, о которых говорит Козеллек. Храня верность событию «перестройка», мы пересобираем свою Родину — впрок, ожидая, что такой она еще снова станет. Только там и тогда найдется место для музея Горбачева, а его значение будет мало зависеть от географии.
Социалистический быт
Войдя в комнату, снятую накануне Горбачевым на Казанской улице в Ставрополе, Раиса Максимовна заплакала: увидела трехногую кровать, подпертую кирпичами. Плакала она по Москве, где они с мужем успели обойти все музеи и театры, по новым выставкам и спектаклям, которые не удастся посмотреть, оказавшись в очень зеленом, но таком провинциальном городе. На боковых его улицах, от которых до асфальтированной центральной площади с лужей посредине было минут десять пешком, в 1955 году наверняка еще разгуливали гуси.
Кровать с кирпичами вспоминает и Горбачев, а про слезы Раисы рассказывает дочь хозяев квартиры Любовь Долинская, чьи рукописные воспоминания хранятся в запасниках краеведческого музея. С ее слов, через несколько дней она уговорила родителей поменяться кроватями с молодоженами, потому что — сами понимаете что. А потом, если ей верить, они поменялись и комнатами. Но в воспоминаниях Горбачева этих деталей нет — когда он взялся их диктовать, трехногая кровать была от него уже слишком далеко.
Горбачев вспоминает, что найти первую комнату у учителей-пенсионеров ему за 50 рублей помогла подпольная (тогда такая деятельность преследовалась) маклерша, наводку на которую ему дали в прокуратуре при устройстве на работу. Это интересное свидетельство двоемыслия в СССР, но у Долинской другая версия: якобы холодным утром в сентябре 1955 года отец пошел к колонке за водой и встретил Горбачева, который объяснил, что спит на работе на диване, а завтра к нему должна приехать жена, и спросил, не сдает ли кто рядом комнату. Отец, даже не посоветовавшись с матерью и с ней, решил пустить постояльцев, «потому что Горбачев располагал к себе».
Дом, в котором Горбачевы сняли первую комнату у супругов Долинских в 1955 году, помечен крестиком. Но эта фотография, хранящаяся в Горбачев-Фонде, была кем-то сделана много позже — автомобиль жигули-шестерка появился в СССР не ранее конца 70-х
1970-е
[Архив Горбачев-Фонда]
Раиса с маленькой Ириной и соседкой (так в описи, но, вероятно, это хозяйка дома Долинская)
1958
[Архив Горбачев-Фонда]
Горбачев с дочерью Ириной и мамой
1960
[Архив Горбачев-Фонда]
Раиса долго не могла найти работу, пока не устроилась в библиотеку. Там в ее обязанности входило читать все новые поступления, но это было никому не под силу, и чтение распределялось между нею, мужем и Долинскими, которые потом пересказывали книжки друг другу. Когда Раиса была беременна, она брала сына Долинской с собой на прогулки, а вечерами читала ему сказки, но подходила к ним творчески, стараясь заменить плохой конец на выдуманный ею по ходу чтения хеппи-энд. Долинские очень подружились с Горбачевыми, которые всегда хвалили даже невкусное их угощение, и когда в 1957 году они съехали, очень скучали по ним. Но позже, наезжая в Ставрополь после перевода в Москву, к Долинским Горбачев больше уже не заходил.
После переезда на юг Раиса Максимовна стала чувствовать себя лучше и 6 января 1957 года родила дочь Ирину — вот тогда и понадобился чугунок с углями, потому что стояли небывалые для южного края морозы. Но уборная-то по-прежнему была во дворе, не говоря уж про ванную, а воду Горбачев таскал от колонки. Счастьем стал переезд в 1958 году в две комнаты в коммуналке, где соседями были четыре одиноких женщины, газосварщик, алкоголик и отставной полковник, чья жена оказалась прекрасной портнихой — именно она сошьет Раисе платья, которыми та удивит капиталистический мир в первых зарубежных поездках с мужем в начале 70-х.
Еще через три года, по мере карьерного роста Горбачева, семья переехала в отдельную квартиру, а у него самого появился для поездок по краю служебный автомобиль: «козлик», как его тогда называли — светский образец джипа с брезентовым верхом, без особых удобств, но с повышенной проходимостью.
Дочь росла, ходила в ясли, потом в детский сад, причитала: «Как далеко мы живем!», когда мать тащила ее туда зимой в темноте, плакала, если та задерживалась на работе и поздно ее забирала. В школу ее отдадут самую обыкновенную, зато однажды она удивит родителей тем, что успеет прочесть всю домашнюю библиотеку.
В первые годы ничто в Ставрополе не будет мило Раисе Максимовне, кроме вида из окна на холмы, цветов и деревьев. Сам же город, если не считать бывшего белого офицера, жившего в доме напротив (конечно, после лагерей), который галантно ухаживал за ней, встретил ее не дружески. Она слишком следила за собой, как-то умудрялась хорошо одеваться и, оставаясь в Ставрополе единственным выпускником философского факультета МГУ, да еще с красным дипломом, долго не могла найти здесь работу: была той, что по-английски называется «overqualified», и, видимо, производила впечатление высокомерного человека.
К 1970 году, когда Горбачев будет избран первым секретарем крайкома КПСС, она защитит кандидатскую диссертацию, «козлик» будет заменен на презентабельную «Чайку», а семья переедет в отдельный дом на центральной улице с садом и даже прудом — сейчас этот дом куплен местным олигархом, а на месте сада он воздвиг дворец попросторней.
Дочь Ирина после окончания школы в 1974 году соберется поступать, вслед за мамой, на философский факультет МГУ, но уступит родителям и пойдет учиться в Ставропольский медицинский институт, откуда лишь на 5-м курсе переведется в Московский «Первый мед». Как и мама, Ирина на этом этапе подчинит свою жизнь карьере отца. Но в 1955 году эта карьера в том смысле, какой она обретет потом, еще и не начиналась.
«Свой»
5 августа 1955 года Горбачев явился в прокуратуру Ставропольского края, но ему велели прийти еще через несколько дней. Поняв, что он там никому особо не нужен, он оставил чемоданы в захудалой гостинице «Эльбрус» и пошел гулять по городу, поражаясь грязи и дешевизне помидоров на рынке, а затем «вступил в контакт с крайкомом комсомола».
Там были люди, помнившие его еще по Молотовскому району, а «поплавок» МГУ (советские значки выпускников вузов назывались так из-за своей формы) и рассказы о комсомольской работе на юрфаке произвели нужное впечатление. Секретарь крайкома ВЛКСМ предложил ему должность зам. зав. отделом агитации и пропаганды и утряс вопрос о переводе Горбачева с прокурором края.
Ставропольский журналист Кучмаев, старавшийся в 1992 году найти все шероховатости в биографии Горбачева, уличает его в каких-то хитростях с целью откосить от работы в прокуратуре, но они не выходили за пределы того, что в то время считалось обычным делом. В будущем Горбачев будет часто повторять: «Я политик», но в то время ни о какой политической карьере он, разумеется, еще не помышлял, а просто предпочел работу с людьми бумажной.
На первую зарплату, опять же потратив немалую ее часть, он купил кирзовые сапоги — в другой обуви дойти до сел от райцентров, куда приходилось добираться в кузовах попутных грузовиков, было невозможно. Горбачев вспоминает о многих таких экспедициях, но мы выделим один эпизод:
«В одну из первых поездок мы с секретарем комсомольской организации решили добраться до самой отдаленной животноводческой фермы, встретиться с работающей на ней молодежью. С трудом выдирая сапоги из непролазной грязи, с усилием преодолев подъем, оказались на пригорке… Внизу, в долине, лежало село. Виднелись низкие мазанки, курившиеся дымком, черные корявые плетни… Где-то там, внутри этих убогих жилищ, шла своя жизнь. Но на улочках не было ни души. Будто мор прошел по селу и будто не существовало между этими микромирками-хатами никаких контактов и связей. Только лай собак… Я стоял на пригорке и думал: что же это такое, разве можно так жить?» («Так жить нельзя!» — эта фраза спустя 30 лет станет лейтмотивом перестройки.)
Учетная карточка члена КПСС Горбачева. Окончание срока пребывания в рядах ВЛКСМ указано как 1962 год, несмотря на членство в КПСС с 1952 года — это означает, что до тех пор он оставался на комсомольской работе
[Архив Горбачев-Фонда]
Вернувшись в райцентр, начинающий комсомольский работник «решил организовать несколько кружков политического и всякого иного просвещения, прорубить, как говорится, „окно в мир“». Через два дня после возвращения в Ставрополь его вызвали в крайком КПСС: «Вот тут сигнал поступил от секретаря райкома, что приезжал какой-то Горбачев и, вместо того чтобы наводить порядок, укреплять дисциплину и пропагандировать передовой производственный опыт, стал создавать какие-то „показательные кружки“».
Так будущий политик набирался ценного опыта. «Не все гладко получалось с комсомольскими коллегами. Мой университетский багаж давал определенные преимущества, и, когда возникали споры по общим проблемам, я по студенческой привычке ввязывался… И вот однажды на совещании аппарата крайкома комсомола мне бросили упрек, что я „злоупотребляю“ университетским образованием. Потом в узком кругу сказали: „Знаешь, Миша, мы тебя любим, уважаем и за знания, и за человеческие качества, но многие ребята в аппарате обижаются, когда в споре выглядят как бы неучами или хуже того — дураками“».
Всего несколькими годами раньше по чьему-нибудь доносу карьера, если не жизнь, будущего президента на этом бы и оборвалась. Но наступил 1956 год, в феврале которого Хрущев выступил с секретным докладом о развенчании культа личности. Горбачева ознакомили с закрытым письмом ЦК и отправили в один из районов края: «Секретарь райкома по идеологии, узнав о моей миссии, выразил искреннее сочувствие. Во всяком случае, сам находился в полнейшем смятении и абсолютно не знал, что делать. „Откровенно скажу тебе, — заметил он, — народ осуждения `культа личности` не принимает“. Он, как я понял, считал, что меня просто „подставили“».
Так оно и было, конечно. 25-летнего комсомольского аппаратчика без опыта отправили с дурной вестью к колхозникам, чаще всего превосходившим его по возрасту. Но среди опытных партийцев никто не понимал, что и как говорить. Да и боязно. Тут пригодился именно такой человек: с университетским значком, язык подвешен, в меру простодушен, а если что не так скажет или политика партии вдруг развернется, пусть и сломает свою чересчур образованную голову.