Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» — страница 30 из 83

то теоретически.

Не было и никакой ясной программы реформ — это подтверждал и Горбачев, не раз отвечавший на такие упреки. А откуда бы она взялась?

Маленькая ложь и масштаб личности

Полоса газеты «Правда» с сообщением о пленуме ЦК

12 марта 1985

[Архив Горбачев-Фонда]


Для чего была маленькая ложь о том, что избрание Горбачева генсеком стало для них обоих неожиданностью, в книге Раисы Максимовны? Она ничего не меняет в логике развития событий, но легко разоблачается сначала посвященными, а затем, по мере публикации их мемуаров, и любым читателем книги «Я надеюсь…».

Очевидно, в марте 1991 года, когда она диктовалась, после многочисленных кризисов в окружении Горбачева, когда стали появляться сообщения о возможном заговоре против него, ему было важно отвести от себя подозрения в карьеризме. Но все, кто добрался до высшего в СССР органа власти — Политбюро ЦК КПСС, так или иначе прошли длинный и полный ловушек путь карьеризма.

Известно высказывание последнего председателя КГБ СССР и главного организатора путча 1991 года Владимира Крючкова, что главная ошибка КГБ состояла в том, что «мы проглядели Горбачева». Кто «мы»? Юрий Андропов — человек, вероятно, более проницательный, чем Крючков, сделал свой выбор давно. Близкий к нему академик Георгий Арбатов, директор Института США и Канады, вспоминает, что однажды, когда он указал Андропову на старение партийных руководителей, тот не просто вспылил, как обычно, но спросил: «А тебе что-нибудь говорит фамилия Горбачев?» Это было в середине 70-х, и тогда Арбатову эта фамилия еще ничего не говорила.

Никто ничего не «проглядел», потому что ничего такого, чего КГБ мог бы не заметить, в Горбачеве тогда еще не было. Были здоровые амбиции, широта мышления, острый ум, образование, то есть то, чего на закате карьеры не хватало самому Андропову. А перемена верований Горбачева произошла, когда его покровитель уже лет пять как покоился у кремлевской стены.


Андропов и Горбачев: «Буратино» уже поглядывает куда-то в сторону. Третий на фото — первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС Всеволод Мураховский

1978

[Архив Горбачев-Фонда]


Андропов не только «выращивал» Горбачева, он обладал и самой полной информацией о всех членах Политбюро, но только о том, что они делали и говорили. А он старался угадать, что они думали, для чего карабкались, часто по головам соперников, по партийной лестнице. Важно было понять их мотивацию, а это всегда сложное уравнение со многими неизвестными. Значит, глава КГБ был убежден, что из всех претендентов только Горбачев способен на самом деле нести «ответственность перед народом». Он видел бескорыстие и масштаб личности Горбачева, сам тоже будучи наделен этими качествами. Масштаб — отдельное свойство, им может обладать и либерал, и консерватор, и герой, и злодей, хотя героя нельзя представить себе мелочным и мелким. А по этому критерию Андропов как раз и отбраковывал кандидатуры на пост генсека других членов Политбюро.

Важнейшим качеством Горбачева в глазах двигавшего его вверх Андропова было и отсутствие клиентелы, несвязанность неформальными одолжениями ни с нижестоящими, ни с вышестоящими, включая его самого, то есть определенная равноудаленность и независимость от других членов Политбюро. Наверное, к Горбачеву он относился, как папа Карло к Буратино. А то, что Буратино вдруг продал азбуку, закопал вырученные деньги на поле дураков и вообще начал вести себя не по сценарию — что ж, это жизнь, и тот, кто ее обрел, всегда вместе с ней получает и некоторую степень свободы.

Глава 12«Ускорение» (1985–1988)

На этом месте мы запустим документальную пленку с похорон Константина Черненко 13 марта 1985 года (видео есть на Ютубе): медленно, в темпе идущего рядом офицера с траурной повязкой, едет по Тверской (в то время улице Горького) броневик, тянет за собой орудийный лафет с гробом. Печатая шаг (пока это единственный звук) и держа карабин «на караул», медленно поднимая прямую ногу и также медленно отмахиваясь свободной рукой, шагает офицер почетного эскорта обок выстланного кумачом лафета с гробом. Толпа, едва ли случайная, движется следом с большими, в человеческий рост, поясными портретами усопшего. Трагические лица (при этом в мемуарах многие вспоминают, что люди, включая членов ЦК, испытывали облегчение). Мужчины, медленно проходя мимо гроба, ломают пыжиковые ушанки. Траурный марш. Горбачев в партийном каракулевом «пирожке» с мавзолея говорит о заслугах предшественника, сверяясь с бумажкой, что впоследствии будет ему несвойственно. Гимн. Орудийный салют — тоже как будто замедленный. Конец эпизода.

На ближайшие шесть с половиной лет это будет последняя медленная сцена. С этого момента темп перемен в жизни самого Горбачева и его окружения будет постоянно взвинчиваться, а действующие лица будут один за другим слетать с круга, как на аттракционе «Колесо смеха» в Парке культуры и отдыха.

«Мешок тайного знания»


Этот проект выступления на Политбюро Горбачев торопливо набросал сразу после смерти Черненко вечером 11 марта, до встречи с женой. Заметка не оставляет сомнений, что он готовился к схватке за место генсека

11 марта 1985

[Архив Горбачев-Фонда]


Началом перестройки принято считать 1985 год, что ставит знак равенства между ее хронотопом и периодом нахождения Горбачева у власти. Это позднейшая аберрация, вызванная изменением стиля, который новый генсек продемонстрировал пораженной стране сразу же, едва появившись на экранах телевизоров. Но содержание проводимой им политики изменилось не так скоро.

Историк Александр Островский перелопатил гору партийных документов, стараясь найти, когда в них впервые появился термин «перестройка». Его Горбачев использовал еще в 1985 году, но тогда говоря лишь о «необходимости психологической перестройки» кадров. 2 января 1986 года на заседании Политбюро он впервые употребил его как синоним перемен, заявив, что «перестройка пока идет медленно на всех уровнях». В апреле 1986 года Горбачев отправился в Куйбышев (ныне Самара) и город Тольятти, где уже прямо охарактеризовал перестройку как перемены, которые должны затронуть все общество. В этом значении, делает вывод Островский в поисках ответа на вопрос, вынесенный в заглавие его книги «Глупость или измена?», перестройка закрепилась в выступлении Горбачева на XXVII съезде КПСС, проходившем с 25 февраля по 6 марта 1986 года. А в июне на встрече с секретарями и зав. отделами ЦК он заговорил о перестройке как революции «в умах, в производстве, в производительных силах, производственных отношениях, во всей надстройке, во всем».

На самом деле масштаб События слово «перестройка», кстати, не новое и Горбачевым не изобретенное, приобрело позже, вначале это был всего лишь очередной партийный штамп в рамках «перформативного сдвига». Вплоть до аварии на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года и затем еще какое-то время по инерции советское общество жило под знаком «ускорения» — его Горбачев надеялся достичь в рамках прежней экономической системы.

Долгое время он сохранял иллюзию, что эту систему он по крайней мере понимает, а «знание», как некую недостающую часть пазла и ключ к нему, он должен был получить одновременно с избранием на пост генсека. Кто обладает властью, тот обладает и «знанием» — это следствие тождества, которое выявил Фуко (см. главу 8). Теперь — был уверен Горбачев — он получил недостающее знание, и сложить пазл было лишь делом времени, тем более что в помощниках у него ходили академики, вооруженные самой передовой в мире экономической теорией — учением марксизма-ленинизма, которое «всесильно, потому что верно».

Все с нетерпением ждали передачи Горбачеву «мешка со знанием», который они наконец-то распакуют и разложат все по полочкам. Он и сам, окончив в 60-е годы заочно экономический факультет Ставропольского сельскохозяйственного института, отважно заглянул в мешок. Увы, там не было ничего нового — только еще больше разрозненных деталей, которые сильнее запутывали пазл (с учетом оборонной части бюджета и плана). Лишь спустя еще пару лет, советуясь с академиками и учеными, также пытавшимися объяснить экономическую реальность на языке марксистско-ленинских заклинаний, Горбачев придет к выводу, сформулированному в старом советском анекдоте: как ни подгоняй вынесенные под полой с завода детали, все равно вместо швейной машинки получается автомат Калашникова.

Общие принципы того, как это работает, Горбачев и прежде понимал, сам до перевода в Москву выполняя функции «толкача», а затем лоббируя интересы сельского хозяйства. По сути, такое понимание было доступно всякому, кто занимал в народном хозяйстве позицию хотя бы начальника цеха. Но это было скорее знание того, как действовать вопреки плану: договариваться, добиваться его корректировки, завышения или занижения, устраивать авралы или, наоборот, притормаживать, создавать и использовать излишки и внеплановые запасы, крутиться, менять что-то на что-то нужное, но «не по плану».

Целостное знание о планировании было иллюзорно. Оно возникало из гладких справок, которые для разных руководителей и по разным случаям рисовал аппарат (ЦК, Совмин, Госплан, отраслевые министерства). Мастерство аппарата времен Брежнева состояло в том, чтобы представить справку, которая не слишком разволновала бы руководство. Для этого из тысяч плановых показателей тысячи сотрудников аппаратов выбирали те, которые создавали картину благополучия с «отдельными недостатками». Планы последних пятилеток не выполнялись, но до начала 70-х общие показатели промышленности росли, что позволяло продолжать говорить о верности «социалистического выбора».

Не было и адекватного описания советской экономики. Маркс гениально для своего времени объяснил функционирование экономики капитализма, но коммунизм, при котором «от каждого по способностям, каждому по потребности», оставался умозрительным проектом. «Политическая экономия социализма», которую пришлось изобретать на ходу, чтобы объяснять, что происходит в экономике СССР, была именно политическим, а не экономическим «