Бывший киноактер Рональд Рейган был ранен на втором месяце своего первого президентского срока в 1981 году каким-то психом, падал с лошади, болел раком, в 1983 году начал глохнуть, но без стеснения появлялся на публике со слуховым аппаратом стоимостью 1000 долларов. Он воевал с наркотиками, был ярым противником абортов и сторонником смертной казни. Позже, убеждая Горбачева, что Конгресс США поддержит любое предложение президента по разоружению, вице-президент Буш объяснял это тем, что «правее Рейгана уже только маргиналы» (так перевел фразу Павел Палажченко). А в 1984 году, проверяя микрофон перед традиционным обращением к народу США, Рейган в шутку объявил о 5-минутной готовности к ядерной атаке.
Советское руководство заявило ноту, что такие шутки могут завершиться реальной ядерной войной, но дома это сошло экстравагантному бывшему актеру с рук. По одной из не лишенных правдоподобия версий в 1985 году Рейган как раз только что договорился с Катаром об увеличении добычи нефти, цены обвалились втрое, и в этой логике ему, коротавшему второй президентский срок, оставалось только сидеть и ждать, когда СССР, который он старался втянуть в гонку вооружений в космосе, вылетит в трубу.
Рассуждая в русле диспозитива Фуко, мы понимаем, что свои шоры были на глазах у обеих сторон. После первой встречи в Женеве Рейган обозвал Горбачева (среди своих) «твердолобым большевиком», а тот его «настоящим динозавром», и в обеих характеристиках была своя сермяжная правда. Единственное, что до 1985 года роднило высокие договаривающиеся стороны, — это понимание переговоров как игры с нулевой суммой, когда выигрыш одной стороны обязательно равен проигрышу другой.
Первая встреча с Рейганом в Женеве. «Настоящий динозавр!» — так отозвался Горбачев о Рейгане (среди своих)
1985
[Архив Горбачев-Фонда]
Западные политики понимали, что проблема не только в Горбачеве, как бы к нему ни относиться — за ним стояли Политбюро с 65-летней традицией враждебности «миру бессердечного чистогана», военные и ВПК с их собственными интересами, КГБ и МИД советского образца, который тоже умел и привык работать в традициях тайных подрывных операций.
Однако Горбачев подкреплял слова о «новом мышлении» делами. Уже в октябре 1985 года он вызвал лидера Афганистана Бабрака Кармаля в Москву и дал понять, что советские войска уйдут. Докладывая об этой встрече Политбюро на следующий день, Горбачев сказал: «С Кармалем или без Кармаля мы будем твердо проводить линию, которая должна в предельно короткий срок привести нас к уходу из Афганистана». Возражал только Громыко, по поводу чего Черняев записал у себя в дневнике: «Надо было видеть иронические лица его коллег, на них будто было написано: что же ты, мудак, здесь теперь рассуждаешь: втравил страну в такое дело и теперь, по-твоему, мы все в ответе».
Козырным тузом Горбачева в этом вопросе было то, что формального решения Политбюро о вводе войск в Афганистан, как выяснилось, не было — оно было принято лишь четырьмя его членами. Намерения покинуть Афганистан на этом этапе публично еще не провозглашались, но у западных разведок соответствующие сведения, конечно, уже были.
Материалы к заседанию Политбюро ЦК КПСС по вопросу о положении в Афганистане с пометками Горбачева
16 января 1987
[Архив Горбачев-Фонда]
Серьезным сигналом для Запада стало назначение в июне 1985 года министром иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе, хотя до поры до времени он тоже был загадкой для зарубежных партнеров. Как известно из воспоминаний разных участников, после назначения Громыко председателем Верховного Совета в МИДе ждали в качестве его преемника первого зама Громыко Георгия Корниенко или посла СССР в США Анатолия Добрынина. Однако Горбачев не хотел видеть на этом посту карьерного дипломата, связанного массой прежних обязательств. Ему был нужен в первую очередь человек, мыслящий с ним в унисон. Предлагая Политбюро кандидатуру своего старого друга Шеварднадзе, Горбачев объяснил этот выбор, в частности, его «восточной обходительностью».
Горбачев и его новая внешнеполитическая команда: Яковлев, Черняев, Шеварднадзе
1986
[Архив Горбачев-Фонда]
Громыко, узнав от Горбачева о кандидатуре Шеварднадзе, после некоторой заминки ответил дипломатично: «Это, как я понимаю, ваше выношенное предложение». Для бывшего секретаря ЦК КП Грузии, который прежде не имел дипломатического опыта, предложение Горбачева тоже было неожиданностью, и он согласился возглавить МИД скорее по привычке к партийной дисциплине. Но, в отличие от многих других кадровых назначений, в этом Горбачев не ошибся. Дипломаты из МИДа вспоминали, как Шеварднадзе объявил, что пришел учиться, и сначала этим и занимался, вызывая в свой кабинет «стариков» и часами выслушивая их объяснения. Он вникал во все нюансы международных отношений и протоколов, часто оставаясь для этого ночевать на работе.
От учебы Шеварднадзе перешел к выводам, о чем докладывал Горбачеву. Тот 1 февраля 1986 года заменил прежнего помощника генсека по международным вопросам на Черняева, а в марте отправил его начальника — главу международного отдела ЦК Пономарева — на пенсию и назначил на его место бывшего посла в США Добрынина. 23 мая 1986 года в МИДе прошла закрытая конференция, на которой Горбачев напрямую обратился к дипломатам не только высшего, но и среднего звена, что само по себе было беспрецедентно. В качестве главной он поставил перед ними задачу прекращения гонки вооружений и сокращение бремени оборонных расходов.
На переговорах с западными странами, говорил он, надо «перестать брать в кавычки» слова о правах человека, а в отношениях со странами социалистического лагеря «перестать всех учить», что по сути означало отказ от доктрины Брежнева. Для сотрудников МИДа, которые десятилетиями ориентировались в прямо противоположном направлении, это было слишком необычно, и с мая 1986-го по май 1987 года из 9 заместителей министра иностранных дел были заменены 7, из 115 послов 68, из 10 послов по особым поручениям 8, из 16 заведующих территориальными отделами 8.
В МИДе было образовано Управление по международному гуманитарному сотрудничеству и правам человека, в ЦК КПСС появился сектор по правам человека. В апреле 1987 года была создана совместная советско-американская комиссия по взаимодействию, которая обсуждала чаще всего персональные кейсы «отказников» (евреев, главным образом ученых, которым СССР не разрешал уехать из страны), но затрагивались и положение политических заключенных, вопросы свободы слова и даже использования в СССР карательной психиатрии. Обсуждалось расширение культурных и научных обменов.
Горбачев не раз говорил, что решения об освобождении политических заключенных и другие, связанные с правами человека, принимались им вне связи с проблемами разоружения, и их действительно нельзя воспринимать как размены баш на баш, но таким образом демонстрировалось новое мышление и создавалась благоприятная почва для переговоров по разоружению.
«Империя зла» предлагает мировую
Первая встреча Горбачева и Рейгана состоялась 19 ноября 1985 года в Женеве, где до и после этого безуспешно вели постоянные консультации по разоружению делегации обеих стран. Эта встреча касалась слишком широкого круга вопросов: помимо ядерного разоружения, к конкретным договоренностям по которому стороны на самом деле еще не были готовы, обсуждались и прекращение войны в Афганистане, возобновление прямых авиарейсов между двумя странами, которые были отменены после вторжения в Афганистан, проблема отказников и другие вопросы.
Сторонам удалось выпустить совместное коммюнике о недопустимости ядерной войны, в которой «не может быть победителей», а также о том, что ни одна из стран не будет стремиться к военному превосходству, но это было тогда еще чисто политическое и никого ни к чему не обязывающее заявление.
По существу переговоров лидеры ни к чему не пришли, однако, как подтверждают мемуары обоих, когда Горбачев подытожил, что ничего не выходит, Рейган предложил прогуляться к домику с бассейном на берегу знаменитого Женевского озера. Там был заранее разожжен камин, и в разговоре один на один между ними мелькнула какая-то искра взаимной симпатии. Такие чувства не всегда можно рационально объяснить, но скорее всего их основой стала присущая обоим известная доля простодушия, с которым они препирались друг с другом. На высшем уровне это встречается не так часто и производит сильное впечатление, которое продолжает длиться как «верность событию».
Через неделю после Женевы Рейган со своего ранчо в Калифорнии, где он проводил отпуск, написал Горбачеву от руки письмо, чтобы тот не особенно беспокоился относительно звездных войн. Горбачев ответил на это как бы частное письмо тоже как бы только про СОИ (Стратегическая оборонная инициатива), но, как искусный обольститель, только через месяц. А 15 января он вдруг резко перевел вопрос в публичную плоскость: в порядке подготовки к ХXVII съезду КПСС заявил свою программу полной ликвидации ядерного оружия к концу ХХ века. Госсекретарь США тех лет Джордж Шульц полагал это «чертовски ловким пропагандистским ходом», что отчасти соответствовало истине, но Рейган в разговоре с Шульцем спросил: «Зачем ждать конца века, чтобы избавиться от ядерного оружия?»
Спустя девять месяцев, в течение которых дипломаты, военные и спецслужбы обеих стран занимались мелкими провокациями, а Горбачев встречался с президентом Франции Франсуа Миттераном и экс-президентом США Ричардом Никсоном, он, также находясь в отпуске в Крыму, потребовал от МИДа прислать ему концепцию новой встречи с Рейганом. Ее он тут же забраковал как отдающую нафталином и велел Черняеву готовить письмо Рейгану с предложением о встрече «в Лондоне или… (подумав, как уточняет в дневниках Черняев) в Рейкьявике». — «Почему в Рейкьявике?» — удивился Черняев. — «Ничего, ничего — на полпути и от нас, и от них, и не обидно другим великим державам!»