тебе селедочку очистит, сел, пиджак снял, водочку поставил под кран, чтобы она немножко озябла, а затем, значит, не спеша, на один глоток налил…
— Однако, товарищ Всемизвестный! — воскликнул пораженный Петя. — Что вы такое говорите?!
— И никому ты не мешаешь, и никто тебя не трогает. — продолжал Всемизвестный. — Ну, конечно, может у тебя выйти недоразумение с женой, после второй бутылки, скажем. Так не будь же ты ослом. Не тащи ты ее за волосы на улицу! Кому это нужно? Баба любит, чтобы ее били дома. И не бей ты ее по физиономии, потому что на другой день баба ходит по всей станции с синяками — и все знают. Бей ты ее по разным сокровенным местам! Небось не очень-то пойдет хвастаться.
— Браво!! — закричали Банкин, Закускин и К°.
Аплодисменты загремели на водочной стороне. Встал Петя и сказал:
— За все свое время я не слыхал более возмутительной речи, чем ваша, товарищ Всемизвестный, и имейте в виду, что я о ней сообщу в «Гудок». Это неслыханное безобразие!!
— Очень я тебя боюсь, — ответил Всемизвестный. — Сообщай!
И конец истории потонул в выкриках собрания.
По поводу битья жен
Впервые — газ. «Гудок», 1925 г., 18 июля.
Лежит передо мною замечательное письмо. Вот выдержки из него:
«Я — семьянин, а потому знаю, что большая часть семейных сцен разыгрывается на почве материальной необеспеченности. Жена пищит: «Вот-де, посмотри на таких-то знакомых, как они живут!»… Подобного рода аргументация доводит до белого каления. Беда, если глава семьи слаб на руку и заедет в затылок!..
Вот в этом случае, по моему мнению, до некоторой степени полезно обратиться в местком, но не с жалобой, а за советом, и не с тем, чтобы проучить драчуна, а с тем, чтобы устранить причину, вызывающую семейные ссоры… Местком — не судья, но. как союзный орган, на обязанности которого лежит, между прочим, забота о благосостоянии членов, может изыскать средства, помочь угнетаемой возбуждением, например, ходатайства о предоставлении угнетателю службы, более обеспечивающей его существование…»
Дорогой товарищ семьянин! Позвольте вам нарисовать картину в месткоме после проведения в жизнь вашего проекта.
Является некий семьянин в местком.
— Вам что?
— Жену сегодня изувечил.
— Так-с, чем же вы ее?
— Тарелкой фабрики бывшего Попова.
— Э, чудак! Кто ж тарелками дерется? Посуда денег стоит. Взяли бы кочергу. Ведь, чай, расхлопали тарелку?
— Понятное дело. Голову тоже.
— Ну, голова дело десятое. Голова и заживет, в крайнем случае. Ведь вы, надеюсь, не насмерть уходили вашу супругу?
— Ништо ей!
— Ну вот, а тарелочка не заживет. Бесхозяйственная вы личность. По какому же поводу у вас с супругой дискуссия вышла? На какую вы тему ее били?
— Да… кха… Жалованье нам вчера выдавали. Ну, понятное дело, зашли мы с кумом…
— В пивную?
— Конечно. Ну, спросили парочку… Затем еще парочку… Потом еще парочку…
— Вы дюжинками считайте, скорее будет.
— М-да… выпили мы, стало быть… Пошли опять…
— Домой?
— То-то, что к Сидорову… Мадеру у него пили…
— Так-с… Дальше…
— Дальше я где-то был, только, хоть убейте, не помню— где. Утром сегодня являюсь, а эта змея пристает…
— Виноват, это кто ж змея?
— Жена моя, понятно. Где, говорит, жалованье, пьяница? Слово за слово… ну, не стерпел я…
— Да… Что ж нам с вами делать? Вы по какому разряду?
— По девятому.
— Ну, ладно, получайте десятый!
— Покорнейше благодарю!!.
Из десятого, после того как он своей змее руку сломал, — в 12-й. Тогда он ей ухо откусил — в 16-й. Тогда он ей глаза выбил сапогом — в 24-й разряд тарифной сетки. Но в сетке выше разряда нету. Спрашивается, ежели он ей кишки выпустит, куда ж его дальше?
— Персональную ставку давать?
Ну нет, это слишком жирно будет!
Был человек начальником станции, сломал три ребра жене, его сделали ревизором движения! Тогда он ее и вовсе насмерть ухлопал. Ан все высшие должности заняты.
Спрашивается, как его наградить? Придется деньгами выдать!
Нет, семьянин! Ваш проект плохой. Бьют жен вовсе не от необеспеченности. Бьют от темноты, от дикости и от алкоголизма, и никакие разряды туг не помогут. Хоть начальником тяги сделай драчуна, все равно он будет работать кулаками.