Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» — страница 71 из 83


Ельцин выступает перед защитниками Белого дома

20 августа 1991

[Архив Ельцин Центра]


Пресс-конференция, на которую вышли Бакланов, Крючков, Язов, Стародубцев и Пуго, выглядела жалко, у Янаева заметно дрожали руки. Журналистка Татьяна Малкина в клетчатом платье с короткими рукавами задала вопрос, понимают ли устроители, что совершили государственный переворот, а кто-то из иностранных журналистов спросил, не консультировались ли члены ГКЧП с только что свергнутым чилийским диктатором Аугусто Пиночетом. В толпе возле Белого дома появился приехавший из Тульской области брат Стародубцева, он подбадривал его защитников словами: «Ничего, ребята — если Васька с ними, эта их затея точно провалится!»

Ночь прошла спокойно, и только в 14:00 20 августа в Министерстве обороны прошло совещание, на котором был утвержден план штурма Белого дома — операция «Гром». Бойцы ОМОНа и десантники должны были вклиниться в толпу, освобождая проход для группы «Альфа», а ее бойцы проникнуть внутрь и задержать Ельцина, вице-президента Руцкого и других. Штурм был назначен на 3:00 ночи 21 августа.

Все эти дни почти непрерывно лил дождь, но после обращения Ельцина накануне, которое, наряду с пресс-конференцией ГКЧП, было показано в главной вечерней телепрограмме «Время», многократно транслировалось зарубежными «голосами» и не отключенной от эфира радиостанцией «Эхо Москвы», толпа на Краснопресненской набережной росла и насчитывала уже до 400 тысяч человек. Москвичи окружили танки, застрявшие в толпе, заводили разговоры с танкистами и угощали их конфетами. Наблюдавшие за этим командиры уже и сами не были уверены, на какой они стороне, и опасались братания. В 12 часов начался митинг, с балкона Белого дома снова выступил Ельцин, его поддержали Руцкой, всемирно известный виолончелист Мстислав Ростропович, поэт Евгений Евтушенко, вдова Сахарова Елена Боннэр и другие.

19 августа министр иностранных дел РСФСР Андрей Козырев улетел в Париж и оттуда информировал лидеров европейских стран и США о происходящем. 20 августа президент Буш позвонил Ельцину и заявил об отказе признать ГКЧП законным правительством на международном уровне.

На вечернем расширенном заседании ГКЧП Янаев зачитал свое заявление о том, что слухи о предстоящем штурме здания Верховного Совета РСФСР не имеют под собой основания, и предложил всем его утвердить и обнародовать. В 17:00 Ельцин издал указ о временном, до возвращения законного президента СССР, возложении на себя обязанностей главнокомандующего на территории РСФСР. Генерал Александр Лебедь, командовавший военными, побывал в Белом доме и заявил о переходе на сторону его защитников, танки развернули башни в обратную сторону. Бакланов и Тизяков заявили о выходе из ГКЧП в связи с его неспособностью стабилизировать ситуацию в стране.

21 августа в 00:20 колонна бронетехники, следовавшая к Белому дому, застряла в забаррикадированном тоннеле на Садовом кольце под Новым Арбатом (тогда — проспектом Калинина). При попытке остановить технику погибли трое москвичей. Узнав об этом, маршал Язов приказал остановить военную операцию. На совещании ГКЧП в 2 часа ночи 21 августа Крючков предложил «снять вопрос о штурме Белого дома с повестки». Москвичи об этом еще не знали и продолжали мужественно стоять вокруг него.

Эту картину надо было видеть своими глазами. При обилии комических и сюрреалистических деталей все на самом деле висело на волоске. План операции «Гром» исходил из того, что среди защитников Белого дома могло погибнуть 400–600 человек, а в худшем случае — до 1000.

Рассказ «Альфы»

В начале осени 1991 года один из двух прикрепленных к «Комсомолке» журналистов — офицеров спецслужб попросил меня встретиться с Сергеем Гончаровым — тогда зам. начальника группы «Альфа», который привел с собой еще несколько бойцов. Речь шла не о заметке для газеты, а о сценарии художественного фильма, который они задумали и искали для него режиссера. На экраны только что вышел кинофильм «Беспредел», снятый по моему сценарию Игорем Гостевым, который до этого выпустил трилогию о советских разведчиках, и альфовцы просили их с ним познакомить. Мы с Гостевым провели с ними несколько встреч, и я начал собирать материалы для сценария. Альфовцы вскоре отказались от этого проекта, но их рассказ я запомнил.

В процессе работы над этой главой я нашел Гончарова, который в это время возглавлял Ассоциацию ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», и он подтвердил свой рассказ, хорошо объясняющий провал августовского путча, дополнив его некоторыми выпавшими из моей памяти деталями.

Со слов Гончарова и его коллег, если бы они получили приказ о штурме Белого дома с ходу, то, как подготовленные именно к таким операциям, натасканные и не привыкшие рассуждать офицеры, они бы его, несомненно, выполнили, невзирая на жертвы. Но накануне на рассвете они с не очень понятным заданием лазили под дождем по лесу вокруг дачи Ельцина, пока их не «расшифровали» появившиеся с рассветом грибники. Приказ о задержании со стороны командира группы генерала Виктора Карпухина так и не поступил. Они передислоцировались на трассу и нашли удобное место, чтобы бросить на дорогу шипы и заблокировать машину Ельцина. Оставшийся у дачи пост сообщил, что «Чайка» Ельцина в сопровождении трех «Волг» выехала, но они лишь проводили машину с триколором на капоте глазами — приказа о задержании не было, а вскоре Карпухин распорядился возвращаться на базу.


Письмо, которое глава КГБ Александр Крючков успел написать Горбачеву накануне ареста. В письме он предлагал избрать для членов ГКЧП альтернативную меру пресечения. Через кого оно было передано, мы не знаем, но ближе к концу в нем есть фраза, которая ставит под сомнение искренность Крючкова в его будущих мемуарах: «Вообще-то мне очень стыдно»

22 августа 1991

[Архив Горбачев-Фонда]


20 августа днем «Альфа» получила приказ готовиться к штурму, а пока провести рекогносцировку. Гончарову были сообщены номера телефонов приданных им частей: спецназа ПГУ (внешняя разведка), группы «Вымпел» КГБ СССР, вертолетной части, частей Министерства обороны (Лебедь). Один из опытных сотрудников, переодевшись в штатское, походил в толпе у Белого дома и доложил, что прорваться к нему можно разве что с помощью танков. Впрочем, Лебедь уже перешел на сторону его защитников. В МВД Гончарову ответили, что у их бронетранспортеров нет горючего. Вертолетчики сообщили, что у них есть только неуправляемые снаряды, то есть в условиях плохой погоды они могут попасть по Белому дому, а могут и по соседствующему с ним посольству США. Гончаров позвонил также руководству городской скорой помощи, там ответили, что никаких распоряжений на случай массовых травм не получали.

Внутри Белого дома находились генерал Руцкой и другие бывшие афганцы, с которым альфовцы были хорошо знакомы и могли созвониться. Они хорошо помнили штурм телецентра в Вильнюсе в январе того же года, когда погиб один из их товарищей, а ответственность за гибель 14 защитников башни в конечном итоге возложили на них же. В подразделениях были проведены офицерские собрания, и Гончаров, Михаил Голованов (возглавит группу после путча) и Борис Бесков, возглавлявший группу «Вымпел», доложили Карпухину, что готовы к штурму, но хотели бы получить письменный приказ. Карпухин матерился, но не захотел взять ответственность на себя. С его слов, он ходил за письменным приказом к Крючкову. Но тот вечером 20 августа тоже не решился его подписать.

Что есть истина?

Августовский путч таит в себе немало загадок в деталях: есть очень много и слишком противоречащих друг другу свидетельств, касающихся этих событий, и это создает общее ощущение, что пазл не складывается. Есть и твердо установленные факты, такие как время отключения связи в Форосе или вылета и приземления самолетов, но тут важнее знать содержание переговоров, а разные участники в показаниях на следствии, а затем и в изданных мемуарах существенно расходятся.

Опубликованы воспоминания Ельцина и, разумеется, самого Горбачева и членов их команд, но каждый из них может сознательно или подсознательно рационализировать свои мотивы. Таинственности добавляет и ответ Горбачева журналистам по возвращении из Фороса: «Всего я вам все равно не скажу» — впоследствии он так и не объяснил, что стояло за этой фразой.


Расшифровка заявления Горбачева, записанного на любительскую кинокамеру в Форосе. Правка Черняева

19 августа 1991

[Архив Горбачев-Фонда]


Валерий Болдин, до тех пор многолетний руководитель аппарата Горбачева, начав писать книгу «Крушение пьедестала» еще в следственном изоляторе Лефортовской тюрьмы, явно сгущал свою ненависть к бывшему шефу, рассчитывая улучшить свою позицию в суде и завоевать расположение Ельцина, от мнения которого в значительной степени зависел будущий приговор. То же касается показаний и мемуаров других заговорщиков, для которых амнистия в январе 1994 года, когда Дума решила их освободить заодно, вместе с участниками попытки переворота октября 1993-го, стала приятной неожиданностью.

Что касается свидетельств Анатолия Лукьянова, я сознательно не буду их приводить: его дочь профессор Лукьянова мне друг, а истина в этой не самой главной свой части для нас не так уж принципиальна.

Особняком стоит дневник Черняева: во время описываемых событий он был изолирован вместе с Горбачевым и его семьей в Форосе и делал записи в режиме «изнутри», не корректируя их в дальнейшем. Более ранние записи убеждают, что дневнику Черняева можно доверять, но он не принимал участия в первой встрече в Форосе и знал о ее содержании только со слов своего шефа.

Стоит обратить внимание, что в верстке дневников Черняева с его правкой, которая хранится в Горбачев-Фонде (рукописный оригинал он в 2003 году передал в Архив национальной безопасности США), на страницах, посвященных этим дням августа 1991 года, содержательная правка отсутствует (см. факсимиле, с. 449).

Непосредственное участие в событиях вокруг Белого дома принимали журналисты, они зафиксировали многие факты «прямо у горнила», собрали и опубликовали массу свидетельств участников по горячим следам. Но и эта самая ранняя картина с