И последнее. Никогда прежде Булгаков не писал о том, кто продолжает жить. Все его прежние персонажи либо вымышлены, либо давно умерли. И тут возникает новый поворот.
Драматург, пишущий о живущем человеке, превращая его в персонажа пьесы, тем самым в определенном смысле занимает позицию над ним, им управляет, предлагает свое понимание его характера, отбирает действия, заставляет произносить реплики – такие, а не иные, предлагает мотивировки поступков и проч. Персонаж не может не стать ведомым, автор – бесспорный демиург и хозяин положения. Пусть автор всесилен лишь в пространстве словесном, а герой не просто жив, но и властен решить не только судьбу сочиненной о нем вещи, но и судьбу сочинителя. Может быть, именно это обстоятельство и не дало превратиться в спектакль пьесе «Батум» в год сталинского юбилея.
В сентябре 1939 года Булгаков узнает о болезни, от которой в том же возрасте умер его отец: нефросклерозе.
Последняя запись Е. С. в дневнике сделана 18 октября:
…было во МХАТе Правительство, причем Генеральный секретарь, разговаривая с Немировичем, сказал, что пьесу «Батум» он считает очень хорошей, но что ее нельзя ставить. Это вызвало град звонков от мхатчиков…765
5 декабря П. С. Попов пишет письмо со словами, ранее не произносимыми вслух, желая успеть сказать их другу:
Я непрестанно о тебе думаю. И теперь, и раньше, и всегда. И за столом, и в постели, и на улице. Видаю я тебя или не видаю, ты для меня то, что украшает жизнь. Боюсь, что ты можешь не подозревать, что ты для меня значишь. Когда спросили одного русского, не к варварскому ли племени он принадлежит, то тот ответил: «раз в прошлом моего народа был Пушкин и Гоголь, я не могу считать себя варваром». Одного алеутского архиерея в старые годы, встретив на Кузнецком мосту, – а приехал он из своих снежных пустынь, – спросили: как ему понравилась Москва? Он ответил: «безлюдно», т. е. настоящих людей нет.
Так вот, будучи твоим современником, не чувствуешь, что безлюдно; читая строки, тобой написанные, знаешь, что есть подлинная культура слова; переносясь фантазией в описываемые тобою места, понимаешь, что творческое воображение не иссякло, что свет, который разжигали романтики, Гофман, и т. д., горит и блещет, вообще, что искусство слова не покинуло людей. Ты тут для меня на таком пьедестале, на который не возносил себя ни один артист – это мастера чувствовать себя не только центром зрительного зала, но и всей вселенной. Мне даже иногда страшно, что я знаком с тобой, что позволяешь себе шутить с тобой, что я говорю тебе ты – не профанируешь ли этим благоговейное чувство, которое имеешь. Ну, да что об этом писать, – каждое твое слово, невзначай произнесенное, художественное произведение, о чем бы ты не говорил. Все другое, относящееся к литературе, мелко перед тобой766.
С 25 января начался второй приступ болезни, от которого писатель уже не оправился. Но еще и в первой половине февраля Булгаков вносил поправки в текст «закатного» романа.
В один из последних дней он заставил жену собрать все свои рукописи и вынести из дому, чтобы зарыть в лесу. <…> Почти накануне смерти потребовал снять с себя рубашку. Почему-то он думал, что в рубашке они могут его увезти, а без рубашки нет…767
«С гнилым либерализмом у нас покончено…»1940‑е
10 марта 1940 года Булгаков умер. 16 марта О. С. Бокшанская писала матери в Ригу:
Не думай, что по случайности я не послала тебе телеграмму о нашем горе <…> мы и не подумали, что Макина смерть явление больше, чем личное, что это горестное известие облетит газеты повсюду, и вы узнаете об этом раньше, чем придет мое письмо768.
Москвичкам, близким писателю, включенным в жизнь Художественного театра и столицы, не пришло в голову, что смерть Булгакова – событие не домашнего круга: масштаб утраты еще не мог быть осознан.
16 мая исполком Мосгорсовета отказал президиуму ССП в ходатайстве о пожизненном закреплении квартиры за семьей писателя-драматурга М. А. Булгакова. Райисполкому Киевского райсовета было «дано указание запретить предъявление претензий к изъятию излишков жилплощади»769.
После ухода из жизни писателя по традиции была создана комиссия по литературному наследию, в ее состав вошли Н. Асеев, С. Ермолинский, С. Маршак, К. Симонов, Ю. Юзовский. В начале лета состоялись первые ее заседания.
Мне даны были на рассмотрение следующие пьесы Булгакова: «Дон Кихот», «Мольер», «Иван Васильевич», «Бег», «Александр Пушкин», «Дни Турбиных», – сообщает 7 июня 1940 г. в отзыве Ю. Юзовский. – <…> В итоге можно сказать, что мы имеем пьесы разного литературного достоинства: более высокого, как «Бег», менее высокого, как «Пушкин». В пределах каждой пьесы есть также более сильные и более слабые акты. Мое мнение, однако, заключается в том, что все шесть пьес, даже в их слабой части, не достигают такого уровня, чтобы их нельзя было напечатать. А если учесть то обстоятельство, что ни одной из этих пьес читатель не знает, я думаю, что все шесть пьес заслуживают опубликования770.
Тем не менее предлагаемый скромный сборник из шести пьес (из написанных пятнадцати) не вышел. Почему?
Судя по сравнительно недавно открывшимся свидетельствам, и после смерти Булгакова обвинения в его адрес продолжались и даже обновлялись.
Спустя полгода арестовывают близкого ему человека – сценариста Сергея Александровича Ермолинского. Десятилетия спустя он выпустит воспоминания о Булгакове с существенными купюрами. В 1990 году, во втором издании мемуаров «Из записок разных лет»771 эти вымарки, рассказывавшие об аресте, будут восстановлены.
Итак, осень 1940 года, внутренняя тюрьма Лубянки, допросы. Чем интересовались следователи?
На самом первом допросе
я <…> понял, что меня обвиняют в наглой пропаганде антисоветского, контрреволюционного, подосланного белоэмигрантской сволочью, так называемого писателя Михаила Булгакова, которого вовремя прибрала смерть. Как я ни был сбит с толку, но все же пытался объяснить, что ни я, ни Союз писателей не считаем Булгакова контрреволюционером и что, напротив, мне поручили привести в порядок его сочинения, имеется специальное постановление <…> Несвязные обрывки моих объяснений вызывали всеобщий хохот772.
В обвинении стояла формулировка о контрреволюционном заговоре, готовившемся в квартире Булгакова.
С гнилым либерализмом у нас давно покончено, – объяснял следователь Ермолинскому. – Наш долг всеми революционными мерами оградить советских граждан от влияния чужих идеологий. Иначе это могло бы кончиться катастрофой для многих честных душ. А в доме Булгакова заваривалась вонючая контрреволюционная каша773.
Следователь блефовал:
Вот у меня сколько показаний! <…> Даже его вдова… как ее… Елена Сергеевна. Призналась. Пришлось все-таки ее арестовать774.
Тебе, как лучшему другу, нужно толково, без длинных рассуждений и объективно изложить антисоветскую атмосферу в доме Булгакова, рассказать о сборищах, проходивших там775.
Скажи мне, пожалуйста, что угрожает Булгакову, если ты напишешь то, о чем я говорил? – Он засмеялся. – <…> Ведь он умер. Ведь ему за это ничего не будет776.
И наконец, уже в ссылку Ермолинскому пришел запрос о том, чтобы он дал «письменные показания о связях писателя Булгакова с власовцами»777. При сообщении полезных сведений был обещан вызов в Москву. Сотрудники НКВД не слишком заботились о правдоподобии обвинений. Как известно, власовцы (солдаты армии генерала Власова, перешедшего на сторону немецко-фашистских захватчиков) появились в июле 1942 года, спустя два с лишним года после смерти писателя.
Между тем началась посмертная жизнь булгаковских произведений. В марте и апреле 1941 года к публике выходят два «Дон Кихота» по булгаковской пьесе: в Драматическом театре им. А. С. Пушкина в Ленинграде и в Театре им. Евг. Вахтангова в Москве. 1940 и 1941 годы приносят отклики об этих постановках. Среди рецензентов – А. К. Дживелегов и Н. Я. Берковский, К. Н. Державин и Г. Н. Бояджиев, о вахтанговском спектакле высказывались А. Г. Коонен и П. А. Марков. Две постановки продемонстрировали две разные режиссерские концепции булгаковской пьесы.
На упоминавшемся заседании комиссии по литературному наследию Булгакова, пожалуй, самые точные слова нашел Юзовский, когда оценивал «Дон Кихота».
Это произведение
не представляет собой той ремесленнической и бездушной инсценировки, какую мы наблюдаем обычно в такого рода жанре. Это оригинальное произведение, до известной степени соревнующееся с романом Сервантеса, поскольку Булгаковым подчеркнуты некоторые моменты, заинтересовавшие его <…> Четвертый акт есть тот, ради которого написаны предыдущие три, да и вся пьеса. Это трагическое осознание Дон Кихотом разлада между жизнью и мечтой, между сущим и должным, и великолепно показано то благородное достоинство и сила, с какими Дон Кихот сохраняет мужество, не приходит в отчаяние от открывшейся перед ним пропасти778.
Хотя пьесу Булгаков писал по заказу вахтанговцев, первым появился спектакль Ленинградского драматического театра им. Пушкина. Успех «Дон Кихота» в режиссуре В. П. Кожича, с Н. К. Черкасовым – Дон Кихотом и Б. А. Горин-Горяиновым – Санчо Пансой был общепризнанным.