Крупные бизнесмены, приезжавшие в СССР и встречавшиеся с Горбачевым, как вспоминает Черняев, задавали ему вопрос: «С кем у вас можно вести дело?» (to do business). Он ставил Горбачева вместе со всем Политбюро в тупик, потому что ответ «со мной» или «с Верховным Советом» непонятливых басурман не устраивал. Им подавай контрагентов — крупные и прозрачные частные банки и компании, но таких в СССР еще не было, а с государством для начала должны были договориться другие государства, но только о гарантиях.
На Западе умели считать деньги, и в конце 80-х добиваться новых кредитов стало труднее. Но жизнь заставляла учиться финансовым расчетам и бывшее советское руководство, а с этой точки зрения развал социалистического лагеря и тем более отказ от продвижения сомнительных интересов СССР где-нибудь на берегах Нила выглядели как сброс пассивов, а не как потеря активов.
«Ножки Буша»
Горбачев был заинтересован в налаживании рабочих и дружеских отношений в первую очередь с США по нескольким причинам. Штаты были в то время бесспорным лидером западного альянса, но долгов перед США и его банками у СССР по указанным выше причинам не было. В переговорах с США Горбачеву было, чем торговаться: ядерными боеголовками. Экономические и гуманитарные вопросы в ходе переговоров тщательно разводились с военными, но обе стороны, конечно, имели их в виду.
Между Горбачевым и Бушем еще в бытность последнего вице-президентом у Рейгана неформальные отношения возникли в декабре 1987 года, когда Горбачев прилетал в Вашингтон подписывать договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Во время церемонии проводов Буш выразил желание сесть в машину Горбачева, что было необычно, и по дороге между ними завязался разговор, который Горбачев не раз вспоминал как «вышедший далеко за рамки обмена любезностями». Теперь он рассчитывал на встречу с президентом Бушем вскоре после его инаугурации 20 января 1989 года, но тот взял паузу, то ли под влиянием своего советника по безопасности Брента Скоукрофта и министра обороны Дика Чейни, которые все еще не верили в искренность советского генсека, то ли по складу характера — Буш сам себя называл человеком осторожным.
При каждой встрече с лидерами других западных стран, в частности с Тэтчер и Гельмутом Колем, Горбачев жаловался им на медлительность и недоверие со стороны Буша. Летом он принял в Кремле бывшего госсекретаря США Генри Киссинджера, которого за глаза называл Кисой, и доверительно поделился с ним наболевшим. В русском переводе книги Таубмана со ссылкой на мемуары Буша, которые тот написал совместно со Скоукрофтом, говорится о некоем личном письме Горбачева, которое по его просьбе Киссинджер якобы передал Бушу. Приводится и текст: «Я руковожу странной страной. Я пытаюсь вести свой народ в направлении, которого он не понимает, и многие не хотят идти в этом направлении. Когда я стал генеральным секретарем, я думал, что к настоящему моменту перестройка уже будет завершена. На самом деле экономическая реформа только началась… Для этого нужен продолжительный мирный период» (цитируется дословно по русской версии книги Таубмана).
При обсуждении рабочего варианта этой книжки в Горбачев-Фонде это место насторожило переводчика Горбачева Павла Палажченко: он не переводил такое письмо, и по самому своему стилю оно вряд ли могло быть написано Горбачевым. Палажченко не поленился созвониться с Таубманом, который еще раз перечел это место в английском и русском варианте своей книги и уточнил, что в английской версии никакое письмо, даже в форме «messege» не упоминалось. Оно странным образом возникло при переводе, а Скоукрофт, на свидетельство которого опирался Таубман, имел в виду, по-видимому, устный доклад Киссинджера, который тот ему сделал по результатам поездки.
С тогда еще вице-президентом Джорджем Бушем в 1988 году в Нью-Йорке. Расчет на то, что с ним будет легко, оказался неверен
[Архив Горбачев-Фонда]
Палажченко, который переводил все встречи Горбачева на высшем уровне и сам искушен в тонкостях дипломатии, к словам относится очень щепетильно, и это правильно. Письмо, если бы оно существовало в архивах, указало бы на слабость главы СССР слишком откровенно, но и в устной передаче это был крик о помощи, который Горбачев адресовал Бушу, а «Киса» тут вряд ли стал бы что-то выдумывать. Сам факт придания гласности Бушем и Скоукрофтом такого (пусть даже устного и преувеличенного) сообщения в 1999 году выглядел не очень красиво, их извиняет только важность той информации, которую мы можем отсюда почерпнуть. А именно, по понятным причинам избегая признаваться в этом публично, тем более внутри страны, Горбачев уже хорошо понимал возникшие перед ним проблемы, равно как и то, что без помощи США — лидера западного мира и самого богатого из государств этого мира — СССР было не обойтись.
В течение 11 месяцев 1989 года — до встречи Горбачева и Буша на Мальте, которая была выбрана как страна, не участвовавшая в военных блоках, политическая карта мира успела измениться так, как возможно только во времени «кайрос»: Варшавский договор, объединявший в блок во главе с СССР страны Восточной Европы, остался только на бумаге, в ноябре 1989 года рухнула Берлинская стена (между Восточной и Западной частью города), и вопрос об объединении двух Германий был практически предрешен. На этих событиях мы подробнее остановимся ниже, здесь они важны лишь как фон встречи на высшем уровне лидеров США и СССР.
1 декабря 1989 года в мальтийском порту встали на якорь три корабля: военный крейсер США «Белкнап», советский круизный лайнер «Максим Горький» и крейсер «Слава». Встречи были запланированы на крейсерах, но 2 декабря разыгрался такой шторм, что Горбачев не рискнул покинуть «Максим Горький», пришвартованный у причала. К нему на катере приплыл Буш — Черняев в дневнике восхищается тем, как Джордж, когда-то служивший в морской пехоте, оставляя за спиной менее решительных министра оборона США Дика Чейни и других сопровождающих, ловко прыгает с борта катера и скользит по трапу.
Если на встрече с Рейганом в Рейкьявике сюрприз в виде многообещающих предложений по разоружению преподнес Горбачев, то теперь очередь была за Бушем: «Вы можете быть уверены, что имеете дело с администрацией США, а также с конгрессом, которые хотят, чтобы ваши преобразования увенчались успехом», — заверил американский президент, и это не было только формулой вежливости. Как пишет в своих мемуарах посол Джек Мэтлок, Буш своими предложениями Горбачева «обезоружил».
США были готовы приостановить действие поправки Джексона — Веника, принятой в 1974 году к Закону о торговле США, которая ставила режим наибольшего благоприятствования в торговле в зависимость от соблюдения прав человека в странах-контрагентах. Буш обещал добиться и отмены поправок, которые запрещали предоставление кредитов СССР. Речь шла о программе широкомасштабной помощи, и Буш заверил Горбачева, что она не будет демонстрацией «американского превосходства». Сказано было тактично, но это не меняло сути — что уж там говорить: богатый кредитор всегда получает некоторое превосходство над бедным должником.
Саммит на Мальте. В каюте «Максима Горького»
2–3 декабря 1989
[Архив Горбачев-Фонда]
Кроме обычной темы разоружения, на Мальте обсуждался и ход экономических реформ в СССР. Американцы позволили себе заметить, что им больше нравится радикальный ее вариант (легший затем в основу программы «500 дней», которая так и не была реализована, об этом в главе 25). В беседах один на один обсуждалась в основном ситуация в Прибалтике, что подтверждает сам Горбачев. Позиция США была известна: они никогда официально не признавали Латвию, Литву и Эстонию частью СССР, а Горбачев, конечно, заверил, что воздержится от решения вопросов силой, и это тоже всегда была его позиция.
Черняев, присутствовавший на обеде, который был дан на «Максиме Горьком» после встречи, записал в дневнике, что был ошеломлен тем, насколько искренне Буш и его помощники хотели помочь СССР. «Закрыв глаза и затыкая уши, когда звучала английская речь, — пишет он, — можно было подумать, что присутствуешь на Политбюро ЦК КПСС, где все озабочены судьбой страны, спорят, убеждают друг друга, доказывают свою правоту». Горбачев заявил, что «СССР готовы [так в стенограмме встречи. — Л. Н.] перестать считать Штаты своим врагом и намерены заявить об этом публично». На этом, как тогда показалось всем в мире, была закончена холодная война.
Крючков свидетельствует, что в качестве главы КГБ СССР получал некие материалы о встрече на Мальте «по своим каналам, через разведку и контрразведку» и был поражен содержанием беседы Горбачева и Буша: «Уже тогда откровенно говорили о продаже ГДР» (вопрос объединения Германий еще предстояло решить). Анатолий Громыко (сын Андрея Громыко) в своей книге характеризует результаты встречи на Мальте как «политический и дипломатический Чернобыль». Историк Александр Островский не смог удержаться, чтобы не связать выбор Мальты в качестве места встречи с Мальтийским орденом.
Крючкову приходилось оправдывать свое участие в заговоре против Горбачева, а всем остальным было и вовсе не на что сослаться — для них это субъективный взгляд уже из следующего хронотопа, в котором бывшие советские люди обнаружили, что благосостояния на всех все равно не хватает.
Противники Горбачева указывают, что в самые критичные для него 1990–1991 годы обещанной финансовой помощи СССР от США так и не получил. Но так произошло не потому, что Буш не хотел помогать и обманывал Горбачева. Возможно, оставаясь еще в советской парадигме, Горбачев считал, что Буш может распоряжаться деньгами американских налогоплательщиков так же, как в СССР это делали советские генсеки. Но никакое демократическое правительство не могло просто вынуть эти деньги — а нужны были очень большие — из кармана. Условием предоставления кредитов и реструктуризации долгов должна была стать полномасштабная экономическая реформа, а момент для ее решительного начала на пике его популярности в 1988 году Горбачев уже пропустил.