Прошло три года с тех пор, как Горбачев всю ночь простоял в очереди к гробу вождя, но, с учетом биографий как собственной, так и Раисы (ее дед — алтайский крестьянин был расстрелян), он был готов принять решения ХХ съезда и популяризовал их по деревням, обращаясь, вероятно, и к примерам собственных дедов. И ничего, справился, даже не поколотили.
Отношение колхозников к Горбачеву, который устраивал политинформации дояркам, больше всего после утренней дойки хотевшим спать, мы попробуем объяснить с помощью концепта «перформативного сдвига», предложенного Алексеем Юрчаком в книге «Это было навсегда, пока не кончилось». По мысли Юрчака, после смерти Сталина политический дискурс утратил прежний содержательный смысл, и на первый план стало выходить не содержание, а форма, именно перформатив как вовлечение в некий обряд. Юрчак замечает, что такие «перформативные мероприятия» — политинформации, голосования с заранее известным результатом или «ленинские субботники» — не были полностью бессмысленными: они формировали некую общность «своих» или «своей публики» — того круга лиц, в котором некое — и не так важно, какое именно! — обращение воспринималось как адресованное ему.
Эта фотография в Фонде описана как «курсы пропагандистов». Горбачев только что пришел на работу в комсомол, но уже видно, что он «заводила» (седьмой слева во втором ряду сверху)
Осень 1955
[Архив Горбачев-Фонда]
Дояркам был понятен ритуал и мера его условности: молодой симпатичный комсомольский (позже — партийный) функционер, произнося определенный текст, просто исполнял свою роль, как и они исполняли свою. Если бы он выкинул что-то совсем неожиданное от себя, а не в рамках райкомовских инструкций, то сразу перестал бы быть «своим», и его бы освистали, побили или сдали в КГБ. А в рамках ритуала и формы он мог, напротив, даже сообщить что-то новое, например, что «оказался наш отец не отцом, а сукою» (это из песни Галича, так юный агитатор формулировать, разумеется, не мог, но по смыслу именно это он и доносил до своей публики).
Пользуясь тем, что он такой же, как все, свой имеет право быть немного не таким (вспоминаем тещиного «еврея»). «Чужой» — вообще непонятен, как и механизм коммуникации с ним. А этот понятен, предсказуем и с позиций своего может слегка выходить за рамки. Он интересней, чем тот, кто просто долдонит и ни за какие рамки не выходит — тот скучен, а если уж совсем формален и пересушен, становится «бюрократом», «начетчиком» и перестает быть своим.
Вот этот фокус: оставаться своим, но в рамках «перформативного сдвига» вроде бы теми же самыми словами протаскивать что-то новое — удавался Горбачеву чрезвычайно хорошо. Обкатав его на колхозниках, он спустя 30 лет будет действовать таким же образом и в рамках Политбюро (мы это покажем в последующих главах). Хотя, постоянно раздвигая рамки дискурса, он, конечно, шел и на определенный риск, так как в любой аудитории своей публики мог сидеть стукач, умевший представить это дело в докладной как антисоветчину.
«Перформативный сдвиг» Юрчака любопытным образом перекликается с гипотезой Ролана Барта о смерти автора (она будет подробнее рассмотрена в главе 24): автор делает вид, что его тут нет, есть только безликий дискурс, а он тут не только есть, но и толкает что-то свое. Однако впоследствии мы увидим, что эта игра не могла проходить безнаказанно: в какой-то момент, когда пришло время сказать что-то радикально новое, «автор» Горбачев в самом деле оказался в некотором смысле «мертв» и нем — полностью поглощен привычным дискурсом, а для радикально нового у него не оказалось нужных слов.
А пока Хрущев едва не был свергнут за антисталинскую кампанию коллегами по ЦК в 1957 году, и, если бы так случилось, Горбачеву скорее всего тоже пришлось бы искать другую работу. Но Хрущев продержался до 1964 года, партия провела в 1961-м и ХХII съезд, на котором несколько скорректировала свою линию, но в целом отношение к Сталину не изменила.
Совпав, таким образом, с партийной линией и проявив себя умелым агитатором, Горбачев получил первое повышение уже через год, став в сентябре 1956-го первым секретарем городского комитета ВЛКСМ. В 1958 году без видимого усилия он стал вторым секретарем крайкома комсомола, а в 1961-м — первым. Опираясь на опыт поездок по краю, здесь он начал с создания дискуссионного клуба. Стартовали с вроде бы безобидной темы: «Поговорим о вкусах». Но и тут дискуссия пошла так, что сразу же в крайком КПСС полетели доносы. Однако дискуссии продолжились — оттепель! — и это, пусть и в очень ограниченных пределах, был его первый опыт гласности.
Автобиография, написанная рукой Горбачева, для поступления в Сельскохозяйственный институт
1961
[Архив Горбачев-Фонда]
Обычная советская семья Горбачевых после демонстрации
1 мая 1964
[Архив Горбачев-Фонда]
Кипя энергией, он всякий раз делал немного больше и чуть лучше, чем другие, хотя не пренебрегал и показухой. Кто-то, несомненно, считал его выскочкой и ставил подножки, но ему, вероятно, везло с начальством — старался-то он не для себя. Никакую политическую карьеру Горбачев в то время, конечно, не делал — она делалась сама собой по советскому принципу «инициатива наказуема».
В марте 1962 года Горбачев возглавил сельский крайком КПСС (это был период разделения сельских и промышленных парторганизаций), много ездил по краю, встречался с председателями колхозов, кого-то хвалил, кого-то, наоборот, требовал снять. Пропагандировал дурацкую затею с массовым разведением уток, которые все загадили и передохли, так как мощностей по переработке их мяса в крае не было. Зато в этот период Горбачев приобрел важные социальные связи: он был накоротке со всем партийно-хозяйственным активом края.
Проработав какое-то время заведующим отделом партийных органов вновь объединенного крайкома КПСС (работа с кадрами также давала ему немалые преимущества в плане укрепления связей), в 1966 году он был избран первым секретарем Ставропольского горкома. Эта должность с номенклатурной точки зрения была ниже, чем предыдущая, но как будто открывала простор для самостоятельной фактически хозяйственной работы — в качестве своих заслуг Горбачев вспоминает асфальтирование улиц, строительство Дома книги и цирка и запуск в Ставрополе линии троллейбуса.
Среди тех характеристик, которые давали Горбачеву работавшие с ним в этот период коллеги, чаще всего встречается такая: «эрудированный». Для сегодняшнего слуха это странное слово, но в советских характеристиках оно встречалось часто — так по-партийному отзывались о тех, о ком не хотели говорить плохо, но и опасались говорить хорошо. Хотя здесь на характеристику Горбачева накладывается задним числом, конечно, и неоднозначное отношение к его реформам.
Что из этого можно взять для будущего музея Горбачева? Если не притягивать за уши, ничего: того персонажа, которого мы привыкли узнавать под этим именем, в Ставрополе еще не было. Он проклюнется только спустя еще несколько лет и не здесь, а скорее на курортах Кавказских Минеральных Вод.
Глава 5Старт партийной карьеры (1968–1970)
Кризис среднего возраста
В 1960–1964 годах Ставропольский крайком КПСС возглавлял Федор Кулаков, более всего интересовавшийся сельским хозяйством, но также водкой и бабами. Однажды, пока Горбачев был в командировке, он подкатывал и к Раисе Максимовне, о чем та тут же рассказала мужу.
Горбачев наехал на Кулакова, но тот отшутился, и отношения у них складывались хорошие, хотя Горбачев выпадал из общего ряда его окружения: неохотно участвовал в пьянках, всегда старался вернуться ночевать домой, не поддерживал традиционных для аппаратной среды разговоров «о бабах».
Кулаков не только участвовал в заговоре, закончившемся отставкой Хрущева в 1964 году, но и предоставлял заговорщикам для сверки их планов один из санаториев Минеральных Вод. В результате в 1964 году он ушел на повышение заведующим сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС, а на его место в Ставрополь фактически в ссылку был назначен Леонид Ефремов — напротив, горячий сторонник Хрущева, переведенный из более перспективного Горьковского обкома. После индустриального Горького (ныне Нижний Новгород) Ефремов плохо приживался в Ставрополе и Горбачева тоже невзлюбил.
Судя по архивам Ставропольского обкома, Горбачев в этот период на партийных собраниях выступал без энтузиазма. Он стал ощущать жесткие ограничения инициативы и невозможность на местном уровне что-то улучшить без реформ в социалистической системе хозяйствования в целом. Рычаги для такой реформы находились в Москве, о реформе заговаривал председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин, но его инициатива в 60-е годы выдохлась, не получив продолжения. Дальше цирка у Горбачева дело не пошло, а Раиса Максимовна в 1967 году, по сути, обогнала мужа, став первым в Ставрополе кандидатом философских наук. Сам он к этому времени получал второе высшее экономическое образование в том же Сельскохозяйственном институте, где преподавала жена, причем, как отмечают те, кто учился с ним вместе, был единственным, кто сдавал все экзамены без дураков («как дурак» — должны были сказать в то время).
Раиса Горбачева обычно хорошо получалась на фотографиях, но чаще они статичны. А эта, пусть и неважная по качеству — схватила ее в движении, может быть, в танце. Вот по таким женщинам мужчины 60-х и сходили с ума
[Архив Горбачев-Фонда]
Горбачев со своим шефом и покровителем — первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС Федором Кулаковым. Женщина на втором плане, возможно, Алла Меренкова (о ней ниже)
[Архив Горбачев-Фонда]
Диплом об окончании Горбачевым Ставропольского сельскохозяйственного института
1967