17 марта был проведен референдум по вопросу, который был сформулирован Съездом народных депутатов СССР так: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Шесть республик — три прибалтийские, Армения, Грузия и Молдавия — отказались проводить голосование, но и там желающие могли подать голос на участках, организованных местными Советами и в военных частях. «Да» ответили 76,4 % проголосовавших, «нет» — 21,7 %. При всех оговорках о двусмысленности вопроса и процедуре голосования этот результат давал федеральному центру возможность настаивать на заключении союзного договора на федеративной основе.
Юрий Батурин в кабинете Горбачева (позднейшая фотография)
2010
[Личный архив Ю. Батурина]
Однако лидеры, в первую очередь РСФСР и УССР, склонялись к конфедерации. Так, Леонид Кравчук — председатель Верховного Совета УССР, а с декабря 1991 года президент Украины — предложил формулу: «Суверенитет Союза ССР ограничен пределами полномочий, делегированных ему государствами — участниками Союза». 11 октября (то есть уже после путча, о котором подробно в следующей главе) Верховный Совет Украины назначил на 1 декабря также собственный референдум о поддержке Акта о провозглашении независимости Украины, который был провозглашен Верховным Советом республики 24 августа. До подведения итогов этого референдума Украина отказывалась принимать формальное участие в Ново-огаревском процессе, который приобрел таким образом формулу «8 + 1»: Азербайджан, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, РСФСР, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан + Союз. Республики Средней Азии, наиболее зависимые от России, были заинтересованы в сохранении федерации, но теперь в сторону конфедерации склонялась позиция самой России. Уклончивость Украины давала Ельцину возможность тянуть время до декабря, поскольку без нее СССР в любом виде становился уже совершенно другим государственным образованием.
Бюллетень для голосования на референдуме
17 марта 1991
[Из открытых источников]
12 июня 1991 года Ельцин был избран президентом РСФСР, получив в первом туре 57,3 % голосов. 18 июня Верховный Совет РСФСР принял постановление о проекте союзного договора, в котором Россия соглашалась подписать его с очень существенными оговорками. Прежде всего РСФСР заявила о намерении подписать договор в составе единой делегации, то есть без прямого участия автономий в его подписании. Россия настаивала также на «распространении юрисдикции РСФСР на все предприятия, расположенные на ее территории, включая предприятия оборонной промышленности», на том, чтобы общесоюзный бюджет формировался из фиксированных взносов республик, а не при помощи налогообложения, а также на праве республик решать вопросы предоставления лицензий на экспортно-импортные операции, что ставило федеральный центр в финансовую зависимость прежде всего от РСФСР.
Горбачев и его команда вынуждены были уступать все больше и больше, защищая последнюю черту — двухканальное налогообложение граждан и производителей как в пользу республик, так и в пользу центра. В книге Батурина приводится расшифровка записей, которые он делал в Ново-Огареве в эти дни, свидетельствующие, что споры по вопросам, в которых лидеры республик, в общем, не всегда хорошо разбирались (и не обязаны были без помощников понимать), делали достижение договоренности крайне проблематичным даже чисто технически.
Тем не менее 29 июля она была достигнута: измотанные лидеры за полночь вышли к журналистам и сказали: Союз будет. Был одобрен даже раздельный примерный график подписания союзного договора: 20 августа — Россия и Казахстан, 3 сентября — Белоруссия и Узбекистан, 17 сентября — Азербайджан и Таджикистан, 1 октября — Туркмения и Киргизия. Впоследствии, как рассчитывали участники, к договору должна была присоединиться Украина, которой было бы уже некуда деться, а там и Армения, Грузия и Молдавия. Последней должна была подписать договор союзная делегация — «+ 1».
На мой вопрос, как же все-таки удалось договориться, Батурин только развел руками. Это было какое-то волшебство, в последний раз продемонстрированное Горбачевым, когда он вернулся в свою стихию переговоров в достаточно ограниченном круге участников. Пусть эта была бы скорее конфедерация, но он сумел поймать Ельцина на слове и повернуть дело так, что ни один из участников не решился при других возразить против сохранения Союза. Это создавало возможность после начала процедуры подписания вернуться к уточнению тех вопросов, которые оставались в документе недостаточно проясненными.
Поздно вечером на террасе в Ново-Огареве Горбачев, Ельцин и Назарбаев обсуждали будущие кандидатуры для союзного правительства, и Горбачев пообещал, что Павлова сменит Назарбаев, а Крючкову, Пуго и Язову в нем уже не будет места. Этот разговор, как установило следствие по делу ГКЧП (см. следующую главу), был подслушан КГБ и, вероятно, стал одним из триггеров попытки переворота 19 августа. Но, разумеется, тому были и более фундаментальные причины, чем борьба за теплые места.
На этом месте Ново-огаревский процесс был прерван попыткой переворота 19 августа, но после провала путча Горбачев попытается его возобновить, к чему мы также вернемся в главе 29.
Глава 28«Если Васька с ними, их затея точно провалится!..» (август 1991)
18 августа: Незваные гости
Согласно материалам уголовного дела о попытке государственного переворота, первая встреча участников Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) произошла по инициативе председателя КГБ СССР Владимира Крючкова на следующий день после отлета Горбачева в отпуск в Крым — 5 августа 1991 года. Водителю министра обороны Дмитрия Язова позвонил офицер охраны КГБ и предложил, сняв с машины проблесковые маячки, отвезти его в дом приемов КГБ (объект АБЦ) в Ясеневе. Туда же с такими же предосторожностями приехали сам Крючков, руководитель аппарата Горбачева Валерий Болдин и секретарь ЦК, отвечавший за оборонный комплекс, Олег Бакланов. Эти руководители и ранее публично выступали за введение чрезвычайного положения и обсуждали такую возможность друг с другом, но теперь это был уже конкретный сговор за спиной Горбачева.
Кроме самого факта встречи, о ней ничего неизвестно, но именно на ней было принято решение поручить нескольким нижестоящим сотрудникам КГБ и Министерства обороны, включая командующего воздушно-десантными войсками СССР Павла Грачева, разработать сценарии ввода чрезвычайного положения в стране. Были подготовлены проекты документов, в которых введение чрезвычайного положения объяснялось состоянием здоровья ничего об этом не подозревавшего Горбачева.
Утром 16 августа Бакланов приехал к Крючкову в КГБ, где они совещались полтора часа. Днем к председателю правительства Павлову пришли секретарь ЦК Олег Шенин и Крючков. Они вошли в его кабинет через боковую дверь, минуя приемную, и совещались в течение трех часов. Параллельно в Кремле детали заговора обсуждали Бакланов и Болдин. 17 августа в 16 часов Крючков, Язов, Бакланов, Шенин, Павлов и начальник штаба сухопутных войск генерал Валентин Варенников снова тайно встретились в Ясеневе, на этот раз пригласив ряд своих подчиненных. Утром 17 августа ключевые руководители второго уровня были проинформированы, что в связи с болезнью Горбачева власть переходит к вице-президенту Геннадию Янаеву, о чем ни первый, ни второй еще даже не подозревали.
В беседке объекта АБЦ был согласован состав делегации, которая на следующий день должна была отправиться к Горбачеву в Форос: секретари ЦК Шенин и Бакланов, генерал Варенников и Болдин — присутствие последнего должно было дать понять Горбачеву, что шансов рассчитывать на свою прежнюю команду у него нет. Крючков включил в делегацию также начальника Службы охраны КГБ Юрия Плеханова. Было решено отправить вертолет за Анатолием Лукьяновым на Валдай, где он заканчивал отпуск, не ставя его пока в известность о деталях заговора. Во время этого обсуждения во второй половине дня 17-го Горбачев разыскал по телефону Крючкова и получил от него заверения, что все мирно ждут его возвращения из Фороса 19 августа.
18 августа в 12:00 к самолету Ту-154, представлявшему собой военный командный пункт, стали подъезжать пассажиры: Варенников, Бакланов, Шенин, Болдин, Плеханов, несколько офицеров Управления правительственной связи КГБ, группа охраны с оружием. В 13:02 самолет взял курс на военный аэродром Бельбек под Севастополем. Делегация рассчитывала подъехать к объекту «Заря» — правительственной даче в Форосе — в 16:30. В 16:32 на объекте были отключены все виды связи, и в это же время делегация появилась в главном здании дачи. Начальник личной охраны Горбачева Владимир Медведев подчинился распоряжению Плеханова, и новую охрану уже фактически арестованного Горбачева возглавил Вячеслав Генералов.
Черняев сохранил папку и часть документов, работа над которыми была прервана появлением нежданных гостей
Август 1991
[Архив Горбачев-Фонда]
В архиве Шахназарова также сохранился проект выступления Горбачева при заключении Союзного договора, который они успели подготовить во время пребывания президента в Форосе
20 августа 1991
[Архив Горбачев-Фонда]
Дача в Форосе (объект «Заря») — депутаты съезда не зря ею так интересовались, но это была не «дача Горбачева», а собственность ЦК КПСС
[Из открытых источников]
Горбачев принял приехавших у себя в кабинете лишь через 45 минут, сначала попытавшись позвонить Крючкову и убедившись, что связь не работает. Он также успел обсудить ситуацию с семьей (кроме жены, с ним на даче были дочь Ирина с мужем и двумя их маленькими дочерьми, а также приехавший из соседнего санатория Черняев). «Что случилось? — спросил Горбачев гостей. — Почему без предупреждения? Почему не работают телефоны?» В это время в дверях кабинета появился Плеханов. Горбачев бросил ему: «А тебе что здесь надо? Убирайся!»