Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» — страница 58 из 83

Вооруженное вмешательство в процесс откола стран Восточной Европы от социалистического лагеря, столкнувшись с массовым сопротивлением, обернулось бы большой кровью, разрывом в отношениях с западными странами и неизвестно чем в СССР (причем в каждой из его республик отдельно), а возможно, и третьей мировой войной.

Впрочем, сам Горбачев еще в начале 1989 года предполагал совсем иной ход развития событий в Восточной Европе. Получая информацию, в частности, от академического Института экономики мировой системы социализма, он исходил из того, что власть в этих странах сменится, но в пользу тех партий и лидеров, которые продолжат «строить социализм», пусть теперь какой-то другой. То есть в оценке стремлений бывших братских народов он заблуждался точно так же, как и в оценке чаяний своего собственного.

Никто и не отказывался от подлинного социализма, который в конечном счете есть просто разделяемая большинством политической нации эмпатия, сочувствие более слабым или тем, кому просто не повезло. Элементы такого социализма уже были внедрены во многих, если не во всех, «капиталистических» странах в виде социального страхования и пенсий, благотворительных, образовательных и других программ.

Горбачев грезил о «новом европейском доме» для всех. В частности, он представлял себе временное сохранение присутствия объединенной Германии в обоих блоках: НАТО и Варшавского договора — вплоть до момента, когда эти блоки, как ему виделось, утратят военное значение в связи с созданием принципиально иной структуры безопасности в Европе.

Было ли это чисто русской маниловщиной? Так ли Горбачев ошибался в своих проектах-прогнозах? Ведь Европа в самом деле в течение последующих лет в целом двинулась к объединению, созданию и укреплению общих политических и правовых институтов, к ликвидации паспортного контроля в Шенгенской зоне и даже к введению единой валюты. Это происходило уже без участия СССР, который, в противоположность Европе, распался, но большинство бывших советских республик старалось так или иначе участвовать в этих процессах.

Историк Иван Курилла в рамках зум-встречи в июле 2023 года объяснил, что внешняя политика всегда является не продолжением, а инструментом внутренней. Она как бы взглядом, отраженным извне, отвечает на внутренний вопрос или даже запрос: «Кто мы такие?». Самоидентификация политических наций производится, во-первых, с помощью вопроса: «Откуда мы, кто были наши предки?» — и, во-вторых, с помощью утверждения по формуле «Мы не такие, как…».

Горбачев завоевал симпатии европейцев как личность, но не как обобщенный «русский» — для этого потребовалось бы намного больше человеко-лет. «Русский» для условного европейца по-прежнему не «другой, но такой же», а, как сказал бы Жак Лакан, «Большой Другой».

Впрочем, никто не может сказать, как изменилось бы отношение к «русским», если бы возглавляемый Горбачевым Советский Союз сохранился в той или иной форме. Ведь РФ — это не СССР, а последующие лидеры России — не Горбачев. Исчерпывающе и лаконично эту ситуацию объяснил своим соратникам Буш: «Этот парень (Горбачев) — и есть перестройка». Как только «этого парня» в политическом смысле не стало, все сразу изменилось, в том числе в международных отношениях, вернувшихся к принципу «Realpolitik».

Глава 23Последний парад — суверенитетов (1990)

Матрешка федерализма

Бурные процессы внутри страны важно было загнать в рамки институтов, и в 1990 году команда Горбачева сосредоточилась на принятии законов. Этот год был отмечен, помимо внесения поправок в Конституцию СССР 1977 года, связанных в первую очередь с учреждением поста Президента СССР и отменой статьи 6 о руководящей роли КПСС, также принятием важнейших законов: «О собственности в СССР» от 06.03.1990 № 1305–1; «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации» от 26.04.1990 № 1457–1; «О гражданстве СССР» от 23.05.1990 № 1518–1; «О печати и других средствах массовой информации» от 12.06.1990 № 1552–1 и двух других, на которых ниже мы остановимся специально. Напомню также, что к этому времени в СССР уже действовали принятые прежним Верховным Советом законы «О государственном предприятии (объединении)» от 30.06.1987 и «О кооперации» от 26.05.1988.

С точки зрения законодательной техники это были настоящие произведения искусства, созданные под руководством Анатолия Лукьянова, который добросовестно (а не так, как это стали делать позже) защитил докторскую диссертацию в 1979 году. В команду входили также такие выдающиеся юристы, как академик Владимир Кудрявцев, профессор Сергей Алексеев, возглавивший затем Комитет конституционного надзора СССР, профессор Юрий Калмыков, впоследствии возглавивший Министерство юстиции в правительстве России, Тамара Морщакова — она стала заместителем председателя Конституционного суда РФ, и другие.

В то же время эти законы еще несли на себе отпечаток социалистических догм. Так, закон «О собственности», допуская в качестве ее объектов землю, недра, воды, сооружения и оборудование, уравнивал собственность граждан с государственной и коллективной, что было совершенно революционно. Но законодатель 1990 года так и не решился произнести словосочетание «частая собственность», обойдя ловушку «эксплуатации человека человеком» с помощью следующей изящной формулировки: «Собственник вправе на условиях и в пределах, предусмотренных законодательными актами Союза ССР, союзных и автономных республик, заключать договоры с гражданами об использовании их труда при осуществлении принадлежащего ему права собственности».

Допустим, это были родимые пятна, которые вскоре сами собой сошли бы на нет, однако в перечисленных законах СССР — прежде всего «О собственности», «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами Федерации» и «О гражданстве» — содержался и куда более взрывоопасный политический заряд. Эти законы, как и изменения, внесенные в Конституцию СССР, сближали, а то и уравнивали в правах союзные республики с автономными республиками и даже округами, а во многих отношениях (в том числе по праву собственности на землю и недра) приравнивали к ним и обычные, не национальные территориальные образования.

Горбачев (видимо, «коллективный» — сам он нигде не признает за собой авторство этой идеи, но и другие ему ее не приписывают) с помощью такого маневра стремился еще и укрепить общий каркас СССР. Уровень прав и свобод, который перечисленные законы и поправки предоставляли советским гражданам, был на самом деле беспрецедентным, причем в 1990 году законодатель стремился гарантировать их реально. Однако гражданам автономий за государственной защитой прав, предоставленных им обновленным СССР, в случае их нарушения со стороны руководства республик (например, республиканскими законами о государственном языке) пришлось бы обращаться к союзному центру через головы руководства республик. То же касалось и той доли национального богатства — в виде земель и полезных ископаемых, а также объектов промышленности, которыми Верховный Совет СССР наделил автономии и их жителей весьма щедро, но, как оказалось, эфемерно. Со стороны союзного руководства это была крайне опасная игра, подстрекавшая межнациональные конфликты внутри республик.


Вы на каком языке говорите?.. (фото со Съезда народных депутатов)

21 декабря 1990

[Архив Горбачев-Фонда]


Такая стратегия союзного центра преподносилась как направленная на построение более справедливого и равноправного федеративного государства, но тут были заложены политические мины, затруднявшие или даже делавшие невозможным отделение союзных республик от СССР. Мы обещали специально вернуться еще к двум законам, и вот первый из них: «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» от 03.04.1990 № 1409-I. Этот закон предусматривал в течение срока до 5 лет, который отводился на процедуру отделения, проведение референдумов как в целом по союзной республике, так и в местах компактного проживания национальных меньшинств, которым, в случае итогов внутреннего референдума, противоречащих общему голосованию в союзной республике, предоставлялось право выйти из ее состава и остаться в Союзе СССР.


За политическим вопросом о суверенитете стояли экономические и вполне прагматические интересы республиканских и местных элит. Первым делом «суверенная РСФСР» решила прибрать к рукам якутские алмазы

13 августа 1990

[Архив Горбачев-Фонда]


Закон от 03.04.1990 был моментально переименован в газетах в «закон о невыходе» и стал объектом саркастической критики со стороны демократов, в большинстве уже переметнувшихся от Горбачева к команде Ельцина. С сегодняшних позиций 5-летний срок цивилизованного развода и другие заложенные в этом законе сложности «выхода» уже не кажутся чрезмерными — возможно и даже наверняка такая процедура, если бы она в самом деле была бы начата в 1991-м и закончена, например, в 1996 году, предотвратила бы многие человеческие жертвы. И кто знает, не развернулась ли она назад.

Но в 1990 году «закон о невыходе» вызвал в союзных республиках скорее насмешку, нежели озлобление, зато перераспределение бывшей общесоюзной собственности по закону № 1305–1, в том числе на землю, недра и промышленные объекты, в пользу автономий, — это был уже нешуточный вопрос. Лидеры республик, находившие в этом отношении твердую опору в националистических настроениях титульного населения, собственностью ни с кем — ни с СССР наверху, ни с автономиями внизу — делиться не собирались.

Война законов

Перечисленные прекраснодушные и технически безупречные законы запустили в 1990 году «парад суверенитетов» в виде принятия органами власти союзных республик — вслед за тремя прибалтийскими, которые сделали это еще в 1988–1989 годах — деклараций о суверенитете. Это еще не означало во всех случаях выхода из Союза ССР или такого намерения, но типовым пунктом деклараций было указание на то, что законы СССР действуют в союзных республиках лишь после одобрения их верховными советами или в той мере, в какой они не противоречат республиканским законам. В частности, в РСФСР декларация о суверенитете была принята 12 июня 1990 года (эта дата с тех пор считается праздничным «днем независимости»), в УССР 16 июля, в советской Белоруссии 27 июля, в Казахской ССР 25 октября. Наряду с этим аналогичные декларации приняли и некоторые автономии, заявившие о своем желании подчиняться законам СССР, а не соответствующих союзных республик.