Похоже, это был первый известный в СССР и на постсоветском пространстве случай использования политических технологий, когда в соревнование вступают не содержательные программы, а то, что спустя еще десяток лет станет пониматься под словом «пиар». Слова еще не было, не было и профессиональных политтехнологов, но более или менее свободные выборы в отсутствие партийных структур и какой бы то ни было привычки к ним у избирателей привели к возникновению явления, которого не знали в СССР: популизма.
Лист из блокнота, в котором Горбачев делал записи по ходу заседания Политбюро, посвященного утверждению списка кандидатов в народные депутаты от КПСС. Эта страница сохранилась в папках Черняева благодаря тому, что запись была оформлена как поручение генсека
2 марта 1989
[Архив Горбачев-Фонда]
Политический лохотрон
Популизм — изнанка любой демократии: политик, который хочет обойти конкурентов, всегда обещает больше, чем они, и больше, чем он в действительности может сделать. В современном массовом обществе это явление становится еще более заметным и угрожающим (о чем мы еще будем говорить в главе 20). Но в странах устоявшейся демократии есть разделение властей, так называемые сдержки и противовесы и предохранители против крайнего популизма — прежде всего в виде выдвигающих своих кандидатов партий с понятными, обычно исторически сформировавшимися программами. Да и избирателей, постоянно участвующие в выборах, уже не так легко провести.
В СССР, кроме внутренне разнородной КПСС, партий не было, зато сильна была традиция очковтирательства, чем умело занимались все партийные чиновники, а также, вопреки мифу о сталинской дисциплине, традиция безответственности. Что касается высших руководителей, кооптируемых или избираемых из своих рядов Политбюро, тут «народу» полагалось выражать «всенародную поддержку» с помощью аккламации, для которой сатирик Геннадий Хазанов придумал мгновенно ставшее мемом словечко «одобрямс».
Любой начальник ниже рангом отвечал только перед вышестоящими по партийной линии — механизм партийных взысканий чаще всего был непрозрачен для «народа», и хотя в советской системе тоже были, разумеется, популярные (и непопулярные) секретари обкомов, райкомов и особенно парткомов на предприятиях, им не требовалось детально отчитываться в своих действиях перед «избирателями» — те голосовали за них в партийные или советские органы власти фактически безальтернативно, а продвижение по номенклатурной лестнице от популярности зависело в лучшем случае косвенно.
Советский человек был воспитан на том, что «каждая кухарка может управлять государством». В действительности Ленин говорил прямо обратное: «Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством… Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами, и чтобы начато было оно немедленно». Но искажение этой цитаты не было случайным — оно отражало смирение советских людей перед тем, что если уж «кухарка» добралась до власти, то она обладает и знанием и ей надо подчиняться. Между тем в широком смысле к этой категории можно отнести всех советских руководителей после первого поколения большевиков и вплоть до Горбачева, который был первым на посту генсека, кто имел не только рабоче-крестьянское происхождение, но и настоящее высшее образование (даже два, не считая «внеклассного чтения»).
Чрезвычайно сильна была и вера в печатное слово, а в сказанное по телевизору — тем более. Советские СМИ не могли обмануть. В 1994 году телевизионный персонаж Лёня Голубков, сыгранный актером Владимиром Пермяковым в 16 рекламных роликах, без труда убедил сотни тысяч россиян вкладывать деньги в пирамиду МММ, в результате чего почти все они их потеряли (и это лишь один из многочисленных разрекламированных лохотронов). Но еще раньше, суля скорый рост благосостояния и вообще золотые горы, вкладывать голоса в свои кандидатуры избирателей подучили новоявленные политики. «Политик» здесь — явление, ведь раньше их в СССР не водилось, как и публичной политики как таковой. Первый забег выиграли те, кто обладал харизмой, а также даром выглядеть «своим», сравнимым с талантом Лёни Голубкова.
Гением популизма на уровне какого-то врожденного инстинкта стал Борис Ельцин. Появившись перед москвичами в качестве первого секретаря горкома КПСС в декабре 1985 года, он предпринял ряд публичных акций: приходил в магазины, ездил на троллейбусе (вроде бы тот самый троллейбус демонстрируется сегодня в Ельцин-центре в Екатеринбурге), привлекал к себе внимание резкими высказываниями и заставлял за собой следить. 21 октября 1987 года он выступил на пленуме ЦК КПСС с критикой культа личности Горбачева и попросил освободить его от обязанностей кандидата в члены Политбюро. Вопреки советам коллег услать Ельцина куда-нибудь послом, чего тот еще не мог позволить себе ослушаться, Горбачев, следуя провозглашенной им политике гласности, оставил его в Москве, сделав первым зам. председателя Госстроя СССР. Ельцин откровенно куролесил, как медведь, резался ножницами и падал в реку, но характер его харизмы был таков, что это, похоже, только прибавляло ему популярности. На XIX партконференции он снова буквально прорвался к трибуне, чтобы обрушить критику на Горбачева.
Горбачев голосует за кандидатов на Съезд народных депутатов. Результат он пока даже не может себе представить
26 марта 1989
[Из открытых источников]
На все еще подконтрольном партии телевидении о нем старались не говорить, но Ельцин все равно мелькал в передачах молодежной редакции, кроме того, он собирал многотысячные митинги, которые невозможно было запретить. Политическая судьба Ельцина, который противопоставлял себя Горбачеву, стала главной интригой выборов на Съезд народных депутатов в Москве, и ошеломительный результат — 91,5 % голосов в первом туре — должен был насторожить Горбачева, но он, сам не будучи популистом, тогда еще не понимал всей силы этого явления и был уверен, что сумеет поставить того на место.
Время «кайрос» открывает новые возможности не только для тех, кто находится у власти, но и для оппозиции. «Вайб», то есть резонанс, в который входят человеческие массы в таком режиме, делает их намного податливей для манипуляции, чем в обычном, нормально текущем времени. Сам процесс выборов еще до начала Съезда народных депутатов разогрел общество до температуры кипения, в том числе в национальных республиках, где беспроигрышной ставкой для популистов стали опасные националистические лозунги и посулы. В феврале 1988 года произошел никем не предвиденный погром в Сумгаите, а первый по-настоящему кровопролитный конфликт с участием войск случился в Грузии ровно за полтора месяца до Съезда народных депутатов (более подробно об этих событиях в главе 21).
Пока еще есть минутка, чтобы побыть обычным дедушкой
1980-е
[Архив Горбачев-Фонда]
Глава 19Что такое политика?
Дедушкин телевизор
Солнечный день 25 мая 1989 года стал настоящим праздником для москвичей, которые встречали толпы депутатов, идущих пешком к Боровицким воротам Кремля от метро «Библиотека имени Ленина». Вся страна бросила работу и прилипла к телеэкранам, чтобы насладиться невиданным зрелищем препирательств в Кремлевском дворце съездов.
Более чем тридцатилетней давности воспоминание о тех днях по-прежнему ярко, но смысл споров забыт, и о содержании работы Первого съезда народных депутатов СССР сегодня сказать, оказывается, как будто и нечего — вроде бы он не явил ничего, кроме публичности как таковой.
Не будем спешить с этим выводом. Вспомним историка Козеллека, с которым познакомились в главе 2: история начинается в тот момент, когда все могло быть совсем по-другому. А ведь могло, и тогда «утопическое» постановление Первого съезда народных депутатов СССР от 9 июня 1989 года, с которым мы скоро познакомимся, сегодня играло бы такую же роль, как для Англии в 1215 году Великая хартия вольностей.
Если мы хотим извлечь из истории смыслы, надо точно настроить свою оптику: сначала, следуя Козеллеку, попытаться понять явление изнутри его времени, отталкиваясь от того поля опыта и того горизонта ожиданий, которые были у участников событий, и лишь затем посмотреть на них из других «времен», включая сегодняшние. Смыслы, извлекаемые из Съезда народных депутатов, например, в 1993 году, будут не те же самые, что в 2011-м, а что нам тут сможет пригодиться, условно, в 2027-м, мы пока не знаем: история принципиально открыта, поэтому и для этого, мысля исторически, мы пересобираем современность (см. главу 4), подтягивая в нее горбачевские реформы.
Статистика, которую опубликовал «Бюллетень Верховного Совета СССР», мало что говорит о происходившем на съезде
1989
[Из открытых источников]
Плоский экран, какой сегодня висит у каждого в гостиной, в те годы мы еще не могли себе даже представить: главной деталью дедушкиного телевизора был кинескоп — вытянутая в длину электронно-лучевая трубка, так что и сам телевизор имел каплевидную форму и занимал довольно много места — вот на экране такого мы и будем наблюдать Съезд народных депутатов СССР.
Члены Политбюро во главе с Горбачевым не вышли из-за кулис в президиум, как раньше, а сидели в первом ряду, пока председатель Центральной избирательной комиссии Владимир Орлов докладывал уже известные результаты выборов. Дальше случилось первое отступление от сценария: никого не спросив, на трибуну поднялся Вилен Толпежников — врач-реаниматолог из Риги, русский, примкнувший к латвийскому народному фронту. Он предложил депутатам встать и почтить молчанием память погибших в Тбилиси. Горбачев в первом ряду тоже встал вместе со всеми, а Толпежников подал первый в новейшей истории депутатский запрос о расследовании обстоятельств тбилисской трагедии.