Между тем: «Андропов представил в Политбюро записку о положении с „диссидентами“. В документе были любопытные данные: за последние 10 лет за антисоветскую деятельность арестовано около 1500 человек… Поразила меня цифра: в стране 68 000 „профилактированных“, т. е. тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали „о недопустимости“ их деятельности. Предупреждено вскрытых через „проникновение“ свыше 1800 антисоветских групп и организаций. Вообще же, по мнению Андропова, в Советском Союзе — сотни тысяч людей, которые либо действуют, либо готовы (при подходящих обстоятельствах) действовать против советской власти».
25 апреля 1976 года. «Вчера утром пошел в молочную и булочную. Народу!.. Ворчание-симфония случайной толпы: мол, вот, нет порядка, выходной день, а тут стой в очереди… и продуктов никаких нет… о твороге уж забыли, как он пахнет, и т. д. и т. п. И вдруг над всеми грубый голос мужика лет 40. — А что вы хотите! У нас система такая. Эти бабы (продавщицы) не виноваты. Виноваты те, кто за зеленым забором икру жрут. У них там и творог есть… Толпа в основном поддакивала и благожелательно комментировала.… А я, извиняюсь, член Ревизионной комиссии КПСС, стоял и удивленно помалкивал. Да и что мог сказать, когда у всех остальных „факты на прилавках“».
А вот в марте 1977 года Черняев слушает из зала выступление Брежнева на съезде профсоюзов: «„Шестнадцатый съезд профсоюзов“ оратор упорно называл двадцать шестым… [это порядковый номер съезда КПСС. — Л. Н.] Зал „шептался“, а в президиуме смущенно переглядывались. Когда он подошел к Ближнему Востоку, даже я, который знал текст (читал рассылку за день до этого), перестал что-либо ухватывать. Оратора, видимо, начала охватывать паника. Он еле владел собой. Весь потемнел. Лицо осунулось. С трибуны под гром овации он шел качаясь, не видя перед собой никого и ничего. И в президиуме сел не на свое место».
Июль 1978 года — пленум ЦК по сельскому хозяйству (тот самый, записку для которого готовил Горбачев): «Приводились ошеломляющие цифры, когда колхоз, совхоз, район, целая отрасль сельского хозяйства в области, давая продукции вдвое, втрое больше и перевыполняя планы на 30–40 %, с каждым годом становились все убыточнее… Такое же положение с автотранспортом, удобрениями и проч. „услугами“, которые оказывает селу промышленность. А у колхозов все меньше средств все это оплачивать… Все приветствовали повышение закупочных цен, многие требовали сделать это уже сейчас — под текущий урожай. Но Суслов отнес эти предложения к разряду „несущественных“ и под возгласы аппаратного болота, далекого от всякого сельского хозяйства и всякой совести, проголосовал проект резолюции в целом».
А вот ноябрьский 1978 года пленум, на котором Горбачев был избран секретарем ЦК: «В прениях были любопытные данные. Ястребов (зав. Отделом тяжелой индустрии): Западная Сибирь дает 90 % энергетических ресурсов страны. А там из 250 млрд рублей, отпущенных на жилищное строительство и социальные нужды, освоено всего 34 млн рублей. Бочков (зав. Отделом легкой промышленности): 11,2 млрд рублей потеряно государством на уценке товаров. Симонов: 1/5 времени каждый вагон едет, 4/5 — стоит».
На Секретариате ЦК обсуждается вопрос «О хищениях на транспорте». «Я буквально содрогался от стыда и ужаса… За два года число краж возросло в два раза; стоимость украденного — в четыре раза; 40 % воров — сами железнодорожники; 60 % воров — сами работники водного транспорта; 9–11 тысяч автомашин скапливается в Бресте, потому что их невозможно передать в таком „разобранном“ виде иностранцам; 25 % тракторов и сельскохозяйственных машин приходят разукомплектованными; 30 % автомобилей „Жигули“ вернули на ВАЗ, так как к потребителю они пришли наполовину разобранными… Заместитель министра внутренних дел доложил, что в 1970 г. поймали 4000 воров на железной дороге, в 1979 г. — 11 000. А кого не поймали — сколько их?.. Б.Н. [непосредственный начальник Черняева. — Л. Н.] призывал „мобилизовать массы для борьбы с этим безобразием“, Лапин (председатель теле-, радио), саркастический старик, сидевший рядом со мной, довольно громко произнес: „Ну, если массы мобилизуем, тогда все поезда будут приходить совсем пустыми!“».
Еще один лист верстки дневника Черняева. Если вы вчитаетесь в текст, то увидите, что именно он правил в нем для публикации, и сами догадаетесь, почему
2008
[Архив Горбачев-Фонда]
30 декабря 1979 года… «Наши войска вошли в Афганистан… И никто ведь не возразил — ни члены Политбюро, ни секретари ЦК, ни даже аппарат. Думаю, что в истории России, даже при Сталине, не было еще такого периода, когда столь важные акции предпринимались без намека на малейшее согласование с кем-нибудь, совета, обсуждения. Все — пешки, бессловесно и безропотно наперед готовые признать „правоту“… Мы вступили уже в очень опасную для страны полосу маразма правящего верха, который не в состоянии даже оценить, что творит и зачем. Это даже не отчаянные броски вслепую от сознания безнадежности, а просто бессмысленные инерционные импульсы одряхлевшего и потерявшего ориентировку организма, импульсы, рождаемые в темных углах политического бескультурья, в обстановке полной атрофии ответственности, уже ставшей органической болезнью».
Здесь мы прервем чтение этого замечательного документа, чтобы вернуться к дневникам Черняева, когда он станет помощником Горбачева. А пока сказанного достаточно, чтобы представить себе, в какую страну и в какой «аппарат» приехал новый секретарь ЦК по сельскому хозяйству.
Глава 8Смотрите, кто (концепт «преображение»)
Личность и «Актор»
На старте карьерного взлета Горбачева, начавшегося в 1968–1970 годах с избрания вторым, а затем и первым секретарем крайкома КПСС и членом ЦК, он уже был, что называется, полностью сформировавшейся личностью. Но тут нам надо определиться, что понимать под «личностью» того, кому предстоит сыграть столь важную роль в истории СССР и России.
Вопрос о роли личности в истории всегда оставался одним из важнейших для марксизма-ленинизма, хотя учебники по истории КПСС трактовали его по-разному — в зависимости от того, кто в данный момент эту партию возглавлял.
Ленин видел движущую силу истории в массах, отводя личности роль выразителя их чаяний, обязанного объяснить задавленным массам, чего они должны хотеть и к чему стремиться. Сталин на словах следовал Ленину, но практика культа личности переносила акцент на ее (его) главенствующую роль. Историческая роль Брежнева превозносилась в государственной пропаганде, но это становилось лишь основой для появления «в массах» анекдотов о нем.
В 1985 году, когда он будет избран Генеральным секретарем ЦК, Горбачев первым делом запретит нести свои портреты на первомайской демонстрации, но его родимое пятно на лбу все равно станет знаком времени для всего тогда еще советского народа. Ход истории оказался в теснейшей зависимости от его личности, от разных ее качеств, от психических и даже чисто физических ее возможностей, а часто и от сиюминутного настроения, перепадам которого Горбачев ставропольского периода, по-видимому, вовсе не был подтвержден, а в конце 80-х в ситуации предельной перегрузки будет испытывать их нередко.
Бюст Емельяна Пугачева в Оренбургском музее заставил Раису Максимовну задуматься об исторической роли собственного мужа
1982
[Архив Горбачев-Фонда]
Советская гуманитарная наука обращала внимание на психологические аспекты личности в основном в контексте педагогики. В частности, советская психология допускала ролевое поведение, то есть возможность того, что в разном контексте один и тот же человек ведет себя по-разному, и это нормально. Но путь к философскому осмыслению личности был заперт историческим материализмом, рассматривавшим ее как в конечном итоге производное от производственных отношений, а главное, с порога отметавшим агностицизм, который Энгельс почему-то отнес к подвидам идеализма.
Между тем на Западе в ХХ веке философское переосмысление понятия «личность» началось с отказа от аксиомы, что субъект в принципе способен адекватно воспринимать объект, то есть окружающий мир. В формуле «Cogito» Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую», на которой основывалось все мировоззрение модерна, включая марксизм, под сомнение было поставлено само «Я», и граница между субъектом и объектом стала размываться.
В философии личность предстает как субъект, а в социологии и политологии как актор — в первом случае скорее как познающее, а во втором как действующее лицо (впрочем, границу между этими ипостасями провести не всегда удается).
Психология смотрит на личность через призму ее качеств, и с этой точки зрения про Горбачева мы уже много чего знаем: он экстраверт; обладает очень крепкой психикой, в основе которой лежит свойство, которому мы не нашли названия, но это антоним «депрессивной личности»; не чужд самолюбования — но кто из политиков этому чужд; обладает какими-то навыками актерского мастерства, а возможно, и артистическими талантами; он четко, но как-то не по-русски разделяет сферы общественного, делового и личного; на эмоциональном уровне не всегда находит точную дистанцию с другими людьми, зато всегда открыт к переговорам на рациональном уровне; любит учиться, мгновенно схватывает главное; обладает хорошим чувством юмора, сыплет частушками, что облегчает ему самые разнообразные контакты; в целом незлобив и не корыстен.
Об интересном эпизоде рассказал мне на одной из встреч в газете поэт и педагог Евгений Бунимович. Во время похорон Раисы Максимовны в 1999 году он подошел, как делали все пришедшие, выразить соболезнования Михаилу Сергеевичу, а тот вдруг стал его обнимать и даже как-то задержался с этим. Бунимович не был к нему настолько близок и в первый момент смутился, но тут же догадался, что в затылок к нему шел кто-то, кого Горбачев, очевидно, здесь видеть не хотел, и кто в этой паузе был вынужден пройти мимо. Горе вдовца было неподдельно, а прием, очевидно, отработанный годами аппаратной практики, сработал на автопилоте — такой он был хитрован.