NBПервенец Никита Ефремов (1988), от жены № 2 – в прошлом литературного редактора в московском театре «Современник» Асии Робертовны Бикмухаметовой, ранее – второй жены Антона Табакова. Второй сын Николай Ефремов (1991), от третьей жены – народной артистки Российской Федерации Евгении Владимировны Добровольской; тоже актер. Анна-Мария (2000) от жены № 4 Ксении Качалиной, актрисы, дебютировавшей в «первой ленте свободного российского кино» «Нелюбовь» по сценарию Ренаты Литвиновой (1992). И трое (Вера, Надежда, Борис) от Софьи Кругликовой, звукорежиссера, преподавателя Института современного искусства.
Слушай, я даже не знал, что у вас с Охлобыстиным, значит, одинаковое число наследников?
– Да, у меня шесть, и у него шесть, по-моему.
Ух ты! То есть вы такие прямо реально многодетные, по-восточному! По три дочери, по три сына. Круто, завидую. Ну что сказать? Ты отец-герой. Вот как это называется.
– Я думаю, все-таки это Ваня отец-герой, потому что все-таки все дети Ксюшины. А я все-таки отец-героин, потому что от разных жен дети. От разных.
От разных, но всех – любимых.
NBОксана Владимировна Арбузова родилась 24 апреля 1973. Широкая известность пришла с главной ролью Аварии в молодежной драме 1989 года «Авария – дочь мента». В 1995 году окончила ВГИК (курс Сергея Соловьёва). Жена режиссера, сценариста и актера Ивана Охлобыстина, который с 2001 года был священником Русской православной церкви (соответственно Оксана – матушка Ксения).
Понятно. Ну, сыновья-то – они уже определились с выбором по жизни?
– Сыновья, да, по-моему. Ну, старший-то точно определился. У младшего могут быть еще какие-то выборы. Но все равно он снимается, понимает в этом что-то. Так что ему надо только образование настоящее получить.
А надо ли?
– Надо. Образование вообще надо. Потому что образование и воспитание – очень рядом. Чем больше образования, тем лучше: даже человек самовоспитываться как-то, может быть, от образования начинает. А с воспитанием и образованием, как раз вот с этим-то, и с культурой – вот с этим со всем у нас полный швах. Вот полных швах!
Произнося «у нас», ты имеешь в виду свое семейство или говоришь о стране в целом?
– Поскольку я «господин хороший», я говорю в целом о стране, конечно.
Понятно. Давай закончим тему про наследниц, про девочек тогда. Они-то кем будут? Кем ты их видишь? Это будет шоу-бизнес?
– Я не хочу говорить, куда именно пойдут, но я надеюсь, что они станут учеными, банкиршами.
???
– Я думаю, что банкиры и экономисты – тоже ученые все-таки. Если бы все это понимали, как ученые, банкиры и экономисты, то, может быть, не было бы и кризисов. А так ведь никто же не понимает ничего. И куда-то в разные стороны деньги зашвыривают, наверное.
Но, с другой стороны, поскольку и Маша, и Вера, и Надя выходили на сцену, то я думаю, что они уже отравлены. Анна-Мария, она пишет. У нее увлечения писательские. Надежда моя на то, что, может быть, Наденька будет танцевать, а Вера будет музыкантом (сквозь слезы, но занимается на фортепиано). Такие надежды есть…
Почему «сквозь слезы»? Заставляете?
– Я нет. Но мама… Ну, не то, что заставляет, но… заставляет.
Из интервью Софьи Кругликовой (2014):
«В свое время в музыкальной школе Миша продержался лишь год, может сыграть на фортепиано начало “Лунной сонаты”, а потом уходит в буйную импровизацию. Я над ним посмеивалась, а Вера, пока не пошла учиться музыке, говорила: “Папа, как ты круто играешь!” Сейчас, когда Миша садится за инструмент, мы смеемся вместе с ней, зато теперь Надежда восхищается: “Папа, как здорово!” Вот такой круговорот достижений в природе. Миша не музыкант, и здесь планка для детей легкопреодолимая. Посмотрим, когда они смогут догнать его по знаниям истории и литературы, ха-ха!».
А тебя родители заставляли что-то делать?
– У меня мама – демократичный человек. Она меня воспитывала так: иногда даст подзатыльник, но не более того, и то, так просто, оттого, что у нее, может, настроение не очень. А так – она меня не отдала ни в музыку, ни в танцы.
Была у них, впрочем, попытка, у родителей… Было у них желание, чтобы я выучил английский язык. Ну, чтобы быть человеком мира.
Сниматься в Голливуде?
– Сниматься в Голливуде. Ничего не вышло, хотя действительно я занимался класса, наверное, до четвертого – до пятого. Помимо того, что в школе учил, еще у меня был и преподаватель. И надо сказать, дней через пять – через шесть, когда за границей находишься и понимаешь, что надо уже что-то говорить, откуда-то всплывает чего-то.
Маму упомянул, а папу – нет. А я о чем подумал? Что ты и Антон Табаков удивительным образом похожи на своих знаменитых отцов внешне.
– Ну, я думаю, не только мы с Антоном. Я думаю, еще масса есть примеров. Если даже из артистов: я Киру Козакова назову – тоже очень-очень.
Похож, да. Но все-таки не в такой степени, в какой ты на своего – Олега Ефремова.
– Мне очень сложно себя со стороны оценивать. Я знаю, что с детства, лет с тринадцати-четырнадцати у меня получалось показывать папу.
Я даже где-то показывал Олега Николаевича. Я помню, что он, когда первый раз стал его показывать (это как раз была первая свадьба Антона), он там чего-то смеялся, потом говорит: «А кто это?». То есть я понял, что со стороны человеку очень трудно себя увидеть.
И вот уже давно его с нами нет, но вот это иногда во мне. Чувствую.
Смотрят дети твои фильмы с участием дедушки?
– Ну, «Айболит-66», конечно, смотрели. «Король-олень» мама показывает. Но сейчас же дети… ну, надо им вкачать в iPad’ы – это называется. Они же другая эпоха.
А твой основной проект они отсматривали – «Господин хороший»?
– Сыновья отсматривали. Но они туда и приходили, на выступления. У нас была такая задумка – вызвать детей.
На сцену?
– Нет, не на сцену. В проект «Господин хороший». Там они у нас сидели за столиком и отвечали на каверзные вопросы своих родителей. Но так, смотрят ли – я, честно говоря, не знаю.
Никита играл вместе со своей бабушкой, с моей мамой. Очень интересная пьеса «4000 миль» американского драматурга (Эми Герцог. – Е.Д.). Они репетировали это все в театре «Современник», на другой сцене, на Малой. Режиссер Михаил Али-Хусейн. Пьеса очень интересная.
«Господин хороший»
А как-то в семье обсуждали проект «Господин хороший»? Поскольку он, в общем-то, ну, то, что называется злободневный, актуальный. Или вы про работу не разговариваете в семье?
– Ну как? Я не думаю, чтобы Олег Николаевич это обсуждал. «Хулиганы, – сказал бы, – дураки вы все». А маме я звонил после каждого эфира. Она мне говорит, что и как.
Она же переживает, она очень сильно переживает. Когда мы давным-давно вместе репетировали спектакль «Привидение» в театре «Современник» (и у нее главная роль, ну и у меня тоже), она настолько нервничала, как сыграю я, что практически забыла о себе.
Ну, то есть она тебя консультирует исключительно по профессии? То есть политические аспекты вы не обсуждаете?
– Как не обсуждаем? Она позвонила Андрею Васильеву, когда начался еще «Гражданин поэт»: «Андрей, а Мишу не посадят?» На что «Вася» сказал: «А кто же его посадит-то? Он же Лермонтов».
Отлично!
– Это действительно у нее есть. Она же все-таки «шестидесятник» настоящий. У нее подружка Лия Меджидовна Ахеджакова. С подачи мамы моей я пошел на суд над Ходорковским. Потому что она туда сходила и говорит, мол, ты знаешь, это историческое дело, это надо посмотреть, чтобы понять машину, которая снова, ну, как бы возникла.
NBЧерез месяц после трагедии на Садовом Ахеджакова высказалась относительно заявления Михаила о том, что он просто клоун, который читает оппозиционные стишки за деньги и вообще не может быть против Путина, потому что Путин кормит всех людей культуры:
«Это интерпретация. А цель заявления в том, что Миша хотел себя этим как-то отделить от оппозиции, чтобы прекратить эти подлые пропагандистские обобщения: мол, “эти богемные пьяные оппозиционеры на машинах сбивают людей, а их отмазывают”. Мишино дело настолько страшное, что там нужно крайне тщательно разбираться. А уже наделана масса ошибок! Например, эксперты в первую же минуту должны были осмотреть машину и немедленно все запротоколировать, но этого не было сделано. Я знаю, что и Орлуша (поэт Андрей Орлов) предлагал адвоката, и Виктор Ануфриев, адвокат Юрия Дмитриева, мне сразу позвонил и предложил защищать Мишу… Этих ребят – Андрея Орлова, Андрея Васильева и Мишу Ефремова – я узнала, когда им было от 10 до 13 лет. Я с ними снималась в Ялте, и так они в моей жизни и остались. Благодаря маленькому Мише я познакомилась с Аллочкой, его мамой, и она стала моей самой любимой подругой, и с Олегом Николаевичем, которого я тоже очень любила. Но мне кажется, и тут я прислушиваюсь к порядочным и умным людям, которые независимо расследуют и вникают в это происшествие… Там есть какие-то очень важные детали – и сейчас я склоняюсь к тому, что у этого дела есть режиссер… Потому что были эти проекты “Господин хороший”, “Гражданин поэт”, “Господин заразный”, которые Миша делал блистательно. Это блистательные тексты Быкова и Орлуши, но их читает потрясающий артист с изумительным чувством юмора – Миша. И от этого они стреляют еще сильней. Никакая речь на митинге не может сравниться с силой этих текстов, которые с таким талантом произносит Миша. И это тянет на то, чтобы им заинтересовались определенные люди, которые обслуживают идеологию… И Дмитрию Быкову, который пишет и о победобесии, и об этом обнулении, теперь за руль нельзя садиться. Ни в коем случае. Ни трезвому, ни пьяному. А его “Жигули” ему надо поменять на какую-нибудь более мощную машину, чтоб там были система безопасности и черный ящик. Это я, конечно, шучу, но во всякой шутке есть доля некоторого страха, который на меня нападает в последнее время. Я и сама боюсь за руль садиться теперь».