лы, от которых отпочковываются целые серии других смыслов. То же и в политике, где Событием становится удачно и вовремя заявленная программа, даже слово, например «перестройка». К политике мы еще не раз вернемся, а начать проще всего с любви.
Бадью определяет Событие как изначально «почти ничто». В подавляющем большинстве случаев это так и остается «ничем»: двое встретились и разминулись или назначили свидание, но поняли, что неинтересны друг другу. А в другой раз сначала один или сразу оба зацепились за «почти ничто» и начинают «хранить верность событию», в результате чего — всегда задним числом и спустя какое-то время — оно обретает свой подлинный смысл.
В Привольном Горбачев ходил провожать некую Юлечку, в школе дружил с Карагодиной (возможно, это одно лицо), которой, даже став студентом, продолжал писать письма, а Надежда Михалева на первом курсе, скорее всего, отвергла его ухаживания — «почти ничто» так и осталось ничем. Зато встреча в клубе общежития со студенткой философского факультета Раисой Титаренко в 1951 году стала Событием, во многом предопределившим последующую судьбу (историю) обоих и в какой-то мере историю всей нашей страны.
Раиса Титаренко (слева) с сестрой в Башкирии на летних каникулах 1951 года — такой ее осенью впервые увидит Горбачев. Надпись на обороте: «В схватке с ревматизмом», значит, ангину с осложнениями она перенесла еще до встречи с будущим мужем
1951
[Архив Горбачев-Фонда]
Раиса
Трактовка События, по Бадью, объясняет скупость, с которой Горбачев вспоминает пять лет учебы на юрфаке — ведь по специальности он работать не стал, и эти ниточки просто оборвались. Зато встречу с Раисой он помнит в мельчайших деталях, начиная с того, как в начале осени 1951 года два его приятеля, два гонца судьбы — Владимир Либерман и Юрий Топилин — забежали в комнату, где он, по обыкновению, корпел над учебником, и позвали на танцы: «Мишка! Там такая девчонка — новенькая!..» На этот раз зубрежка ему в голову почему-то лезть перестала, и он «из любопытства» пошел.
Раиса Титаренко (вторая справа в первом ряду) с подругами по общежитию — одна из них выйдет замуж за философа Мераба Мамардашвили, а другая — за социолога Юрия Леваду, но кто тут кто, нам уже не у кого спросить
1950-е
[Архив Горбачев-Фонда]
Это чистая, рандомная, случайность. А дальше второкурсник Горбачев втюрился и даже, по его собственному признанию, на какое-то время забил на учебу, хотя зачеты и экзамены продолжал успешно сдавать. Раиса Титаренко, приехавшая из-под города Стерлитамака в Башкирии и учившаяся к этому моменту уже на 3-м курсе философского факультета, как заметил не только наш герой, отличалась особым изяществом, «все ей шло, особенно блузка с оборкой, в которой она выглядела как обладательница гардероба». Об этом вспоминает соседка Титаренко по общежитию Нина Мамардашвили (sic! — она выйдет замуж за этого выдающегося философа, а другая соседка — за не менее выдающегося социолога Юрия Леваду, и оба они однокурсники Раисы Максимовны).
Странно, вспоминает Горбачев, в тот вечер, на танцах, он увидел ее как будто впервые, хотя они учились в одном здании и жили в одном общежитии. Скорее всего, раньше с головой, забитой учебой, он ее просто не замечал. А теперь уже она не обращала на него никакого внимания. Где-то в октябре Раиса и другие девушки пришли к ним в комнату в гости, и кто-то из подружек спросил, где Горбачев воевал. Он полез за паспортом (значит, ко второму курсу паспорт ему уже выдали), чтобы доказать, сколько ему лет, и сразу сконфузился — ну что с него взять: комбайнер. А вскоре он увидел Раису в компании другого юноши, и приятели объяснили незадачливому влюбленному, что это студент физфака, ее жених. «Ну что же, значит, опоздал», — так тускло Горбачев описывает свои чувства, но каждый из нас хоть однажды испытывал в юности нечто подобное, и нам легко представить себе его отчаянье.
Раиса Титаренко (слева) с подружкой на подножке трамвая. По настроению это как будто кадр из культового фильма шестидесятников «Июльский дождь», хотя на дворе еще только начало 50-х
1951
[Архив Горбачев-Фонда]
Однако будущий генсек уже тогда умел добиваться своего. В декабре Горбачев пришел в клуб общежития на концерт, зал был битком, и он шел по рядам в поисках места, но, конечно, и с тайной надеждой увидеть Раису. И он ее не только увидел, но она предложила ему свое место, сказав, что уходит.
Чутьем, которое с годами в нем разовьется, а на последних этапах карьеры, скорее наоборот, атрофируется, Горбачев угадал, что она чем-то расстроена, и предложил погулять вместе. Видимо, она нуждалась в поддержке или просто ей было нужно отвлечься. Так состоялась их первая прогулка, после чего они стали вместе бродить каждый день. Раиса Максимовна вспомнила в своей книжке «Я надеюсь…» их любимые маршруты: улица Горького (ныне Тверская), Кропоткинская (Пречистенка), Арбат (тогда совсем другой, без всей нынешней мишуры). Еще были пруды в Сокольниках и каток, где, видимо, они брали коньки напрокат. Но главным был маршрут от университета до общежития. По карте Москвы это 7 километров — не меньше двух часов, ведь вряд ли они шли быстрым шагом, нигде не застревая. Горбачев пишет, что в течение первых полутора лет знакомства максимум, что он себе позволял, — это взять ее за руку. Времена были еще пуританские, нынешним их сверстникам такое, наверное, трудно понять.
Но в феврале 1952 года Раиса сказала, что им надо разорвать только еще складывавшиеся отношения, объяснив это тем, что недавно пережила предательство и снова такое не вынесет. Она рассказала о несостоявшемся женихе — том самом студенте физфака Анатолии Зарецком, а из воспоминаний подруг, с которыми она своей болью тоже делилась, нам становятся известны и детали. Отец Зарецкого был начальником Прибалтийской железной дороги (снова образ железной дороги и стрелок), а его мать приехала в специальном вагоне в Москву на смотрины и сочла Раису — дочь куда более мелкого железнодорожного служащего из глухой провинции — своему сыну не ровней. А тот не решился ослушаться матери — и да, это было предательство.
Таким образом будущий президент СССР своим шансом был обязан Зарецкому. Не пережив это разочарование, Раиса Титаренко выбрала бы, скорее всего, кого-то другого — подруги мечтали выскочить замуж за москвича, еще лучше за иностранца, и уж во всяком случае за кого-то подающего надежды, а Горбачев тогда таким еще не был. Но, видимо, в нем уже чувствовалось то, чего Раисе в тот момент не хватало: надежность, умение подставить плечо и не отступать от своего, та самая верность Бадью, превращающая «почти ничто» в Событие.
В ответ на предложение расстаться Горбачев, по сути, объяснился Раисе в любви и назначил свидание в сквере у университета через два дня. Между тем, рассказала ему впоследствии Раиса, соседки по общежитию ее подначивали, а одна из них сама имела виды на Горбачева. И вот, как он описывает один из своих последних разговоров с женой, умиравшей от лейкемии в 1999 году, у ее больничной постели в Мюнстере, в изолированной палате, куда можно было войти только в одноразовой одежде и где, держась за руки, они вспоминали юность:
«— И ты сдалась?
— Как видишь, нет.
— А если бы я не настоял, не проявил характер тогда?
— Нет, я ожидала, что ты так и поступишь, как поступил».
Вспомнили они и свой первый поцелуй под проливным дождем в грозу поздней весной 1952 года на прудах в Сокольниках, когда, вместо того чтобы бежать к выходу, оба разделись и полезли купаться. Оба согласились, что это произошло «с большим запозданием». (Так «вин же телок»!)
Стенографистка Ирина Вагина, с которой мне повезло встретиться в его Фонде, рассказывает, что, диктуя ей это место в будущей книге «Наедине с собой», Горбачев не мог сдержать слез. Но слова его о любви довольно корявы — мало кто, кроме настоящих поэтов, умеет говорить о ней. Наверное, там были какие-то другие слова или что-то вовсе без слов, но важно, что в феврале 1952 года все висело на волоске, и у Горбачева была бы тогда какая-то другая жена. Возможно, он бы ее так же беззаветно любил, а может быть, только терпел бы из партийной дисциплины. Но через два дня Раиса пришла в скверик, и рождение дочери Ирины в 1957 году стало уже фактом контингентности.
Скверик этот совсем маленький, с узорной решеткой забора, сквозь которую случайные прохожие, спешившие мимо по Манежной площади, где спустя 40 лет будут собираться многотысячные митинги с требованиями отставки Горбачева, могли наблюдать эту сцену. Наверняка ведь будущий президент пришел первым и ждал на скамейке, глядя на стену Кремля метрах в двухстах перед собой, но видя что-то совсем другое и даже не помышляя о том, что когда-то за этой стеной будет его кабинет…
«Какой-то еврей»
После третьего курса Горбачев поехал домой, где снова намолотил с отцом гору зерна и получил большие деньги по тем временам — почти тысячу рублей. Этого хватило на платье для Раисы из итальянского крепдешина и на костюм ему из «дорогого материала», который назывался «Ударник», к свадьбе, а белые туфли невесте пришлось одолжить у подруги. Брак был зарегистрирован 25 сентября 1953 года, свадьбу сыграли в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября в диетической столовой. Пили шампанское и «Столичную», и Млынарж посадил на свой заграничный костюм масляное пятно — вот и все подробности, которые Горбачев сообщает в мемуарах.
В свидетельстве о браке, видимо, ошибочно, фамилия жены указана как «Титоренко» через «о». Это не помешало супругам прожить вместе 46 лет, а могли бы и дольше, если бы не рак Раисы Максимовны в 1999 году
25 сентября 1953
[Архив Горбачев-Фонда]
Жить как муж и жена молодоженам было негде, и целомудрие они хранили до 5 октября, когда удалось в нелегкой борьбе с ректоратом получить семейную комнату в высотке на Ленинских горах. В книге «Я надеюсь…» Раиса Максимовна вспоминала, как молодожены ходили в Колонный зал Дома Союзов на встречу Нового 1954 года. Билет Горбачев получил, видимо, как комсомольский вожак, а ей запомнилось, что все вокруг «почему-то на них глядели». Неделей раньше был расстрелян Лаврентий Берия, «