Меренкова была единственной женщиной среди партийных руководителей такого уровня в крае, и это сильно осложняло ее жизнь — развлечения коллег и высокопоставленных гостей курорта не всегда соответствовали партийным требованиям скромности. После назначения на должность в Ессентуках водитель «Курортторга» стал регулярно привозить ей продуктовые наборы и однажды сказал: «Я такие наборы вожу многим, а платите за них только вы». На свои деньги Меренкова покупала и подарки гостям, чем удивляла коллег, а гости, вероятно, обижались — подарки были не того уровня. На должности зав. отделом культуры в обязанности Меренковой входило также уговаривать знаменитых артистов, отдыхавших на курортах, выступать на вечеринках, которые она организовывала для партийных чиновников, и самой там присутствовать.
В 70-е годы Меренкова часто встречалась по работе с Горбачевым, который, с ее слов, ей симпатизировал, но, в отличие от других руководителей и коллег, ничего лишнего себе не позволял. Тем не менее Раисе Максимовне кто-то прислал анонимку с намеками на какие-то особые их отношения. Горбачев узнал об этом от жены и при очередной встрече сообщил Алле Валентиновне, что «по линии КГБ на нее ничего нет», но посоветовал «быть похитрее и меньше откровенничать». Этот инцидент имел место в 1978 году, когда в ЦК обсуждался вопрос о приглашении Горбачева в Москву, и больше похож на попытку скомпрометировать его, а не Меренкову. После их с женой отъезда в столицу история заглохла сама собой.
В обязанности Распопова также входило размещать и ублажать партийных и хозяйственных руководителей и выполнять их бытовые поручения. Его книга иллюстрирована фотографиями автора с членами Политбюро, руководителями зарубежных братских партий, министрами разных отраслей. Однажды в середине 70-х они с женой навещали в Кисловодске Галину Брежневу с ее мужем — заместителем министра внутренних дел СССР Юрием Чурбановым. Галина Леонидовна славилась пристрастием к веселой жизни и выпивке. Чурбанов, как и его шеф — министр внутренних дел Николай Щелоков, позже был разоблачен как участник гигантских коррупционных схем, но разговоры об этом среди своих в партийной среде ходили и до возбуждения уголовных дел.
Брежнева, видимо, довольная тем, как Распопов с женой справляются со своими обязанностями гостеприимства, вдруг спросила: «А почему вы нас не приглашаете к себе домой?» Пришлось позвать, хотя по рангу Распопову это было не комильфо. В книге представлены фотографии этой вечеринки с танцами и переодеванием — как видно, она удалась. После этого Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, которому дочь, видимо, рассказала, какой Распопов хороший человек, собираясь в Кисловодск, минуя протокол и крайком (где в это время сидел Горбачев), звонил уже прямо Распопову с требованием его встречать и провожать. В эти моменты на руках у секретаря райкома Распопова появлялись такие карты, которых не было даже у первого секретаря крайкома, но по каким-то причинам он не захотел или не смог ими воспользоваться.
Узнаете фотографа? Это председатель КГБ СССР Юрий Андропов. Фотография, разумеется, чуть более поздняя, когда Горбачев уже стал первым секретарем крайкома
1970-е
[Архив Горбачев-Фонда]
Горбачев смог, когда ранней весной 1969 года в санаторий «Дубовая роща» в Железноводске приехал Юрий Андропов с женой. По протоколу навестить их там должен был Ефремов, но Андропов визит «хромой утки» вежливо отклонил, и наведать председателя КГБ поехали второй секретарь крайкома Горбачев с женой. До этого встречаться с руководителями такого уровня один на один ему не приходилось. Андропову Горбачев и Раиса Максимовна понравились — я думаю, как раз отсутствием той склонности к шумным развлечениям, из-за которой Галине Брежневой приглянулся Распопов.
Визит советской делегации в Чехословакию в 1969 году. Горбачев держится сзади (второй справа), а рядом с главой делегации Борисом Пастуховым (в центре) — Егор Лигачев из Томска — будущий главный оппонент Горбачева в Политбюро
1969
[Архив Горбачев-Фонда]
Летом 1969 года второй секретарь Ставропольского крайкома КПСС Горбачев был включен в составе советской делегации в Чехословакию. Это походило на изощренную проверку, так как его дружба с Млынаржем тем, кто формировал делегацию, была, разумеется, хорошо известна. Чехи, вспоминает Горбачев, встречали их откровенно враждебно, но с ними надо было как-то разговаривать, не показывая ни агрессии, ни сочувствия. Судя по дальнейшим событиям, это проверку Горбачев также успешно прошел.
В апреле 1970 года, когда Ефремову позволили вернуться в Москву на второстепенную должность, Горбачев занял его место, а на пленуме в 1971-м был избран членом ЦК, как и большинство других региональных первых секретарей. На момент избрания первым секретарем крайкома он стал самым молодым из их когорты — ему тогда только что исполнилось 39 лет.
Безукоризненная с партийной точки зрения биография (если не считать «нахождения под оккупацией» в детском возрасте) все же не дает ответа на вопрос, почему на эту высокую должность члены Политбюро выбрали именно его. Изначально его тянул Федор Кулаков, которому нравилось, что Горбачев был местным «кадром», много занимался сельским хозяйством и даже получил второе высшее образование в Сельскохозяйственном институте. Но только его влияния не хватило бы — были, конечно, и другие претенденты, а решающее слово при этом назначении, как считает и сам Горбачев, за него замолвил Андропов. Сумел он убедить в этом выборе и второго человека в партии — аскетичного, в противоположность Брежневу, ее идеолога Михаила Суслова. Но с председателем КГБ Горбачев сблизится — до такой степени, до какой это вообще было возможно — лишь позже, когда будет регулярно навещать его в Кисловодске уже в ранге первого секретаря крайкома.
В книге «На переломе», изданной в 2000 году, бывший второй (при первом — Горбачеве) секретарь Ставропольского крайкома КПСС Виктор Казначеев рассказывает, как Горбачев путем интриг продолжал приумножать свой символический капитал на «рынке» Кавминвод: он якобы беззастенчиво спаивал Чурбанова, который в пьяном виде выкладывал важные аппаратные секреты, и вместе с Раисой Максимовной обхаживал начальника кремлевского управления Минздрава Евгения Чазова, у которого в непринужденной обстановке выведывал информацию о состоянии здоровья и сплетни про членов ЦК. А Андропову, втершись к нему в доверие, Горбачев, напротив, наушничал, топя соперников, с которыми там же, на Кавминводах, лицемерно обнимался. В частности, считает Казначеев, таким образом он дискредитировал первого секретаря соседнего Краснодарского крайкома Сергея Медунова.
Книга «вечно второго» Казначеева настолько пропитана завистью, что верить ей сложно, хотя с Чурбановым Горбачев на Кавминводах, конечно, встречался. Вполне возможно, что он делился своими впечатлениями от этих встреч с Андроповым, хотя информацию в отношении Медунова, который разрабатывался органами КГБ по поводу участия в коррупционных схемах, Андропов получал, конечно, из других источников.
Но вот что пишет в своей книге, изданной на восемь лет раньше книги Казначеева, журналист Кучмаев. В бытность Казначеева первым секретарем Пятигорского горкома КПСС в начале 70-х он одаривал высокопоставленных гостей отличными ботинками, которые изготавливались из сэкономленной кожи на оборудовании местного филиала Ставропольского обувного предприятия. Его директор — один из многочисленных советских так называемых цеховиков, пожадничав и погорев на «хищениях социалистической собственности», дал показания о покровительстве ему со стороны Казначеева, с которым он расплачивался ботинками. Тому за это светила если не уголовная статья, то исключение из партии. А Горбачева Кучмаев упрекает как раз в том, что он вывел Казначеева из-под удара: бюро крайкома всего лишь «обратило внимание тов. Казначеева В.А. на проявленную им неразборчивость».
Стоит приглядеться к этой сделке, которая, как видно и из воспоминаний Меренковой и Распопова, да и из опыта всякого, кто жил в то время в СССР, была довольно рядовой. Ее суть — конвертация символического капитала, которым обладал один из участников (секретарь райкома) в экономический (ботинки). Второй участник (директор) в обмен на ботинки получал покровительство и возможность развивать подпольный бизнес, а далее по цепочке секретарь райкома в обмен на ботинки увеличивал свой символический и социальный капитал, заручаясь покровительством тех, кто их носил.
Такие сделки могли заключаться как для личных нужд, так и в интересах края или района. Распопов, хорошо игравший в бильярд, рассказывает, как обыграл министра сельскохозяйственного машиностроения. Проводив глазами восьмой шар, упавший в лузу, министр спросил, что он победителю должен. «Восемь тракторов!» — ответил местный секретарь. И Ставропольский край эти дефицитные трактора получил, разумеется, по установленным ценам, но заниженным с точки зрения рынка и в ущерб другим регионам, где они были нужны не меньше. Умелый игрок на бильярде в обмен на это мог, разумеется, рассчитывать на существенную прибавку к его символическому капиталу со стороны Горбачева — нет сомнений, что тот эту историю знал: свалившиеся с неба в таком количестве трактора нуждались в каком-то объяснении.
Вязкие коррупционные отношения при Брежневе, который сам любил роскошь и не был особо разборчив в дружески связях, становились обыденностью и создавали серьезную угрозу для советского строя. Андропов понимал это лучше всех в ЦК. Кавминводы, как и Сочи и другие курорты СССР, были не только рынком смотрин, на котором члены Политбюро приценивались к более молодым партийным кадрам, но и узлами коррупционных сетей, все крепче опутывающих страну. С точки зрения Андропова, которому только стареющий Брежнев мешал дать коррупции решительный бой, отличительной чертой Горбачева, чье досье было им изучено вдоль и поперек, было как раз отсутствие повышенного интереса к деньгам и материальному благополучию.