1356. Но у дневника, в отличие от художественного произведения, «второй редакции» быть не может1357.
В 1992 году тот же В. И. Лосев опубликовал черновые редакции «Мастера и Маргариты» под названием «Великий канцлер»1358, благодаря страстному читательскому интересу появившиеся не в одной стране. Несуществующий роман (сообщение на обложке, что это черновые редакции романа, мало что меняло для рядового читателя) вышел в свет массовым тиражом в глянцевой обложке с дьявольской рожей. Ухмылка дьявола была как нельзя более уместна.
«Великий канцлер» явился в мир, причем только дополнительный тираж его составил 50 000 экземпляров, и был представлен в предварительных анонсах как «неизвестное произведение» М. А. Булгакова. Тем самым В. И. Лосевым была грубо нарушена авторская воля писателя, чьим злоключениям не суждено было закончиться даже со смертью. Появлению этой книги специалисты нескольких стран (России, Англии, Франции, Италии) пытались воспрепятствовать, но интерес публики (материализованный в издательской неразборчивости) оказался действеннее мнения профессионалов.
Не подготовленный к вдумчивой текстологической работе, Лосев не видел сложностей в подготовке рукописи к печати и допустил множество больших и малых оплошностей и ошибок. Лишь один пример: появление, по воле комментатора, нового персонажа в романе.
Речь идет о том, как накануне сеанса Воланда в Варьете пьянствовал Степа Лиходеев:
Степан взял машину и двух дам и вместо того, чтобы отправиться на службу, отправился, имея в машине водку, коньяк, а также Барзак…
– Как, и про Барзак известно? – спросил заинтересованный Римский.
– Ну, брат, видел бы ты работу! – сказал многозначительно Внучата, – красота! Стало быть, Барзак… Расположился на берегу реки <…> дам напоил до такого состояния, что просто непристойно рассказывать…1359
Комментатор сообщает:
…Барзак… По-видимому, речь об этом персонаже шла в уничтоженных черновиках. Нигде более Булгаков к этой фамилии не возвращается1360.
Барзак – это марка модного в столичных писательских кругах в начале 1930‑х годов полудесертного бордоского белого вина (рода сотерна), «дамского» вина, упоминаемого в некоторых документах тех месяцев.
Опрометчивая мысль публикатора более общего плана, призванная объяснить закономерность публикации черновиков, была вынесена на обложку:
Самые первые рукописи более созвучны авторскому замыслу, поскольку они не были еще подвержены самоцензуре – ни первичной, ни последующей1361.
То есть продолжавшаяся более десятилетия работа Булгакова над романом и ее результат признавались тем самым «менее созвучными авторскому замыслу».
А в 2001 году появилось издание, подготовленное все тем же Лосевым, под интригующим названием: «Михаил и Елена Булгаковы. Дневник Мастера и Маргариты»1362. После предисловия Лосева книгу открывают письма Булгакова, продолженные его же дневником (без чьего-либо участия), а завершает ее дневник Е. С. Булгаковой. То, что название книги не соответствовало ее содержанию, публикатора не смущало.
В 2006 году вышел в свет объемный том «Михаил Булгаков. „Мой бедный, бедный мастер…“ Полное собрание редакций и вариантов романа „Мастер и Маргарита“», подготовленный В. И. Лосевым под научной редактурой Б. В. Соколова1363. Во вступительной статье «Бог поругаем не бывает» В. И. Лосев сообщал, что «над романом-эпопеей» художник «трудился примерно десять лет»1364, хотя известно, что работал Булгаков над романом 12 лет (1928–1940); основной темой произведения называл «бесовскую» (писатель желал «точно указать на те силы, которые сознательно проводили губительную для народа антихристианскую политику»). Львиную долю статьи (5 страниц из 15) Лосев посвятил обличениям стихотворной деятельности Демьяна Бедного, который «распространял словесное зловоние богохульства», «копал под основы православия», хулил «с нарастающим цинизмом православную церковь»1365. Прервем цитацию.
Но прошло и это. Хотя – прошло, да не прошло: и «Великий канцлер», и «Дневник Мастера и Маргариты» многажды переиздавались, и до сих пор их можно купить.
Спустя почти полвека после первого появления в печати романа, в считанные месяцы приобретшего мировую славу, появилось фундаментальное исследование Е. Ю. Колышевой1366, взявшей на себя труд и ответственность за то, чтобы установить и представить подлинный, очищенный от привнесенных правок и дефектных прочтений текст произведения. Понадобилось несколько лет сосредоточенной и кропотливой работы со всеми сохранившимися редакциями рукописей, их неспешного, вдумчивого аргументированного сличения для избрания самого авторитетного варианта. Читателю предъявлен огромный труд, рассматривающий движение от черновиков до авторской корректуры романа «Мастер и Маргарита», осуществляемой автором до последних недель жизни (в последний раз Булгаков правил роман 13 февраля 1940 года).
Эта работа совершалась в то время, когда уже нет в живых никого, кто окружал Булгакова. Поэтому степень ответственности текстолога за правильность выбранного варианта из множества разночтений в источниках текста, конечно, колоссальна. Стратегия Колышевой – сделать максимально открытыми и прозрачными обоснования для того или иного решения. Она позволила нам как бы присутствовать при выборе окончательного варианта, переводя в аналитическое слово ту сферу, в которой безоговорочно правит интуиция. Этот пласт ее работы необыкновенно ценен, ибо представляет собой очень тонкий анализ текста на «клеточном» его уровне. И этот анализ – образцовый, выводящий от «мелочей»: знаков препинания, междометий, союзов, местоимений – прямо к смысловому целому1367, —
писала в (неопубликованной) рецензии О. Я. Поволоцкая.
Обратившись к корпусу хранящихся в ОР РГБ рукописей и машинописных перепечаток романа «Мастер и Маргарита», Колышева вела текстологическую работу с самого начала, выверяя и подвергая сомнению буквально каждое разночтение – исправления, вписывания либо купюры, вплоть до меняющейся орфографии и знаков препинания, заставляющих чуть по-иному читать и понимать ту или иную булгаковскую фразу. Аналитические сопоставления разночтений текстов базируются не на умозрительных (вкусовых) предположениях «лучшего» звучания фразы, а на надежном фундаменте внимательного изучения сохранившихся черновиков, вариантов, редакций произведения, а также документальных свидетельств, знания жизненных обстоятельств автора и проч.
Казалось бы, зачем текстологу с такой тщательностью изучать перечеркнутые (то есть отмененные) строчки, абзацы и целые страницы рукописи, вчитываться в слои правки, отыскивать и фиксировать все без исключения трансформации текста? Ведь уже на протяжении полувека роман известен миру и любим.
Прежде всего: текстологическая работа – это дань уважения автору, чье произведение, двигаясь во времени, искажается в процессе неверных прочтений рукописи, многочисленных редакционных вмешательств, цензурных поправок, неизбежных типографских опечаток да мало ли еще чего. Из множества ветвящихся разночтений необходимо с максимальной точностью, всякий раз обосновывая свой выбор, избрать вариант, более прочих удовлетворивший писателя. То есть работа текстолога непременно опирается на ряд методологических и методических принципов, апеллирует к доказательствам, стремится к убедительности выводов.
Отдаленным же результатом становится то, что знание движения черновиков и редакций произведения, передающего развитие мысли автора, дает основания и аргументы для более адекватной его интерпретации, уяснения его художественной телеологии. Хотя, собственно, перед текстологом задача создания новой интерпретации произведения не стоит, он предоставляет эту возможность другим, тем исследователям, которые смогут сделать следующий шаг.
Новый художественный смысл формируется в процессе тщательного изучения членения абзацев, смены фамилий персонажей и перестановок в порядке эпизодов, то есть в структуре вещи, когда исследователь идет по следам мысли писателя, фиксирующей, уточняющей словесную формулу будто бы здесь и сейчас. Работа текстолога есть результат предельного сосредоточения, исключающего рассеянное «промелькивание» не только страниц либо абзацев, но и строчек, даже отдельных слов. Эта драгоценная сосредоточенность на, казалось бы, мелочах и частностях в конце концов приводит к настолько полному, насколько это возможно, погружению в процесс писания, когда скорость чтения исследователя, его ритм и «дыхание», кажется, становятся почти такими же, как скорость водящего пером писателя.
Свободный от предвзятости, занятый исключительно точностью прочтения, текстолог становится внимательнейшим и чутким читателем, откликающимся на малейшее изменение во фразе, интонации, знаке препинания. И выверенное прочтение текста приводит порой не только к новому видению отдельного конкретного произведения, но и к осмыслению особенностей поэтики писателя в целом, а смыкаясь с общим знанием контекста, многочисленных живых реалий, – и к новой интерпретации личности (и судьбы) автора.
Заключительный вывод текстолога:
Источником установления основного текста романа «Мастер и Маргарита» является машинописный текст 1938 г. с системой правки 1938–1940 гг., включая изменения текста, сделанные в машинописи 1939–1940 гг. до главы 19‑й включительно с учетом характера печати и правки Е. С. Булгаковой