того, невдалеке стоял «Форд» спецгруппы со снятым тентом, и в кузове его можно было разглядеть силуэты двух человек у пулемёта.
В каретном сарае было относительно пусто – шикарные экипажи, побитые пулями, так и оставались во дворе в таком же виде, в котором их притащили от места засады. А на их законном месте парковки стояли непонятно откуда взявшиеся лавки, на которых сидели обычные солдаты, правда в весьма грязных шинелях, и все как на подбор без головных уборов. И это всё я увидел при свете одной-единственной электрической лампочки, тусклым светом освещающей довольно обширное помещение. Чуть в отдалении от этих лавочек стояло два бойца спецгруппы с ружьями-пулемётами наперевес. Было понятно, что на лавочках сидели пленные, и я приостановился, пытаясь по внешнему виду выбрать, кого из этой массы бандитов допрашивать первым. Мой выбор пал на съежившегося молодого парня с перекосившейся физиономией. Чувствовалось, что он испытывает нешуточную боль в правой руке. Левой он держал локоть правой и прижимал её к туловищу. Крови на рукаве шинели не было видно, а значит, рука не ранена, а просто травмирована – вывихнута или сломана. Мой выбор пал на этого пленного не из-за страдания, которые он испытывал, а из-за испуганного взгляда, которым он посмотрел на генерала, вышедшего из темноты. В этом взгляде чувствовались надломленность, испуг и отчаянье. «Наш клиент», – подумал я и приказал одному из охранников:
– Сергей, вот этого бандита через пять минут приводи на допрос.
Тут же повернулся и направился в каптёрку кучеров. Из-за спины услышал ответ на свой приказ:
– Так точно, ваше высочество!
В каптёрке было уже всё готово для допросов – печка топилась, унтер-офицер Угрюмов кочергой поправлял в её топке дрова, Максим и поручик Силин сидели за столом, на котором были разложены письменные принадлежности и папка с чистыми листами бумаги. А для меня было приготовлено шикарное кресло, по-видимому, принесённое из дворца. Оно стояло напротив облезлой табуретки, и сразу было понятно, для кого она предназначалась.
Ввалившись в каптерку, я сразу внёс некоторую сумятицу в идеалистическую картину отдыха своих подчиненных, вернее можно теперь сказать – подданных. И повёл себя не как самодержец, а, по фронтовой привычке, как командир корпуса. Я приказал переставить кресло, а табуретку для допрашиваемого бандита поставить ближе к печке. При этом заявил:
– Господа, мы тут собрались не в бирюльки играть. Допрос может быть жёстким. Информацию из бандитов нужно выжимать любым способом. Может быть, и дедовским. Дыбы здесь нет, бить и ломать у подследственных ничего не будем, но печка и кочерга имеются. Так что, господин унтер-офицер, кладите кочергу раскаляться и будьте готовы, если поступит команда, приложить её к руке допрашиваемого бандита.
Максим и Угрюмов были уже привычны к моим методам ведения допросов, а вот поручик Силин был несколько удивлён поведением царя. У него было сформировано прессой мнение, что новый монарх весь такой белый и пушистый, а тут собирается приказать пытать человека, пускай и бандита. После допроса выбранного мной пленного бандита Силин опять вернулся к мнению, что газеты не врут и царь действительно похож на былинного героя. Со своими соратниками добр, хотя и требователен, а на врагов действует как удав на кролика. Именно так со стороны выглядел этот допрос. А всё почему? Объяснялось всё просто – в первую очередь это, конечно, правильно подобранный клиент для допроса. Я верно определил, что парень уже морально сломлен фактом пленения и гибелью своих соратников. И с какой лёгкостью и мастерством это проделали русские! А ещё на него подействовало то, что вопросы задавал сам русский император, это ему популярно объяснил Сергей, приведший этого парня на допрос. А я знал, как бойцы спецгруппы в боевой обстановке объясняют задержанным, как вести себя с Михаилом Александровичем – обычно пинками или ударом приклада по почкам. Так что когда я задал первый вопрос, парень поплыл, и информация из него полилась как из летнего фонтана. А задавал я вопросы ласковым тоном и совершенно не агрессивно. Не грозил задержанному бандиту карами, а тем более пытками. Одним словом, вёл себя, как добрый дядюшка с шалопаем племянником. Такое ведение допроса было вызвано не моей природной добротой, а тем, что я начал млеть, когда уселся в мягкое и удобное кресло. В этой довольно грязной каморке было тепло и уютно, я даже расстегнул свою бекешу, которую надел, думая, что в сарае будет холодно. Ведь под вечер пошёл первый снег. Скоро генерал Мороз вступит в свою полную силу. Моя расслабленность, которую люди, меня мало знавшие, принимали за природную доброту, была вызвана обычной усталостью, охватившей организм, когда он оказался в комфортных условиях. Вот в таком полусонном состоянии я и вёл допрос.
Состояние, конечно, было не типичным для меня, но оно оказалось полезным для допроса. Какой я ни был расслабленный, но когда узнал, что задержанный был финским добровольцем, прошедшим обучение в Кёнигсберге, то сразу получил порцию адреналина в организм. Опять на моём пути возникли финны из Прусского Королевского батальона егерей № 27. Но этого всплеска активности хватило только на несколько уточняющих вопросов финну. Кстати, фамилия у него была Кеконен. Наконец узнав, что егеря его роты были заброшены в район Петрограда пять дней назад и дислоцировались в одном из имений в трёх верстах от Стрельны, я потерял интерес к допросу. Главное, что меня интересовало, я узнал, а информация о деталях прохода финских егерей через российско-шведскую границу и чему их обучали в лагере близ Кёнигсберга, я уже слышал. Отличались только детали, а суть была одна – задание устранить Михаила Александровича исходит от полковника германского Генштаба. Его фамилию Кеконен не знал, но именно этот полковник курировал их батальон. А егеря перед отправкой в столицу Российской империи говорили между собой, что получено задание провести операцию по ликвидации императора, который придет на смену Николая Второго.
Глава 11
Осознание того, что сегодняшнее нападение организовано германским Генштабом, сняло тревожную мысль, что кругом враги, которые только и мечтают, как бы извести нового императора и ликвидировать монархию в России. Чтобы, наконец, масоны взяли власть в свои руки. В общем-то, я не держался за власть, но те силы, о которых я думал, в истории, которую знал, получили в феврале 1917 года эту власть, и известно, какой трагедией это закончилось. Профукали, можно сказать, выигранную войну, отдали власть большевикам, ввергнув этим страну в гражданское противостояние. Именно это мы с Кацем пытаемся не допустить. Так что как ни трудно, а нужно становиться монархом.
Эта мысль так завладела рассудком, что я уже не слушал, что говорил пленный финский егерь. В голове отбойным молотком звучало: «Заканчивай измываться над организмом, иди спать, завтрашнее событие гораздо важней, чем допросы. Даже если найдётся финн, который знает германского резидента». Именно поэтому, подчиняясь внутреннему голосу, я, не дожидаясь окончания допроса Кеконена, прервав его на полуслове, заявил:
– Все, господа, пора заканчивать. Дела, понимаешь, государственные не ждут. Поручик, организуйте охрану пленных. Содержать их пока будем в бывшей мертвецкой госпиталя – дайте им сена побольше, чтобы ночью не замёрзли. Полати, где лежали умершие раненые, там имеются, так что пленным будет где спать. Кормить захваченных финских егерей два раза в сутки. Утром и вечером. Продукты для вашей команды и для пленных пусть твой каптенармус получит у экономки Матрёны. Когда разберёшься с пленными, явишься за дальнейшими указаниями в мой кабинет во дворце. Господин капитан пойдёт со мной.
И, обращаясь к Максиму, приказал:
– Заканчивай всю эту канцелярщину! Пойдём, нужно заняться более важными делами.
Когда мы с Максимом вышли на улицу, я поручил ему подготовить автомобили спецгруппы к завтрашнему выезду, заявив:
– Завтра в Петроград поеду на автомобиле. Кстати, обновлю подаренный американцами «Паккард». Григорий сегодня уже должен его обкатать. Водитель он опытный и, думаю, с этой задачей справится. Ты тоже поедешь на автомобиле, и не на «Форде» спецгруппы, а на моём бывшем «Роллс-ройсе». Будешь им управлять, а «Форд» и «Опель» спецгруппы будут охранять наш кортеж. Порядок такой – первым двигается «Форд», затем ты на «Роллс-ройсе», следом я и господин Джонсон на «Паккарде», замыкает кортеж «Опель» унтер-офицера Никонова. На нём поедет и Первухин. Я бы его, конечно, посадил рядом с тобой, всё-таки почтенная публика, которая станет нас встречать на Дворцовой площади, будет более впечатлена, когда из «Роллс-ройса» выберутся два офицера в парадной форме и встанут рядом с «Паккардом», из которого, под их отдание чести, появится новый император. Ладно, заменим Первухина поручиком Силиным, тем более у него и рост гвардейский, и выправка имеется. Вот только парадной формы у него наверняка здесь нет. Да… незадача! Ладно, Максим, когда будешь ставить Силину задачу на завтра, узнай, есть ли у него парадная форма, если нет, то пускай надевает парадную казацкую.
– Ваше величество, я, конечно, извиняюсь за вопрос, но откуда у Силина может быть казацкая форма, тем более парадная?
– У него-то, конечно, нет, но зато она есть у меня. Вернее, лежит в подсобке у Пахома. Господин Джонсон в связи с предстоящей коронацией на всякий случай заказал пошить тридцать комплектов парадной казацкой формы. Когда Николай Второй стал главнокомандующим, вместе с ним в Могилёв передислоцировались все лейб-гвардейцы и камер-казаки, поэтому господин Джонсон беспокоился, что во время коронации кортеж нового императора будет выглядеть не очень пышным. Но сейчас эти опасения ушли в прошлое. Позавчера эскадрон лейб-гвардии гусарского и эскадрон лейб-гвардии уланского его величества полков вернулись в Петроград. Так что значимость завтрашнего события будет обеспечена и без ряженных казаками обычных кавалеристов. А форма-то осталась – значит, нужно её использовать. Будет символично, и наверняка эти фотографии попадут в газеты всего мира, когда прибывшего на самом современном двенадцатицилиндровом «Паккарде» нового русского императора встречают вытянувшиеся по стойке смирно пехотный и казацкий офицеры.