1338. Авторы с возмущением рассказывали о выступлениях по радиостанциям BBC и «Свобода» зарубежных профессоров-славистов Ж. Нива1339 и Н. Струве1340, цитировали интервью Э. Проффер1341, данное на Московской книжной ярмарке корреспонденту газеты «Советская Россия», и призывали при издании наследия «научно прокомментировать достойным и должным образом, снять многое наносное в комментариях иных доброхотов <…>, компрометирующих имя Булгакова». Под доброхотами подразумевались зарубежные филологи-русисты, стремившиеся популяризировать творчество яркого писателя. Кроме того, два доктора наук (один, правда, – доктор наук физико-математических, от литературоведения далеких) в сопровождении юриста полагали, что «теперь самое время обсудить с привлечением широкой общественности: каким должно быть содержание издания, каков будет его научный уровень и возможная полнота?». И повторяли еще раз:
Дело это – не только издательских работников, не только ученых-литературоведов, но, убеждены, и самой широкой нашей общественности1342.
Ситуация сложилась странная: работа над драматургическим наследием и первым собранием сочинений уже идет, исследователи, готовя к печати тексты, пытаются пробиться в архив Булгакова в Ленинке, куда их не допускают, а в газетном обращении звучат пылкие призывы «не затягивать издание», чтобы писатель пришел «к своему народному читателю <…> как можно скорее».
Со страниц «Литературной газеты» авторам обращения отвечала М. Чудакова:
Ничего незамедлительного и фундаментального на свете вообще не бывает, а академические собрания сочинений <…> появляются только как итог многолетних публикаций произведений писателя и исследований о нем. Напомню, что у нас нет пока ни одного академического собрания сочинений писателя советского времени (собрание Горького далеко не закончено, и вопрос, будет ли оно действительно полным, пока еще не решен)1343.
Чудакову поддержал С. Аверинцев1344, имена тех, кто препятствует исследовательской работе булгаковедов, назвал А. Нинов в статье «Для его славы уже ничего не нужно»1345.
Чтобы накал газетных сражений 1987 года стал яснее, приведу цифры тиражей булгаковских произведений того времени: 2 млн 370 тыс. издано в 1986 году, 1 млн 187 тыс. – планировалось издать в 1987‑м, а в 1988‑м – еще 2 млн 195 тыс. экземпляров1346.
К этому времени были отысканы и исследованы черновые варианты и ранние редакции пьес, в основном собран весь корпус сочинений писателя, от первых фельетонов в газете «Гудок» и очерков в «Накануне» до черновиков и ранних редакций прозаических вещей. Была опубликована и первая авторская редакция пьесы «Белая гвардия», и обнаружены четыре варианта финала «Бега», кардинальным образом менявших концепцию пьесы в целом; исследованы первоначальные и окончательные редакции «Зойкиной квартиры», «Кабалы святош», «Блаженства», «Батума».
Первое собрание сочинений М. А. Булгакова в пяти томах1347 вышло к читателю к столетию со дня рождения писателя тиражом 400 000 экземпляров (и тут же был выпущен второй завод, тоже 400 000 экземпляров). Несмотря на эти немалые (а сегодня и вовсе непредставимые) цифры, пятитомник в свободной продаже так и не появился.
Итак, несмотря на все препятствия, подготовка собрания сочинений писателя совершилась довольно быстро. Если помнить о том, что большая часть наследия писателя, и прозаическая, и драматургическая, не просто никогда ранее не печаталась, но о ее существовании не подозревали, и начинать отсчет от первой публикации «Мастера и Маргариты», завершенной в начале 1967 года, то до появления текстологически выверенного собрания сочинений Булгакова не прошло и четверти века. Энтузиастические настроения конца 1980‑х, соединенные с распахнувшимися возможностями недавно немыслимых публикаций, размышлений, идей, с тех пор более не повторялись.
В те же годы вышло в свет и академическое издание его драматургических сочинений: «Булгаков М. А. Театральное наследие. Пьесы 1920‑х годов»1348 и «Булгаков М. А. Театральное наследие. Пьесы 1930‑х годов»1349, подготовленное той же рабочей группой1350. Заинтересованным читателям и людям театра были предъявлены ранние, нецензурированные черновые наброски и редакции пьес, дразнящие реплики персонажей, приоткрывавшие первоначальные замыслы драматурга, и сопровождавший их основательный историко-литературный и реальный комментарий. Но из‑за исторического слома, совершающегося в стране, это важное не только литературо- и театроведам, но и режиссуре издание не получило сколько-нибудь заинтересованного отклика среды.
После выхода в свет булгаковского пятитомника и двух томов «Театрального наследия», в начале 1990‑х годов, Ниновым был подготовлен план-проспект 10-томного собрания сочинений, и мы начали работу. Все пьесы были текстологически выверены. Был известен основной корпус эпистолярия, напечатан дневник писателя. Несовершенство в текстологическом отношении ранее печатавшихся текстов «Белой гвардии» и «Мастера и Маргариты», кажется, полностью все еще не осознавалось. В связи с неожиданной смертью Нинова и новым изменением отечественной историко-культурной ситуации задача не была реализована.
Сегодня существуют несколько собраний сочинений писателя, от сравнительно скромного киевского двухтомника1351 до шести-, восьми- и десятитомного1352. Вышедшие вслед за пятью томами, изданными «Художественной литературой», в течение нескольких последующих лет, с 1993 до 2000 года, они даже не были внимательным и достойным образом отрецензированы специалистами.
Итак, в 1970–1980‑е годы творчество «неизвестного» писателя усилиями десятков и сотен исследователей было введено в контекст современной литературы. Раздвинув рамки привычного, роман «Мастер и Маргарита» уничтожил либо отодвинул на третий план недавно преуспевающих литераторов. В 1984 году, за несколько недель до смерти, американский историк-русист и издатель К. Проффер пророчил:
На короткий период колоссальные ресурсы советского истеблишмента позволяют ему обозначить и контролировать свою территорию, но в перспективе этот огромный гриб-дождевик псевдолитературы лопнет, и свое законное место займет подлинная литература1353.
Это случилось всего через три года.
Но еще и на исходе 1980‑х в связи с изучением наследия Булгакова были возможны события, казалось бы, оставшиеся в далеком прошлом. В книгу Л. К. Паршина «Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова» не вошел важный эпизод жизни автора (изложенный в редакции 2008 года).
Приведем текст официальной бумаги на бланке Прокуратуры города Москвы от 17.07.90:
Как Вам уже сообщалось, 30.03.88 изъятые у Вас в ходе обыска рукописи произведений, в том числе материалы о жизни и деятельности писателя М. Булгакова, на основании решения специалистов-литературоведов были признаны идеологически вредными, могущими принести политический ущерб интересам нашей страны, и 18 декабря 1988 года они были уничтожены по акту в установленном порядке1354.
Подпись: «Зам. прокурора города Ю. А. Смирнов».
Когда в конце 1980‑х – начале 1990‑х история страны совершила очередной поворот и началась перестройка, то те же самые персонажи, которые мешали работать профессиональным литературоведам и даже писали на них по старинной отечественной привычке доносы, неожиданно прозрев, увидели в публикациях рукописей булгаковского архива широчайшие возможности и путей к известности, и получения материальных (гонорарных) призов. И рукописное наследие М. А. Булгакова (в том числе черновые записи, варианты, ранние редакции произведений), по стечению обстоятельств (со сменой руководства ОР ГБЛ), на достаточно длительное время перешло в руки неспециалистов, которые выпустили в свет не одно дефектное издание.
Одним из самых активных публикаторов булгаковского наследия стал заведующий ОР РГБ (с 1982 г.) В. И. Лосев. О первой выпущенной им книге «Михаил Булгаков. Письма. Жизнеописание в документах» речь уже шла. Еще более показательным оказалось издание В. И. Лосевым в сотрудничестве с профессиональным литературоведом Л. М. Яновской дневников жены писателя Е. С. Булгаковой1355, хорошо известных специалистам. Некогда выдаваемые по специальному разрешению (допуску), арестованные спецхраном Отдела рукописей, дневники Е. С. Булгаковой стали их легкой добычей. При этом собственно дневниковые записи, основная ценность которых – в фиксации оценок, настроений, по свежей памяти записанных фраз и реакций, способных уловить эмоциональную окраску вечера, года, душевного состояния пишущего – и эпохи, были оставлены в архиве. А опубликованы – отретушированные записи, превратившиеся, по сути, в мемуарный, а не дневниковый источник. Подготавливая дневники к печати в середине 1950‑х годов, Елена Сергеевна делала принципиальной важности купюры, смягчала, уточняла, дописывала – на что, бесспорно, имела полное право. Публикаторы, сообщая о переменах в аутентичных записях, аргументировали решение так: «Впервые готовя к изданию „Дневники“ Е. С. Булгаковой, составители остановились на их второй редакции – выражающей последнюю волю автора»