Короче, я озадачен. Пашаев уверил меня тогда, что дело выиграет, иначе не взялся бы.
Не знаю, не знаю, «время будет показать» ©.
Процитирую одну из наших бесед.
Эльман, вам рекомендовали взяться за дело Ефремова или, напротив, кто-то Михаилу обозначил вашу кандидатуру в качестве защитника? Инициатива с чьей стороны исходила – доверителя или юриста?
– Когда ДТП случилось, я как раз прилетел в Ростов, в первом часу ночи. Только из самолета вышел, мне позвонили и до утра уговаривали, чтобы я вернулся обратно. Это очень серьезные люди. К сожалению, я не могу называть имена.
Из мира политики люди или из шоу-бизнеса?
– Пожалуйста, не будем уточнять. Они почему долго меня уговаривали? Эти люди знают результаты моей работы.
Почему не сразу согласились?
– Не люблю громкие дела. Я понимал, что будет крайне резонансное дело, журналисты мне работать не дадут.
Вам не дают работать журналисты?
– Не дают работать, поверьте. 24 часа в сутки. Если я телефон не отключаю, днем и ночью звонят, интересуются. А мне работать надо. У меня же не только Ефремов.
Да, у вас 150–170 дел в год. Получается, что времени-то на каждого доверителя совсем немного.
– А я же не психолог, чтобы их успокаивать постоянно. Я как хирург: пришел, прооперировал и жду выздоровления пациента.
Ваш оппонент, адвокат потерпевших, господин Добровинский, сказал, что он берется за дело, только когда уверен в выигрыше. У вас такая же позиция?
– Ну, само собой, конечно. Я про Добровинского не хочу говорить ничего. Насколько я знаю, он уголовными делами не занимался. Может быть, в других делах он профессионал, абсолютно в этом не сомневаюсь.
Он как раз профессионал в смысле общения с прессой, я вам могу сказать как журналист, с ним комфортно.
– Я, что касается общения с журналистами, в сравнении с ним – ноль (смеется).
Так вы беретесь за дела, когда не уверены в победе?
– Нет, конечно.
Значит, и в данном случае – с Михаилом Олеговичем Ефремовым – уверены в благоприятном исходе для вашего доверителя?
– Я несколько раз аналогичные дела прекращал, освобождал из-под стражи и получал хороший результат.
Что вы называете «аналогичным делом»?
– ДТП. Со смертельным исходом. Водитель в состоянии алкогольного опьянения.
Вы перечисляли категории людей, которых не взялись бы защищать. И, кроме стандартного набора (торговцы наркотиками, педофилы), там еще прозвучало: не стали бы защищать человека, который обидел беременную женщину.
– У меня принцип: в отношении беременных женщин, детей, стариков наших – любое преступление недопустимо, для меня это свято.
Анатолий Кучерена, известный адвокат, мне говорил, что нет такого человека, которого он не взялся бы представлять.
– Он прав, профессионально он прав.
Значит, вы тогда неправы, получается?
– Я в этом неправ, конечно. Но у меня своя система моральных ценностей. Я в детстве стал сиротой. За рулем «КамАЗа» был пьяный водитель, выехал на встречку, погибли 6 человек. Маме было 39, папе 46, одному брату 18 лет, другому – 5, племяннику годик был, и дядина жена ровно месяц была замужем, ей 20 с чем-то было. В одной машине. Все погибли, вся моя семья и родственники. И вот, когда мне говорят, что я издеваюсь над потерпевшими… Я сам знаю, каково быть потерпевшим!
Папин двоюродный брат был прокурором. Он, когда узнал, что у того водителя двое малолетних детей, дал команду, чтобы не «закрывали» его. Ну, пьяный водитель, он же не умышленно убил…
А здесь что видим? Неполноценная семья. Труп еще не остыл, а они по телеканалам бегают, собирают деньги…
А как у вас складываются отношения с родственниками Михаила Олеговича?
– Я только Никиту знаю, старшего сына. Он очень хороший парень, в самом деле.
Соня – это жена, ей низкий поклон. Это на сегодняшний день тыл Михаила.
Вы жестко проехались по дочери Михаила (Анна-Мария, дочь от четвертой жены, Ксении Качалиной. – Е.Д.). Сказали, что «я, как кавказский мужчина, слово “лесбиянка” не признаю».
– Вы знаете, я не перевариваю это. У меня еще моральные ценности есть. Мои корни никуда не денешь.
Как могут быть у адвоката «моральные ценности»?
– Вот в этом и проблема большая. Я из-за этого очень сильно страдаю.
Хороший товарищ Михаила Олеговича – Иван Охлобыстин – заявил, что на самом деле Ефремов хочет в изолятор.
– Ну я же с Охлобыстиным сам разговаривал. Вообще-то, Михаил в первый день хотел в изолятор. Человек настолько был пьян… Вот три дня я не мог понять, с кем я разговариваю. Невозможно было, человек отходил. Только потом уже Михаил начал понимать.
Начал понимать, что произошло?
– Это я раскрою на судебном заседании. Сейчас государственное обвинение предоставляет доказательства. Потом выступит потерпевший, а потом мы будем. Вот тогда, когда наша очередь наступит, и представим все аргументы.
Тот аспект, что ваш доверитель – профессиональный актер, очень многих людей подталкивает к разным выводам. Допустим, когда его увезли в больницу, говорили, что он сыграл этот приступ.
– Вы знаете, Бог этим людям судья. Эти люди потеряли честь, совесть и мораль. Я по-другому не скажу. Михаила как овощ привезли. Я же позже приехал, в суде задержался. Врачи мне говорят: «Вы знаете, его надо немедленно госпитализировать, у него ситуация никакая». Я такого беспредела не видел: секретарь суда находится у пристава в кабинете, с кем-то разговаривает, решение принимают, что делать врачам. Врач не должен согласовывать – пациента можно увезти или нет.
Я был у председателя Пресненского суда, на эту тему с ней разговаривал. Говорю: «Вы поймите, это дело политическое». Я «погасил» американского журналиста, европейского журналиста, украинского журналиста. Они все хотели из этого делать шоу, якобы этот процесс – заказ Путина. А я им сказал: «Подождите, а Путин ему наливал?»
Ну, Джигурда говорит, что ФСБ подстроила аварию.
– Это глупость.
Насчет Путина. В социальных сетях обильно обсуждали ваш рассказ о том, что на кухне у Михаила…
– Это правда, у него портрет Путина висит.
Многие, может, думают, что он хочет Путиным прикрываться, чтобы ему меньше срок дали. Это глупость. Я его спросил: «Вот, стишки вы читали про Путина. Это что такое?» Он говорит: «Эльман, я актер».
Вот играет педофила актер, он что, педофил? Актер на экране или на сцене кого-то убивает, он что – киллер? Мы забыли, что есть два Ефремова: актер Ефремов и личность Ефремов.
Я серьезно взялся за эту семью, за их защиту, когда увидел, что это за люди.
А что за люди?
– Крайне добросовестные, крайне порядочные люди. Я даже порой шучу, говорю: «Вы чего, не из сферы искусства, что-ли?» (Смеется). У Михаила, знаете как? Что нравится, не нравится – все в лоб высказывает. А многие таких людей не любят.
Соня, жена, – то же самое. У нас вообще-то с ней первоначально были очень плохие отношения.
Разве?
– Само собой. Потому что я никому не позволяю в работу вмешиваться. Она хотела узнать все. Я говорю, нельзя, не могу рассказать. Потому что, я думал, она поделится со своей подругой, мамой… Но вот в этом я ошибся. Я потом понял, что она – за семью: «Эльман, мы вам мешать не будем».
Ну а ее-то хотя бы в какие-то вещи посвящаете, которые почему-то, ссылаясь на тайну следствия, категорически отказываетесь рассказывать журналистам? Допустим, по вашей версии, в тот трагический вечер Миша ехал к матери какого-то своего товарища из Одессы?
– Да, это правда.
Почему вы скрываете имя этого человека?
– Он отказался (речь идет об актере Алексее Горбунове, поддержавшем Евромайдан. – Е.Д.). Я очень сильно расстроился. Говорит, «пожалуйста, не надо называть мое имя».
Вы с ним общались?
– Конечно. Он сказал, сейчас общественный резонанс такой, пожалуйста, не надо. Говорю: «Вы же друзья, он не просто так поехал». Он: «Поймите меня правильно». Я говорю: «А почему Михаила никто не хочет понять? У него трудные дни. И именно здесь нужны друзья, а не за столом». Но человек отказался. Я лично общался с ним дважды.
Вы считаете, президент Путин находит время следить за этим делом?
– Вы как себе представляете, Путину делать нечего, сидит только смотрит, чем у Ефремова дело закончится? Если бы до него всегда доносили, как есть на самом деле, уверяю, он всегда принимал бы правильное решение. Он не захочет, чтоб невинный человек сел.
Я не хочу из дела Ефремова шум делать, вот эта наша нынешняя работа меня жутко колбасит. Раздули ради пиара.
Вам не кажется, что вы, возможно, не самую лучшую услугу оказали Михаилу, когда сказали, что писали текст видеообращения, которое он зачитал? Потому что люди-то исходили из того, что человек раскаялся, говорит, что нет уже Миши Ефремова, понесу наказание. И вдруг выясняется, что он просто как актер зачитал это.
– В этом плане мне «нравится» работа журналистов. Журналистам что нужно? Хайп. И когда я им объясняю, что я редактировал текст, они отвечают: «Вы же сказали, что написали». И я уже с иронией: «Нет, все я написал». И понеслось. Я без тормозов вообще-то. Что приходит в голову, я всегда говорю. А это многим не нравится.
Андрей Вадимович Макаревич написал у себя в социальной сети, что обоих адвокатов, имея в виду и Пашаева, и Добровинского, надо лишить лицензии. Вас огорчает, что вы в глазах многих людей репутационно теряете?
– Отвечу. С утра до вечера что делают с Путиным? С утра до вечера? Вы видели, что Путин на кого-то реагирует или обращает внимание? Этот человек для меня кумир. Это правда. Я не являюсь членом какой-то партии. Нет. Я сам спортсменом был. И я вижу, как…