Всего один, но показательный и красноречивый пример. В 1927 году театры готовятся к юбилейной дате Октябрьской революции. Два автора, А. Ф. Мокин229 и В. А. Трахтенберг230, объявляют о репетициях своей пьесы (героико-батального представления, с точки зрения авторов, и «синеблузной поделки» – по мнению недоброжелателей). Рассказ о будущем спектакле начинается с краткой информации: «К X-летию октября в бывш. Мариинском готовится постановка „Штурм Перекопа“…»231 Сообщения о ней появляются почти в каждом номере журнала «Рабочий и театр», причем становятся все более развернутыми.
Академический театр оперы и балета готовит <…> «Штурм Перекопа», в 10 картинах, Мокина и Трахтенберга <…> Текст разработан на основе подлинных исторических документов противоврангелевской кампании <…> Первая попытка дать батальное представление в свете классовой борьбы <…> Художником приглашен академик В. А. Щуко232.
Отмечены «подлинность» источников, верность общей установки («в свете классовой борьбы»), наконец, участие авторитетного участника («академик»).
Далее шаг за шагом освещается работа театра. Помимо авторов, в рассказы о подготовке будущего спектакля включается режиссер В. Р. Раппапорт233.
Запыленный автомобиль подвозит нас к расположению одного из полков доблестной Перекопской дивизии, – пишет он о первой встрече с будущими зрителями. – Согласно приказу <…> полк будет собран для слушания читки пьесы. <…> Легко и радостно говорить этому составу слушателей. В первых же двух картинах отмечаю 18 реакций смеха. Каждая фраза центрального персонажа представления, красноармейца Озерова, явно шевелит слушателей, рассказ о взятии танка (эпизод называется «Танька в баньке») – подлинный эпизод Каховских боев – идет под непрерывный хохот, возгласы одобрения… Нет, тысячу раз неправы те, кто утверждает, что место «Штурму Перекопа» в цирке или на манеже…234
То есть подобные отзывы уже случались.
Детально и красочно описана Раппапортом вся автомобильная поездка, общение авторов пьесы с участниками боев, настойчиво повторена высокая оценка красноармейцами литературного текста предстоящего спектакля.
Следующий важный этап: «Штурм Перекопа» обсуждают рабкоры.
22 августа на рабкоровском объединении при журнале <…> состоялась читка. Необходимость и ценность возобновления в наши дни жанра героико-батального представления отмечалась решительно всеми участниками прений, – с такой оптимистической ноты начинается отчет. Но дальше следуют оценки негативные. Красная и белая армия показаны схематично <…> За исключением красноармейца Озерова и еще двух незначительных эпизодических персонажей, Красная армия представлена в лице ее верхушки – Фрунзе, Буденного <…> которые даны как голые схемы, лишенные человеческих черт <…> говорят казенными фразами воинских приказов —
и т. д. Показ же белой армии
ограничивается лишь генеральскими балами да сценами в церкви и в кабинете у Врангеля… «Штурм Перекопа», конечно, не драматическое произведение, это, скорее, инсценированная эпопея, воспоминания, мемуары <…> агитка, но агитка, прекрасная своей яркостью235, —
не совсем уверенно заканчивает автор заметки.
Но штурмовать Перекоп в 1927 году не представлялось актуальной задачей. Времена агиток миновали, и профессиональные театры их избегают. Тем не менее сочинение, создаваемое абсолютно верным путем, с соблюдением военной субординации и обсуждениями в среде участников описываемых событий, определение жанра которого рабкоры дать затруднились, поступает в театр.
Следующий номер журнала приносит читателям хорошо обдуманную, по-видимому, статью авторов будущего спектакля.
Мы писали с большим увлечением, – сообщают они, – потому что считали, что такая пьеса про Перекоп (независимо от художественных достоинств или недостатков) нужна советскому зрителю (выделено мною. – В. Г.).
Удачная, спасающая положение формула найдена. Она будет верно служить авторам беспомощных конъюнктурных произведений на протяжении всех десятилетий советской истории. Авторы продолжают: «В нашей пьесе нет отдельных героев <…> у нас в пьесе нет обычной фабулы… Мы отказались <…> от всяких внутренних переживаний». Далее следует ссылка на положительный прием пьесы бойцами 51‑й Перекопской дивизии, Буденным и Луначарским. Заканчивается статья характерным образом: «Теперь пусть нас судит зритель – но зритель, не отравленный эстетством и чванством, а настоящий, здоровый, чувствующий жизнь и ее радости»236. Нельзя не восхититься продуманностью действий авторов спектакля, не только умело выстроивших защиту своего творения, но и перешедших в нападение.
Пьеса вот-вот выйдет на сцену, далее ее скрывать ее невозможно, но кажется возможным и достижимым соответствующим образом настроить зал. По-видимому, трезво оценивая свое творение и предвидя неуспех спектакля, его авторы превентивно атакуют еще не пришедших в театр зрителей, пытаясь заклеймить и скомпрометировать публику, обвинив ее в нездоровом эстетстве.
Слово предоставляется режиссеру.
В спектакле нет фабулы и интриги, – продолжает Раппапорт сообщенное прежде авторами текста. – В работе я отказался от режиссерско-актерских трюков <…> без щеголяния паузами претенциозного «как» <…> Монтировка лиц и картин пьесы сведена мною к простейшему… Удара на портретность также нет…237
Картина нарисована полная и не оставляющая места для сомнений в результате.
46‑й номер журнала выходит с передовой «Блестящие итоги», где сообщается:
Четыре премьеры – четыре горящие страницы Великой Октябрьской революции <…> В художественной и величавой форме отражены основные моменты величайшей в мире революции <…> Театр победил зрителя238.
Чтение второй половины того же номера журнала со всей убедительностью свидетельствует о том, что две премьеры из четырех потерпели провал. «Штурм Перекопа» не спасла и сцена «Таньки в баньке». Передовая же, по-видимому, писалась заранее, и ее победные интонации уже не могли быть откорректированы.
Как писал Булгаков, «выяснилось то, что я знаю давно, а некоторые еще не знают: для того, чтобы что-то сыграть, надо это что-то написать». Не написанное – не сыграешь.
Попав в неловкое положение, рецензент начинает издалека: «Пьесе с самого начала повезло…» Далее вкратце напоминает читателям, как она была принята наркомами и красноармейцами. И только потом переходит к сути: «И лишь когда присмотрелись внимательно <…> когда на большой сцене <…> обрисовались существеннейшие недостатки пьесы – многие руками развели…»239
Из четырех премьер, о которых шла речь, успешными стали «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова в Художественном театре и «Разлом» Б. Лавренева в БДТ.
В «Зойкиной квартире», напротив, как в старину, увлекала фабула и жила интрига, создавались «режиссерско-актерские трюки», а драматург вовсе не собирался отказываться «от внутренних переживаний». Комедия рассказывала о сегодняшнем дне, позволяла сочувствовать героям, при этом изобиловала остротами и шутками, не требовала натужного пафоса. И театр – играл, радуя зрителей.
Опираясь на свидетельства мемуаристов, в том числе актеров (М. Д. Синельниковой, Р. Н. Симонова, М. О. Кнебель), и судя по долгой, несмотря на все помехи и запрещения, жизни спектакля, тревога автора за судьбы героев и сострадание им до зрительного зала доходили и благодарно им разделялись. Один лишь режиссер, кажется, воспринял успех спектакля со смешанными чувствами, не разделив радости от успеха спектакля с его участниками.
Б. В. Щукин (в «Зойкиной» он играл второстепенного, но запоминающегося персонажа – «Ивана Васильевича из Ростова») оставил замечания по спектаклю, многое проясняющее в его успехе. 19 октября 1927 года он смотрит спектакль впервые:
На меня он произвел впечатление очень крепкого <…> по ансамблю, интересного театрально и совершенно блестящего местами по актерскому мастерству.
Сцены: Аллы с Зойкой, Аметистова с Ивановой, приход Гуся и до конца акта <…> дуэль китайцев, сцена Аметистова с графом (вершина блеска спектакля), сцена с момента убийства Гуся и до выхода гостей доставляют настоящее наслаждение четкостью, легкостью, серьезом, сочностью рисунка; словом, здесь истинное мастерство и прекрасный вкус.
Далее Щукин говорит об отдельных ролях, сообщая свои соображения актерам.
Б. Е. Захава (Аллилуйя). Не играть взяточничество так многозначительно. Ведь он берет взятки везде, поэтому привык и делает это мимоходом.
Р. Н. Симонову по 1 акту советую крепче взять задачу устроиться всеми правдами и неправдами в должности администратора и только во имя этого так или иначе вести себя в квартире Зойки.
А. Д. Козловскому – не надо графу замечать юмора своего положения <…> мягче и меньше мелких движений.
Ц. Л. Мансурова везде серьезна и прекрасно играет.
В. Ф. Тумская (Алла) – хорошо. Советую к темпераментным местам подбираться заранее и не бояться их. «Ах!» – встреча с Гусем и «Сдохну, а сбегу!» – не звучат.
И. М. Рапопорт (толстяк). Следовало бы включить в образ (добродушия и покоя) местами острый глаз и острую фразу. Это подчеркнуло бы профессию (сотрудника органов, пришедшего арестовывать гостей Зойкиного «ателье».