Поручения, которые новый «второй» стал своей властью ему давать, подчас не были связаны с сельским хозяйством. Горбачев расследовал старые и новые сигналы о коррупции в Краснодарском крае, в результате чего Медунов был переведен на пост зам. министра плодоовощного хозяйства. Тем же летом он организовал проверку снабжения Москвы овощами и фруктами, что тоже неизбежно выводило на проблемы хищений и коррупции и снижало шансы еще одного из потенциальных претендентов на кресло генсека — первого секретаря Московского горкома КПСС Виктора Гришина (в фольклоре аппарата ЦК эта эпопея получила название «плодоовощная война»). Вся Старая площадь понимала, что рамки полномочий самого молодого из секретарей существенно раздвинулись, хотя формально это никак не было обозначено.
В этот период Горбачев пролоббировал несколько важных для него перестановок в аппарате ЦК: кроме возвращения из Канады Яковлева, по его рекомендации сюда был переведен из Томска тамошний секретарь Егор Лигачев, с которым они подружились во время поездки в Чехословакию в 1969 году, а с подачи того из Свердловска — Борис Ельцин. Из Госплана в ЦК на должность вновь созданного отдела экономики был переведен бывший директор завода «Уралмаш» Николай Рыжков, кстати, предупреждавший, что Ельцина в Москву тащить не стоило бы.
Сам набор этих фигур, которые затем будут препятствовать реформам Горбачева каждая со своей стороны, показывает, что он еще не очень понимал, что собирается делать, когда станет генсеком. Но в том, что рано или поздно он им станет, у них с Андроповым сомнений уже почти не было.
Сфинкс Андропов
Брежнев умер 10 ноября 1982 года, хотя еще тремя днями раньше он принимал парад на Красной площади.
Кресло генсека занял Андропов, с чем никто не спорил. Очередной пленум ЦК пришлось отложить на две недели, так как доклад был подготовлен для Брежнева, и новой команде, в которую вошел и Горбачев, надо было быстро все переделать. К докладу были присовокуплены славословия в адрес покойника, но не слишком пышные, уравновешенные указанием на «отдельные недостатки» и зубодробительной критикой в адрес конкретных руководителей, на чем специально настоял новый генсек.
Через десять дней, после смерти Брежнева из Политбюро был удален Кириленко, ставший таким беспомощным, что Андропову пришлось написать за него заявление об отставке, которое тот переписал своей рукой. Через месяц был, наконец, снят с должности министр внутренних дел Щелоков. С поста председателя КГБ был смещен Виталий Федорчук, аккуратно переведенный на место Щелокова, а председателем КГБ стал верный Андропову Виктор Чебриков. С другой стороны, укрепляя свои позиции в Политбюро, Андропов кооптировал туда долго работавшего под его началом в КГБ первого секретаря ЦК КП Азербайджана Гейдара Алиева, за которым тянулся не менее длинный шлейф слухов о волюнтаризме и коррупции, чем за Щелоковым или Медуновым.
Андропов дождался своего шанса в 68 лет, с уже безнадежно больными почками, из-за чего постоянно ложился в больницу. Советским людям он запомнился рейдами милиции по магазинам и баням, где их ловили и допрашивали, почему они там оказались в рабочее время. У Андропова было и намерение проводить реформы, и даже какие-то их наметки, но совершенно не было времени.
Горбачев в почетном карауле у гроба Брежнева, с которым они еще несколько дней назад стояли на трибуне Мавзолея
Ноябрь 1982
[Архив Горбачев-Фонда]
Из-за краткости своего пребывания на посту генсека среди позднейших противников перестройки Андропов стал мифологической альтернативой Горбачеву, но загадочной, как своего рода сфинкс. Есть множество спекуляций на тему, какие реформы он предпринял бы, имей в запасе хотя бы 6–8 лет. Проще сказать, чего бы он наверняка не сделал. Многолетний борец с диссидентами, советский посол в Венгрии во время восстания 1953 года, он был убежден, что низовая активность граждан всегда заканчивается кровопролитием, и едва ли пошел бы по пути демократизации. Значит, и в Горбачеве, хорошо успев его изучить, он таких намерений в то время не замечал. Вряд ли в обстановке доносов и подслушивания тот умел так искусно их скрывать — скорее всего, в то время его представления о демократии и гласности не выходили за рамки выпускания пара, с чем согласился бы и его могущественный покровитель и поклонник Высоцкого.
Все понимали, что Андропов долго не протянет, и в ЦК снова развернулась борьба за четко не формализованное место «второго». Однажды, по свидетельству Горбачева, Андропов сказал ему: «Знаешь что, Михаил, не ограничивай круг своих обязанностей аграрным сектором. Старайся вникать во все дела». Потом помолчал и добавил: «Вообще, действуй так, как если бы тебе пришлось в какой-то момент взять всю ответственность на себя. Это серьезно». Разговор произошел через месяц после смерти Брежнева — значит, будущего генсека Андропов видел в Горбачеве уже в это время и ясно давал ему это понять.
Об этом разговоре мы знаем только со слов Горбачева, но есть и вполне объективные свидетельства таких намерений Андропова. В марте 1983 года он поручил Горбачеву сделать вместо себя доклад к годовщине Ленина. Годом ранее, при больном Брежневе, с аналогичным докладом выступил он сам, но он-то был давним членом Политбюро и до этого главой КГБ, а такое поручение молодому секретарю ЦК по сельскому хозяйству явно выходило за пределы компетенции последнего. Согласившись, остальные члены Политбюро спасовали не перед Горбачевым, хотя он и превосходил их в знании трудов вождя пролетарской революции, а перед Андроповым.
Засев за доклад, обложившись синими томами полного собрания сочинений Ленина (в ссылках было принято писать просто: ПСС, том такой-то), Горбачев должен был точно угадать, чего от него ждут действующий генсек и остальные члены Политбюро. А ждали обозначения той траектории, по которой можно будет вписаться в какой-то предстоящий поворот — то ли вправо, то ли влево, но не вылетев по инерции за пределы ленинских догматов.
Горбачев использовал поздние ленинские работы, в том числе опубликованные в СССР только при Хрущеве, в которых удалявшийся от дел вождь фактически признавал, что планы скорого построения коммунизма зашли в тупик. Ленинские записки 1918–1919 годов с призывами расстреливать священников станут известны только еще позже, а пока из синих томов Горбачев выпаривал тот единственно возможный язык, на котором допустимо будет признать неудачи предшествующих лет и осторожно, в рамках ритуала и «перформативного сдвига» заговорить о реформах.
Горбачев, во всяком случае, пока оставался у власти, так никогда и не отказался от ленинских идей. Последний раз он говорил о Ленине в день 120-летия вождя пролетарской революции. Вот набросок к этому выступлению, сделанный под диктовку Горбачева рукой Черняева
22 апреля 1991
[Архив Горбачев-Фонда]
Предложенная траектория, видимо, показалась приемлемой большинству в Политбюро, и Андропов предложил Горбачеву провести в 1984 году широкую, с приглашением ученых из академических институтов и региональных секретарей, конференцию по вопросам идеологии. Вопросов у членов Политбюро, на самом деле, должно было возникнуть два: во-первых, о самой частичной смене идеологии, во-вторых, о конкретной фигуре, которая будет олицетворять собой этот поворот. Далеко не все в Политбюро были согласны с таким возвышением Горбачева. Но противоречить Андропову опять никто не решился.
Глава 11Гонки на лафетах(1983–1985)
Подлог
Состояние здоровья Андропова между тем стало ухудшаться стремительно — летом он уже почти все время проводил в постели, на работу приезжал с трубками для гемодиализа, которые медсестры приматывали к рукам под пиджаком. В последний раз он лично возглавил заседание Политбюро 1 сентября 1983 года, а в декабре собирался выступить на пленуме ЦК, но смог лишь подготовить в больнице тезисы, которое должны были быть розданы участникам пленума как своего рода его завещание.
Аркадий Вольский — будущий основатель Российского союза промышленников и предпринимателей, бывший в то время помощником Андропова, в интервью газете «Неделя» в сентябре 1990 года рассказал, как приехал в больницу к Андропову и застал его за работой над тезисами, которые ранее были отправлены в общий отдел ЦК и вернулись отпечатанными. Наряду с текущей правкой, Вольский якобы видел две приписки, сделанные рукой Андропова: «Первое. Об ответственности членов ЦК перед народом». А вторая приписка в конце текста была более подробной, и Вольский не поленился воспроизвести ее в интервью полностью, похоже, имея перед глазами текст: «Товарищи члены ЦК КПСС, по известным вам причинам я не могу принимать в данный период активное участие в руководстве Политбюро и Секретариатом ЦК КПСС. Считал бы необходимым быть перед вами честным: этот период может затянуться. В связи с этим просил бы Пленум ЦК рассмотреть вопрос и поручить ведение Политбюро и Секретариата ЦК товарищу Горбачеву».
«С этим документом я приехал на Старую площадь и познакомил с ним самого близкого Андропову по работе в ЦК человека, — рассказал Вольский далее в интервью, не называя фамилий. — Познакомил с мнением Андропова еще одного помощника Генерального секретаря. Мы долго думали над этой последней фразой и все-таки решили, не имея на то, может быть, права, оставить у себя одну копию… (Вот, откуда текст, и таких копий, надо полагать, впоследствии было сделано несколько, хотя ни одна из них никогда нигде не всплывала.) Но, как и положено, материал официально передали заведующему Общим отделом для распечатки участникам Пленума».
Однако в красных папках, розданных участником пленума ЦК с текстом тезисов Андропова, приписка о Горбачеве отсутствовала, не поднимался вопрос о том, кому он поручал ведение Секретариата, и устно. Вольский не стал звонить Андропову, поскольку был уверен, что Черненко не отважился бы снять приписку без согласования с ним. Но вечером ему позвонил сам Андропов, от которого Вольский «услышал столько резких слов, сколько не слышал за пятьдесят восемь лет своей жизни». Он понял, что Андропов «ничего не знал об этом и что все прокрутили за его спиной».