— Честный, — отвечал Немцов.
Сжалившись надо мной, Немцов, наконец, сворачивает с живописной лесной дорожки в санатории «Лужки», мы садимся за столик в кафе, и Немцов говорит: — Мы тогда с Чубайсом решили провести честный аукцион по «Связьинвесту». Образцово-показательный, прецедентный. Понимаешь, Панюшкин, если законов в стране толком нет, то действуют только самые простейшие и самые открытые законы. И мы предлагали открытый аукцион по «Связьинвесту», со стартовой ценой полтора миллиарда долларов и никаких конвертов. Я пришел тогда к Чубайсу и сказал: «Ты понимаешь, Чубайс, что нас будут мочить все? Гусинский, Березовский, коммунисты — все! Ты понимаешь, что мы должны быть чисты? Ты чист, Чубайс?» А Чубайс сказал мне тогда: «Ты меня за идиота держишь?
Конечно, понимаю! Если бы я не был чист, разве бы я полез в это дело!» А через несколько дней после того, как мы стали готовить аукцион по «Связьинвесту», прихожу я к Чубайсу, а он красный сидит, как помидор, и говорит: «Я совсем забыл. У меня в Мост-банке (принадлежавшем Гусинскому) на счете 100 тысяч долларов лежит, гонорар за книжку про приватизацию, которую мы должны были написать, но не написали». Я ему говорю: «Чубайс, ты идиот! Нам пи… ец!
Меня только радует, Чубайс, что ты честный человек, потому что работаешь министром финансов, а обвинить тебя можно только в том, что ты присвоил 100 тысяч долларов за книжку, которую поленился написать. Но нам все равно хана!» По этому «делу писателей» нас мочили все: Березовский, Гусинский, коммунисты. И окончилось тем, что дедушка, — Немцов имеет в виду президента Ельцина, — сказал мне: «Я устал вас с Чубайсом защищать». Чубайса уволили с должности министра финансов, меня уволили с должности министра топлива и энергетики. Оставили нас только вице-премьерами, то есть щеки надувать мы могли, а сделать реально не могли ничего. А Черномырдин реально почувствовал себя преемником.
Я сижу с Немцовым за столиком в кафе санатория «Лужки» и такую испытываю к Немцову благодарность за то, что он не тащит меня больше спортивным шагом по лесной дорожке, что мне хочется ему верить.
Как же мне хочется ему верить, что тогда в 1997 году мы были в шаге от построения демократической и свободной страны, и все сорвалось от того лишь, что у Анатолия Чубайса случайно завалялись на счете в Мост-банке 100 тысяч долларов — сумма, которую сейчас, при нынешнем уровне коррупции никто и деньгами-то не считает среди приближенных к власти.
Дальше я не знаю толком, как произошло, что премьер-министром страны стал Сергей Кириенко. Говорят, будто Ельцин хотел ослабить Черномырдина, слишком почувствовавшего себя преемником. Говорят, наоборот, будто кремлевские, как выражается Ходорковский, кукловоды хотели Черномырдина сохранить в преемниках, и нарочно назначили Кириенко, чтоб снять с Черномырдина и свалить на Кириенко всю ответственность за обрушение пирамиды ГКО. Говорят, будто Березовский, пользуясь своим влиянием на президента, хотел сделать премьером Ивана Рыбкина, убедил Ельцина, во всяком случае, Черномырдина уволить, но тут инициативу перехватил у Березовского Чубайс, и премьер-министром назначен был с подачи Чубайса Кириенко. Черт ногу сломит. Ненавижу эти слепые политологические гадания. Говорят еще, будто Ельцин нарочно предложил в премьеры немцовского протеже Кириенко, чтоб коммунистическая Дума трижды отвергла его кандидатуру, и можно было Думу распустить и назначить новые выборы, но коммунисты самороспуска испугались. Говорят еще, будто Кириенко понимал, что его назначают, чтоб свалить на него ответственность за неизбежный дефолт, но не считал дефолт неизбежным.
Немцов говорит: — Когда Кириенко назначили премьером, мы поехали с ним погулять в Архангельское (бедный Кириенко, представляю себе, как и его тоже Немцов таскал кругами все свои двенадцать километров. — В. П.), и он мне говорит: «С чего бы такого начать яркого?» А я ему говорю: «Начни с девальвации рубля!» В статье своей «Кризис либерализма в России» Михаил Ходорковский пишет: «О чем думали либеральные топ-менеджеры страны, когда говорили, что дефолту 1998 года нет альтернативы?! Альтернатива была — девальвация рубля. Причем в феврале и даже июне 1998 года можно было обойтись девальвацией с 5 рублей до 10–12 рублей за доллар. Я и многие мои коллеги выступали именно за такой вариант предотвращения нависавшего финансового кризиса. Но мы, располагая в то время серьезными рычагами влияния, не отстояли свою точку зрения и потому должны разделить моральную ответственность за дефолт с тогдашней властью, безответственной и некомпетентной».
Он пишет про февраль и июнь, потому что в феврале и июне 1998 года дважды приезжали крупнейшие банкиры и промышленники России в правительство просить девальвации. И я не знаю, почему не послушал их Сергей Кириенко. Может быть, потому что на Горбатом мосту у Белого дома каждый день стучали касками о брусчатку бастующие шахтеры, а Кириенко был уверен, и говорил мне, что бастовать нанял шахтеров Борис Березовский, и что шахтеры завоют в эфире принадлежавшего Березовскому телеканала ОРТ, как только рубль станет дешеветь, съедая шахтерские зарплаты.
Немцов говорит еще, что в начале лета приезжали в Россию совещаться про грядущий кризис финансисты из Международного валютного фонда и министерства финансов США, но Кириенко их не принял, сославшись на недостаточную представительность делегации.
Не знаю, почему не принял.
Семнадцатого августа 1998 года я с семьей был в отпуске на острове Корфу, а маме моей в квартиру вдруг позвонили, уже ближе к вечеру. Мама открыла. На пороге стоял мой друг кинооператор Андрей Макаров, которого мама, может быть, пару раз до этого и видела, но в лицо не вспомнила. Малознакомый молодой человек сказал моей маме: — Здравствуйте, у вашего сына деньги есть? Рубли?
Несите их скорей сюда!
Мама моя, как загипнотизированная, пошла в мою комнату, вытащила из письменного стола сколько там было рублей и безропотно отдала их малознакомому молодому человеку. И тот ушел, сказав: — Угу! Я скоро вернусь.
Все пункты обмена валюты в городе были уже закрыты, потому что рубль падал, рушился, и только на киностудии «Мосфильм» работал еще каким-то чудом обменный пункт. Оператор Андрей Макаров, зная, что я в отпуске, обменял все мои рубли на доллары в последнем открытом в Москве обменном пункте. Вернулся уже к полуночи и вручил ничего не понимающей моей маме 1000 долларов — все мои тогдашние сбережения, которые назавтра превратились бы в 300 долларов, потому что рубль за одни сутки упал втрое, с 6 до 18 рублей за доллар, и продолжал падать.
Пирамида рухнула оглушительно, государству нечем было платить по ГКО, банки потеряли свои вложенные в ГКО деньги. Люди бросились в банки забирать свои вклады, но у банков не было денег, чтоб заплатить вкладчикам, и банки в один день лопнули.
Предприятия тоже не могли получить в банках денег со своих счетов, потому что не было денег, и пришлось многим предприятиям закрываться или увольнять персонал, или сокращать персоналу зарплату.
Газета «Коммерсантъ», где я работал, вышла тогда с заголовком «Прорвемся!» на первой полосе, и, вернувшись из отпуска, я застал такую ситуацию, что треть сотрудников редакции уже уволена, а остальным сокращена зарплата вчетверо. Я, к счастью, оказался среди тех, кому сокращена зарплата. Мы прорывались года полтора и прорвались в конце концов, но тогда, осенью 98-го клич «Прорвемся!», может быть, и обогащал кровь адреналином, однако ж уверенности не вселял.
Вопреки пословице, запрещающей менять на переправе коней, правительство Кириенко было отставлено. Получилось, что даже самые верные сторонники либералов-реформаторов, предприниматели и высоко оплачиваемые профессионалы видели, как либеральное правительство умеет ввергать страну в кризис, но не видели, как умеет страну из кризиса выводить.
И либералы тогда надолго, если не навсегда лишились своих сторонников.
Исполнять обязанности премьер-министра назначен был опять Виктор Черномырдин, но действия его были паническими и только усугубили кризис. Если бы президент не нашел тогда, кого предложить парламенту на должность премьера, так, чтоб парламент согласился, то парламент по закону был бы распущен, и к экономическому кризису добавился бы политический. Григорий Явлинский тогда предложил на должность премьера себя, а своих товарищей по партии «Яблоко» в правительство. Это был смелый поступок, потому что кризисный премьер в памяти народной предстает человеком, который правил, когда нечего было жрать. Принятые кризисным премьером меры заметны бывают не сразу, и к тому времени, как жизнь начинает налаживаться, кризисный премьер бывает уже уволен, как уволен был Егор Гайдар, а плоды трудов кризисного премьера пожинает следующий за ним. Так вот, депутаты Госдумы в лицо смеялись Григорию Явлинскому, когда тот предложил себя в кризисные премьеры: «Ишь, чего захотел! Власти!» Премьером был назначен Евгении Примаков, выходец из спецслужб, известный, впрочем, тем еще, что единственный, кажется, из всей властной элиты живет не во дворце, а в скромном дачном домике, то есть не коррумпирован. А правительство Примакова в основном состояло из коммунистов. И получалось очень похоже на ту схему, которую предлагал Михаил Ходорковский в письме «Выйти из тупика!»: президент Ельцин, как гарант свободы, и коммунистическое правительство, как гарант справедливости.
Однако же президент Ельцин был болен, тяжело болен. Все на свете были уверены, что следующим президентом станет Примаков. И это было уже слишком похоже на возвращение советского строя: спецслужбы и коммунисты у власти. И это стало тем более похоже на возвращение советского строя, когда Евгений Примаков, направляясь с визитом в Америку, узнал, что американцы бомбят Югославию, развернул над Атлантикой самолет и отменил визит, поссорившись с американцами. То есть совсем как в Советском Союзе: коммунисты и спецслужбы у власти, впридачу холодная война с Америкой.
Слишком узкое оставалось поле для политического маневра у «кремлевских кукловодов», как выражается Ходорковский, имея в виду Бориса Березовского, вероятно. Нечего было противопоставить столь уже близкому к завоеванию власти тандему спецслужб и коммунистов. Разве только перессорить их между собой. Помочь спецслужбам получить власть, но без коммунистов.