7 января 1991 года правительство Литвы повысило розничные цены на продукты питания в среднем в три раза, первым в СССР пойдя на либерализацию цен. В ответ просоветская организация русскоязычных «Единство» организовала митинг у здания Верховного Совета Литвы, его участники требовали отмены повышения цен, отставки правительства и предприняли попытку ворваться в здание. 8–9 января в Литву «в ответ на многочисленные телеграммы в адрес Верховного Совета СССР» были переброшены военнослужащие ряда военных частей. 10 января Горбачев потребовал отмены «антиконституционных актов», а группа спецназа «Альфа» вылетела в Вильнюс.
В течение следующих дней военные заняли несколько зданий, на улицах Вильнюса появилась бронетехника. Руководство Верховного Совета Литвы призвало население выйти на улицы для охраны зданий Верховного Совета, радиоцентра, телебашни, телефонных станций. В тот же день на пресс-конференции в ЦК компартии Литвы было объявлено о создании Комитета национального спасения, провозглашенного единственным легитимным органом власти. В ночь на 13 января две колонны бронетехники направились в центр Вильнюса к телевизионной башне, окруженной тысячами вышедших на улицы жителей. В ходе ее штурма от ранений из стрелкового оружия и под колесами бронетехники погибли 15 человек, включая сотрудника спецподразделения «Альфа», сотни людей получили телесные повреждения различной степени тяжести. Спустя неделю сходные события с менее значительными последствиями произошли в Риге.
Советские войска у здания Литовского парламента
11 января 1991
[Из открытых источников]
Можно утверждать, что эти 14 литовцев и один сотрудник «Альфы» через 8 месяцев, 20 августа 1991 года, спасут жизни сотням москвичей, о чем мы расскажем в следующей главе о путче.
В дни, когда я пишу об этих событиях, гибель 14 мирных граждан представляется чем-то едва ли не малозначительным. Но в 1991 году это было далеко не так. «Московские новости» опубликовали обращение тридцати бывших соратников Горбачева из рядов интеллигенции с осуждением его за новое «кровавое воскресенье». На улицы Москвы и других городов СССР вышли многотысячные демонстрации, председатель Верховного Совета РСФСР Ельцин вылетел в Таллин, где совместно с президентами Литвы, Латвии и Эстонии осудил атаку на телецентр.
Текст заявления Горбачева о положении в Прибалтике, которое было сделано по телевидению, с его рукописной правкой: «Сегодня много звучит суждений и политических выводов о положении в стране…». Зачем он это вставил? Вероятно, чтобы не начинать сразу с событий в Вильнюсе
1991
[Архив Горбачев-Фонда]
В архиве Горбачев-Фонда нам удалось обнаружить черновую запись, которая велась кем-то из помощников президента на секретном заседании в ЦК КПСС по вопросу о положении в Прибалтике. Видимо, эта встреча прошла еще до кровопролития. Судя по записи, активней других за применение силы выступал Крючков: «Отступать дальше нельзя…»
1991
[Архив Горбачев-Фонда]
Помощники Горбачева советовали ему лететь в Вильнюс, а Яковлев по его поручению приготовил для этого выступление. Однако тот передумал, объяснив Черняеву (который как раз только что продиктовал стенографистке так и не поданное заявление об отставке), что не мог «вот так прямо отмежеваться и осудить армию». Лишь 25 января Горбачев сделал заявление об отказе ввести чрезвычайное положение и поддержать использование вооруженной силы в республиках Прибалтики.
Недоброжелатели Горбачева, включая Крючкова и Болдина, несомненно, искали свидетельства его прямой причастности к событиям в Вильнюсе, Крючков даже утверждал, что вопрос о вводе войск с ним обсуждался устно. Но в устной форме в качестве согласия Горбачева могло быть интерпретировано любое традиционно расплывчатое его высказывание. Напряжение в Прибалтике нарастало уже в течение нескольких лет, и, конечно, он высказывал недовольство притеснениями русскоязычного населения и военных, но доказательств прямых указаний Горбачева использовать оружие найдено не было.
Так или иначе он в очередной раз подставился (или был подставлен), теряя легитимность и в глазах российских демократов и националистов (= патриотов) в Прибалтике, и в глазах консерваторов, в особенности военных. Между тем к Прибалтике были прикованы взгляды и лидеров других республик. Гарантий защиты граждан нетитульных национальностей позиция союзного центра не обещала, а соблазн сепаратизма или, по крайней мере, торговли с использованием этого аргумента для республик, включая РСФСР, усиливался.
Полифуркация
Стремительный поток событий 1991 года даже нам и более чем 30 лет спустя сложно отследить и адекватно оценить: они развивались с разной скоростью и в разных плоскостях, не всегда было понятно их влияние друг на друга. Это сопровождалось появлением новых лиц с не всегда понятной мотивацией не только на уровне республик, но и на уровне союзного руководства — эти «сборки» становились все более случайными.
В декабре 1990 года председатель правительства Рыжков перенес инфаркт и был отправлен на пенсию, на его место 14 января 1991 года Верховный Совет СССР по предложению Горбачева назначил министра финансов Валентина Павлова. По его предложению, мотивированному начавшейся инфляцией, 22 января Горбачев подписал указ об обмене денежных купюр, при этом самые крупные номиналом в 50 и 100 рублей могли быть обменены только в пределах 1000 рублей и в течение трех дней января 1991 года.
Очередь в сберкассу за обменом 50- и 100-рублевых купюр
Январь 1991
[Из открытых источников]
Денежную реформу, вызвавшую ажиотаж и недовольство населения, новый премьер, только что заверявший, что реформы не будет, публично объяснил, однако, тем, что спецслужбы США якобы наводняют СССР фальшивыми сторублевками. Горбачев, которому предстояло летом лететь в Лондон на саммит G-8, чтобы просить о новых кредитах, был вынужден объясняться с президентом Бушем по поводу этих заявлений Павлова, но тот не был за это никак наказан.
В марте Горбачев учредил Совет безопасности — совещательный орган при президенте, в состав которого вошли в основном сторонники «твердой руки». 28 марта военным был отдан приказ не допустить демонстрации в поддержку Ельцина в Москве, однако, когда стотысячная толпа москвичей двинулась по улице Горького (ныне Тверской), этот приказ был отозван — Горбачев не мог позволить себе пролить кровь теперь в столице.
В апреле, наконец, было принято решение о повышении цен и тарифов на услуги с целью снять проблему дефицита. Проезд в метро подорожал с пяти копеек до 15, цена за буханку хлеба выросла в три раза (с 20 до 60 коп.), за литр молока — в три с половиной раза, говядина подорожала примерно в шесть раз.
В июне Павлов, которого поддерживала часть секретарей ЦК, не согласовав это с Горбачевым, потребовал от Верховного Совета СССР дополнительных и, по сути, чрезвычайных полномочий, включая прерогативы по борьбе с организованной преступностью. Президент раскритиковал предложения своего премьера в Верховном Совете, но не предложил его уволить, что выглядело необходимым и могло бы хоть как-то успокоить население.
24 апреля прошел пленум ЦК КПСС, накануне которого 32 секретаря обкомов из 72 подписали требование об отставке Горбачева. Предложения о введении чрезвычайного положения или отставке звучали и с трибуны от влиятельных делегатов. Горбачев, наконец, решился — сделал устное заявление об отставке и ушел с пленума в свой кабинет. Оставшиеся в зале, как записал в дневнике Черняев, «в портки наложили» и попросили генсека вернуться. Что он и сделал, скорее всего напрасно, но счел себя «не вправе бросить партию».
30 июля во время встречи Горбачева и Буша в Ново-Огареве президенту США сообщили об убийстве шестерых литовских таможенников на белорусско-литовской границе. Горбачев, узнавший об этом от Буша, был в ярости — его заверения в том, что он целиком контролирует процесс обновления СССР, обесценивались этой провокацией.
Это лишь самые заметные события первых семи месяцев 1991 года, на которые Горбачев был вынужден так или иначе реагировать. Ему необходимо было каким-то образом снизить турбулентность, выбрав одну нить из этого клубка, чтобы попытаться привязать к ней все остальное. В марте он решил, даже не согласовав это с Политбюро, активизировать работу по заключению союзного договора. Стратегически это было правильное решение, позволявшее увязывать по крайней мере основные политические вопросы с экономическими, но проблема уже имела свою предысторию в виде «парада суверенитетов» (см. главу 23) и была сильно запущена.
Вернемся на шаг назад, чтобы лучше представлять себе расклад сил в Ново-огаревском процессе, названном так по имени правительственной резиденции, где проходили основные консультации по союзному договору в 1991 году.
Заключение нового Союзного договора выглядело еще вполне реальным
Июнь 1991
[Архив Горбачев-Фонда]
Впервые союзный договор был официально упомянут в резолюции Верховного Совета Эстонской ССР от 16 ноября 1988 года, которая так и называлась: «О союзном договоре». При избрании Горбачева президентом СССР на съезде народных депутатов 15 марта 1990 года он, в частности, сказал: «Считаю безотлагательной разработку нового союзного договора… При этом следует предусмотреть дифференциацию федеративных связей с учетом своеобразия условий и возможностей каждой республики». Здесь уже просматривалась идея конфедерации, но пока в слабой и отчетливо не артикулированной форме.
Вскоре, в апреле 1990 года, Межрегиональная депутатская группа объявила конкурс на лучшую концепцию союзного договора, на который поступило 380 проектов. Практически все они выглядели утопическим теоретизированием, но конкурс имел целью скорее подтолкнуть процесс. По существу, в 1990 году работа над договором никуда не продвинулась, но в 1991-м обстоятельства уже сильно изменились, а скорость процессов возросла.