Американский литературовед М. Крепе писал о «Мастере и Маргарите»: «Роман Булгакова для русской литературы, действительно, в высшей степени новаторский, а потому и нелегко дающийся в руки. Только критик приближается к нему со старой стандартной системой мер, как оказывается, что кое-что так, а кое-что совсем не так. Фантастика наталкивается на сугубый реализм, миф на скрупулезную историческую достоверность, теософия на демонизм, романтика на клоунаду». В романе соединились весьма органично едва ли не все существующие в мире жанры и литературные направления.
Время начала работы над «Мастером и Маргаритой» Булгаков в разных рукописях датировал то 1928-м, то 1929 годом. В первой редакции роман имел несколько вариантов названия: «Черный маг», «Копыто инженера», «Жонглер с копытом», «Сын В.», «Гастроль». Эта первая редакция «Мастера и Маргариты» была уничтожена автором в марте 1930 года после получения известия о запрете пьесы «Кабала святош» (Мольер). Об этом он сообщил в письме правительству:
«И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе…»
Работа над «Мастером и Маргаритой» возобновилась в 1931 году. К роману были сделаны черновые наброски, в которых уже появились Маргарита и ее тогда еще безымянный спутник — будущий Мастер, а Воланд обзавелся свитой.
Вторая редакция, создававшаяся до 1936 года, имела подзаголовок «Фантастический роман» и варианты названий «Великий канцлер», «Сатана», «Вот и я», «Черный маг», «Копыто консультанта».
Третья редакция, начатая во второй половине 1936 года, первоначально называлась «Князь тьмы», а потом, в 1937 году, появилось знаменитое теперь заглавие «Мастер и Маргарита».
Откуда появилось имя Маргарита?
Вероятно, оно связано с Маргаритой Петровной Смирновой, с которой у Булгакова в тридцатые годы был короткий платонический роман. Спустя почти 60 лет, весной 1986 года, она написала свои воспоминания о встрече с Булгаковым.
В них Смирнова рассказывает, как она однажды приехала с дачи в Москву, бродила по городу, купила цветы, наслаждалась хорошей погодой. К ней обратился мужчина, который что-то спросил о цветах. Она ответила, что он напрасно тратит время. Но мужчина попросил ее минуту помедлить, чтобы можно было представиться. Он снял головной убор, очень почтительно, своеобразно поклонился и произнес: «Михаил Булгаков».
«Я сразу почувствовала, что это хорошо воспитанный, незаурядный человек, — пишет Маргарита Петровна. — Сейчас я не могу вспомнить, знала ли я тогда «Дни Турбиных» Булгакова. Конечно, об этой постановке говорилось много, разговоры шли повсюду, но в ту пору я эту вещь еще не видела. Тогда мне и в голову не пришло, что этот самый человек — автор «Дней Турбиных». От своего отца я могла слышать о Булгакове как об одном из приближенных Толстого, да и дальнейший разговор убедил меня, что он, очевидно, работает в архивах Толстого либо пишет его биографию. Это была моя непоправимая, просто ужасная ошибка. Все могло сложиться иначе, знай я, что мой новый знакомый — автор «Дней Турбинных»».
Маргарита Петровна вспоминает, что после первых же фраз говорить с Булгаковым стало необыкновенно легко, товарищески просто, как будто они долго знали друг друга, как будто вчера только расстались: «Михаил Афанасьевич необыкновенно живо, увлекательно отвечал на все мои литературные вопросы, а вопросов я ему задавала много, так как почувствовала, что наконец-то встретила человека, который сумеет ответить на все, как, бывало, отвечал мой отец. Только иногда быстро вскинет голову, удивленно посмотрит на меня, скажет: «А почему это вас интересует? Ого, вы это читали? Изумительно!» Помню, уже в конце дня он спросил меня: «Маргарита Петровна, вы читали Библию?» Я ответила: «Только мне этого и не хватало!» «Вы еще будете ее читать!» Мы долго ходили и стояли на набережной. От Москвы-реки дул ветер. Я сказала, что люблю подставить лицо под теплый ветер, рассказала, как приятно было стоять на катере, быстро мчавшемся по морю в Сочи или в Севастополе, отдавшись ветру. Я помню, какими сияющими глазами смотрел на меня Михаил Афанасьевич, когда я говорила о теплом ветре там, на набережной, это был суровый, тяжелый 1938 год, когда события наслаивались одно неприятнее другого. Не до мечты было. Не встретились».
Реальная Маргарита отказалась от встреч с Булгаковым. Прощаясь, он сказал ей: «Ну, вот вы какая! Но, Маргарита Петровна, если вы когда-нибудь захотите меня увидеть, вы меня всегда найдете. Запомните только — Михаил Булгаков. А я вас никогда не смогу забыть!»
На страницах романа отразились воспоминания об этой встрече, а главное — Булгаков дал героине имя Маргарита.
В октябре 1937 года Е. С. Булгакова отметила в своем дневнике: «У Михаила Афанасьевича из-за всех этих дел по чужим и своим либретто начинает зреть мысль — уйти из Большого театра, выправить роман, представить его наверх».
Булгаков спешил завершить роман, поскольку чувствовал, что здоровье его становится все хуже и хуже. На одной из страниц рукописи «Мастера и Маргариты» им сделана короткая запись: «Дописать, прежде чем умереть!»
Наиболее активная работа над романом шла весной 1938 года. В дневнике Елены Сергеевны появились такие записи: «Миша урывками правит роман», «Миша днем у Ангарского, сговаривается почитать начало романа. Теперь, кажется, установилось у Миши название — «Мастер и Маргарита». Печатание его, конечно, безнадежно. Теперь Миша по ночам правит его и гонит вперед, в марте хочет кончить».
В апреле и мае Булгаков читает друзьям отдельные главы романа. «Чтение произвело громадное впечатление, — записала в дневнике Елена Сергеевна. — Было очень много ценных мыслей… исключительно заинтересовали и покорили слушателей древние главы. Всех поразило необычайное знание М.А. эпохи. Но как он сумел это донести!» Елена Сергеевна так передает настроение слушателей: «Последние главы слушали почему-то закоченев. Все их испугало. Паша в коридоре меня испуганно уверял, что ни в коем случае подавать нельзя — ужасные последствия могут быть. Звонил и заходил Файко — говорит, что роман пленителен и тревожащ. Что хочет много спрашивать, говорить о нем… Ангарский сразу определил: «А это напечатать нельзя»».
Когда наступил 1939 год, Булгаков стал говорить приходившим в дом друзьям: «Ну, вот пришел мой последний год». Он мог сказать за столом среди самого веселья: «Да, вам хорошо, вы все будете жить, а я скоро умру». Булгаков действительно заболел в 1939-м — выяснилось, что у него нефросклероз, болезнь, которая унесла жизнь его отца.
Елена Сергеевна писала в дневнике: «Когда в конце болезни он уже почти потерял речь, у него выходили иногда только концы или начала слов. Был случай, когда я сидела около него, как всегда, на подушке, на полу, возле изголовья его кровати, он дал мне понять, что ему что-то нужно, что он чего-то хочет от меня. Я предлагала ему лекарство, питье — лимонный сок, но поняла ясно, что не в этом дело. Тогда я догадалась и спросила: «Твои вещи?» Он кивнул с таким видом, что и «да», и «нет». Я сказала: «Мастер и Маргарита»? Он, страшно обрадованный, сделал знак головой, что «да, это». И выдавил из себя два слова: «чтобы знали, чтобы знали».
Считается, что слова Воланда «Рукописи не горят» и воскресение из пепла «романа в романе» — это иллюстрация широко известной латинской пословицы: «Verba volant, scripta manent». В переводе она звучит так: «Слова улетают, написанное остается».
Но «Рукописи не горят» — лучше! Мы — знаем.
Роман «Мастер и Маргарита» стал для Булгакова Реквиемом, вобравшим в себя все идеи и помыслы писателя, так или иначе звучавшие в более ранних произведениях. Он полифоничен, насыщен сложной философской и нравственной проблематикой, охватывает широкий круг тем. В романе остро поставлены вопросы о смысле человеческой жизни, об истине, справедливости, о назначении искусства, о добре и зле — общечеловеческих проблемах гуманизма. Оригинальная философская концепция романа сочетается у Булгакова с острой политической сатирой.
Роман «Мастер и Маргарита» остается современным, потому что каждому следующему поколению читателей он открывается своими новыми гранями.
Многие фразы из «Мастера и Маргариты» стали крылатыми: «…Что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!», «Брал, но брал нашими, советскими!», «Квартирный вопрос только испортил их», «Маэстро! Урежьте марш!», «Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?», «Осетрина второй свежести», «Подумаешь, бином Ньютона!», «Я буду молчаливой галлюцинацией», «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус», «Не при валюте мы сегодня». «Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!»
При написании романа Булгаков пользовался несколькими философскими теориями — на них были основаны некоторые композиционные моменты романа, а также мистические эпизоды и эпизоды ершалаимских глав. Исследователи творчества писателя отмечают, что, совмещая три плана действия: историко-легендарный (Древняя Иудея), современно-бытовой (Москва 1930-х годов) и мистико-фантастический, Булгаков создал своеобразную форму философского романа, где поставлены вечные проблемы добра и зла, истинной нравственности. Он показывает взаимодействие трех миров: космического, человеческого и библейского. Каждый из этих трех миров имеет две сущности: видимую и невидимую, и все три мира сотканы из добра и зла. Добро просто не может существовать без зла — тогда люди не будут знать, что это добро. Как сказал Воланд Левию Матвею: «Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли все тени?» Должно быть некое равновесие между добром и злом.
В «Мастере и Маргарите» ярко прорисован мир обычных людей современной Булгакову Москвы. С описания этого мира, собственно, и начинается роман. Читатель видит, как «В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан. Первый из них — приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, — был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй — плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке — был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках».