– Я был уверен, Густав Карлович, что ты любишь свою малую родину и согласишься стать её капитаном, чтобы благополучно миновать начинающийся шторм. Поэтому ещё до твоего приезда поручил господину Джонсону подготовить необходимые бумаги. И когда они будут готовы, без всякого доклада заходить в мой кабинет. Вот познакомься с моим доверенным лицом – господином Джонсоном. Именно его комитет будет заниматься вопросами Финляндии. Если возникнут трудности, обращайся в КНП. Он расположен в здании, где раньше размещался Институт благородных девиц. В нём, конечно, сейчас девицы только на пишущих машинках печатают, но КНП занимается благородным делом. И вы скоро это поймёте. Всё, господа, – дела делами, а обед по расписанию. Густав Карлович, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, сейчас с господином Джонсоном отправляйтесь в Петроград и займитесь делами по вхождению в должность генерал-губернатора Финляндии. Господин Джонсон возьмёт на себя подписание бумаг у Родзянко и в Министерстве внутренних дел у Протопопова, а вам нужно будет посетить секретариат Госсовета.
После этих слов я взял у подошедшего Каца требующие подписи императора документы, вывел на них: «Михаил Второй», – и расписался. Подпись Михаила я долго отрабатывал, славу богу она была не очень сложная, и получалось более-менее похоже. Конечно, при проверке графологами на соответствие её подписи природного Михаила она бы отличалась, но сначала им нужно было раздобыть подписи брата Николая Второго до вселения меня в его тело. А это было сделать не так уж и легко, в официальных бумагах он не расписывался. И, соответственно, не было архивов, где бы хранились документы с подписью Михаила. Может быть, где-то и были, но бумаг, которые подписал великий князь после вселения моей сущности в тело Михаила, было наверняка больше. Я по привычке, принесённой из двадцать первого века, ставил свои автографы практически на все бумаги, составленные с моим участием. Кац тоже был подвержен привычкам двадцать первого века и подготовил указ в двух экземплярах, что в это время не было принято. Но я посчитал это правильным и вручил один экземпляр указа с подписью императора Маннергейму. Он удивился, но я его успокоил, сказав:
– Густав Карлович, я специально вручаю вам указ со своей подписью, для того чтобы вы могли как можно быстрее приступить к обязанностям генерал-губернатора Финляндии. Аналогичный экземпляр указа пойдёт обычным путём – через секретариат и прочие бюрократические процедуры. А это время. Не раньше чем через три-четыре дня с этим указом смогут ознакомиться нынешний генерал-губернатор Финляндии и прочие ответственные люди княжества. Естественно, как при любой смене власти, они будут подчищать свои огрехи. И потом будет трудно найти тех чиновников, которые поддерживают сепаратистов или, по крайней мере, закрывают глаза на их действия. А вот если ты приедешь раньше, чем до Хельсинки дойдёт информация о назначении нового генерал-губернатора, то чиновники не успеют подчистить все хвосты. И, соответственно, ты сможешь подобрать в свою администрацию не замаранных связью с сепаратистами людей. Так что давай, Густав Карлович, не тяни – ковать железо нужно, пока оно горячее. Может быть, генерал-лейтенант Зейн ещё не видел моей подписи, то ты тогда смело телефонируй мне в Петроград, я с этим деятелем переговорю. Ишь, превратил княжество в рассадник сепаратистов и революционеров! Думаю, твоё появление до официальной публикации указа поможет выявить чиновников, не заинтересованных в победе России в этой войне.
Высказав ещё ряд пожеланий Маннергейму, я замолчал, дав возможность Кацу согласовать с генералом их совместные действия. Техническая сторона прохождения указа через бюрократическое сито меня мало интересовала, поэтому я слушал разговор Каца с Маннергеймом вполуха. Но всё равно иногда вставлял свои замечания. Был, так сказать, активным собеседником. Наконец все вопросы были обговорены, настала пора действовать. А именно – Кацу и Маннергейму отправляться в Петроград и, как говорится, делать подписанному указу ноги. Очень естественно получилось, что Кац поехал в Петроград не на грузовике, а вместе с Маннергеймом на его легковом автомобиле. Генерал предложил, а Кац и не отказался. Но «Форд» спецгруппы я всё равно отправил с ними. Во-первых, как охрану, а во-вторых, не будет же ближайший соратник императора разъезжать по Петрограду на извозчике. Лучше уж на грузовике, тем более бронированный «Форд» с пулемётом над кабиной смотрелся весьма солидно. А можно было и не привлекать к «Форду» внимание – превратив его в обычный грузовик с кузовом, закрытым брезентовым тентом. Не любящий выпячивать себя Кац захотел передвигаться именно на таком персональном автомобиле. Ну что же, как говорится – хозяин барин. Для меня самое главное было то, что кабина бронированная, а под брезентом в кузове спрятан пулемёт и размещены бойцы спецгруппы. Так что я с лёгким сердцем проводил своего друга. И после этого начались обычные будни монарха без посетителей. Вместо общения с живыми людьми, пришлось говорить в телефонную трубку. Телефонная связь в эти времена была кошмарная, приходилось не говорить, а орать, чтобы собеседник сквозь помехи смог хоть что-то услышать. А не отвечать на телефонные вызовы было нельзя – императору по пустякам не звонят. О важности телефонных разговоров можно было судить по тому, что наименее важный звонок был от генерала Попова по поводу его расследования в Кексгольмском полку, а ещё вчера действия Николая Павловича были у меня в приоритете.
Часа два я насиловал свой голос и слуховой аппарат, разговаривая по тому телефонному убожеству, которое стояло у меня на письменном столе. А в двадцать первом веке подобное убожество выставлялось в лучших антикварных магазинах и стоило непомерных денег. Попробовал бы купивший такой антиквариат поговорить по нему хотя бы полчаса в те времена, когда телефонная связь переживала свой младенческий возраст. Думаю, головная боль у него была бы обеспечена. Я продержался почти два часа, да и то, наверное, потому, что уши, мозги и горло были всё-таки человека этого времени. С большим облегчением я прекратил телефонный мазохизм и отправился на обед. При этом думал, что, слава богу, не дал команду, чтобы обед подали в кабинет. А сначала перед телефонным марафоном хотел это сделать. Тогда меня остановило только то, что в два часа должен был прибыть с визитом военный министр Шуваев. Предстояло уговорить его принять пост главнокомандующего. Дело было важное, и не хотелось, чтобы он застал меня обедающим в кабинете. Даже если и потороплюсь с обедом, Шуваев может увидеть официантов, выносящих из кабинета царя использованную посуду. Уж лучше задержаться в столовой, чем военный министр заметит такое поведение русского царя в быту. Я же помазанник Божий, а значит, и вести себя должен соответственно. Одним словом, сегодняшний обед явился спасителем моего рассудка, слухового аппарата и голосовых связок. И даже то, что я после обеда встречаюсь с министром Шуваевым для важного разговора, меня после испытанных мучений ничуть не напрягало. Лучше уж два часа самого тяжёлого разговора с живым человеком, чем выслушивать в телефонной трубке непотребные звуки, пытаясь в своём мозгу разложить их на осмысленные человеческие фразы.
Наверное, поэтому я принял Шуваева в хорошем расположении духа. А так как во время телефонных разговоров приходилось говорить кратко и по существу, то, как только военный министр вошёл в кабинет, сразу же, без предварительной обработки, взял, как говорится, быка за рога, заявив:
– Дмитрий Савельевич, я доволен тем, как вы поставили работу в Военном министерстве. Будучи ещё командиром корпуса, читал стенограмму вашего выступления на заседании Думы. Цифры роста вооружения за время руководства Военным министерством впечатляют. Понравились мне и слова, в которых вы выразили полную уверенность старого солдата, что «мы не только должны победить, мы победим, победим во что бы то ни стало. Нет такой силы, которая могла бы одолеть русское царство». Вот я и хочу предложить вам пост главнокомандующего русской армией.
– Ваше величество, но я же не стратег и командовал воинскими частями ещё до войны. Мой потолок на командных должностях – в 1908 году командир 2-го Кавказского армейского корпуса. В битвах этой войны не участвовал. Специфику современных военных действий не знаю. Как был интендант, так, в принципе, руководя Военным министерством, интендантом и остался. Есть более достойные генералы – тот же Алексеев, по существу выполняющий работу главнокомандующего при Николае Втором, или командующий Юго-Западным фронтом Брусилов, блестящий стратег и великолепный организатор.
– В общем-то, вы правильно рассуждаете – логично. Но эти рассуждения верны, если рассматривать ситуацию линейно. Но сейчас положение, как в тыловых губерниях, так и на фронте, далеко не линейно. Думаю, для вас не секрет тотальное снижение боеспособности армии. Не хотят солдаты воевать, и сейчас любая ударная операция невозможна. То есть стратегический гений полководца бесполезен. Сейчас важно своевременно и в полном объёме снабжать находящихся в окопах солдат продуктами, амуницией и боеприпасами. То есть на первый план выходит интендантская служба. Снабжение, снабжение и ещё раз снабжение! Только нормальным питанием, хорошей обувью и одеждой мы сможем удержать на позициях солдат. Эйфория скорой победы, которая была в 1914 году, закончилась. Так что для главнокомандующего сегодня, да, думаю, что и на перспективу, главная задача – не разработка грандиозных планов и стратегических задач, а кропотливая и последовательная работа по улучшению быта солдат. А также заинтересованность в сохранении жизней и здоровья личного состава. Думаю, с этими задачами вы справитесь. Требуется уйти в глухую оборону и не поддаваться на уговоры союзников провести какую-нибудь наступательную операцию. Хватит работать на союзников, пора и о своих солдатах подумать.
– А как же наши обязательства перед Антантой? Не по-джентельменски это. А если и союзники уйдут в глухую оборону? Тогда война может продолжаться вечно. Народ не выдержит это, да и экономика тоже.