Проситель М. Калинин
Одев черные повязки, ссыльные шли по улице. К ним подскочил полицейский.
— Что? Бунт? Почему траурные ленты? — кричал он.
— Собрались мы для того, чтобы почтить память героев, павших в боях с японцами в Порт-Артуре, — отвечали ему.
— Почему без моего разрешения?
— Забыли, Ваше Благородие.
Ссыльных отвели в полицейское отделение, составили протокол и потом всех отправили по домам. 18 января ссыльные вновь прошли по улицам города, теперь уже с красными флагами и революционными песнями.
В этот же день Калинин покинул Повенец с конным обозом, везущим в Петербург рыбу, пушнину, сушеные грибы и другие товары. Калинина собирали всем миром: кто дал пальто, кто ботинки, кто шапку… Дорога была дальняя — необходимо было преодолеть 600 верст, да и морозы стояли крепкие! По дороге заставляли спрыгивать с саней и бежать за ними, чтобы не замерзнуть[61].
А по полицейским каналам в Тверь полетело донесение, что «политический ссыльный, состоящий под гласным надзором, выбыл в Тверскую губернию, на родину»[62].
Между революцией и личной жизнью, на легальном и нелегальном положении
Повенецкий обоз с товарами, в котором следовал М. И. Калинин, добрался до Санкт-Петербурга за полторы недели. Калинин остановился у одного из друзей. В четыре часа утра он проснулся от шума. Прислушался и замер — в соседней комнате орудовала полиция. А там, на стуле, висел его пиджак с проходным свидетельством. Выручил случай. Полицейский, производивший обыск, попытался присвоить обнаруженные в шкафу довольно большие общественные деньги. Хозяйка подняла крик. Не желавшие лишних свидетелей полицейские выпустили Калинина с товарищем, «спешивших на работу». До утра друзья бродили по сонному Петербургу, заходя то к одному, то к другому знакомому. Но… один был арестован, у другого шел обыск… На следующий день удалось связаться с одним из секретарей Петербургского комитета партии — Е. Д. Стасовой. Она радушно приняла ссыльных. Вечером встретились все с С. И. Гусевым — секретарем Петербургского комитета, жившим в то время по поддельному паспорту. Посоветовавшись, пришли к выводу: Калинину отправиться на родину. Незачем зря гусей дразнить. Пусть дело немножко поуспокоится. В заключение разговора Стасова настойчиво посоветовала Калинину перед отъездом посетить дискуссионное собрание между большевиками и меньшевиками, которое должно было состояться на следующий день в одной из явочных квартир на Охте. Именно здесь он и узнал в подробностях о сущности раскола, происшедшего на II съезде РСДРП, еще раз убедившись в правоте своего выбора — за большевиков!
Приезд в Верхнюю Троицу большевика Калинина для родных был неожиданным и радостным. Шутка сказать — более четырех лет не виделись! Отбоя не было от односельчан. Каждому любопытно было взглянуть, какой стал Калинин после царской каторги. Михаил Иванович в свидании никому не отказывал. Наоборот, шел туда, где больше народу, рассказывал о «Кровавом воскресенье», о том, как живут рабочие в городах, за что борются.
Рассказывают, что накануне Пасхи в революционном 1905 г. Михаил Иванович отправился в Матинскую Никольскую церковь. Приход был большим, в ожидании службы крестьяне сидели в сторожке. Сюда и зашел Калинин. По просьбе бывших тут молодых парней завязалась беседа. Церковный староста, только услышав, какие вопросы задает молодежь, стал всех гнать из помещения. Старики ушли, а молодежь осталась, да еще и попросила не мешать беседе. В церкви началась служба, а в сторожке продолжался «политический» разговор.
Позже местный священник Василий Лебедев зашел к Калининым и выговорил свое недовольство Ивану Калинычу:
— Мыслимое ли дело… Служу 30 лет, но ничего подобного не случалось: рядом с божьим храмом, во время церковного богослужения крамолу разводить, народ мутить! Ты бы, Иван Калиныч, наказал своего сына за этакие проделки.
Отец Калинина какое-то время молчал, казалось, внимательно вслушиваясь в слова священника, но вдруг вспылил:
— Сын у меня взрослый человек. Чего ж его наставлять.
— Так сын же ваш! Надо внушать ему, пусть и «взрослому», как подобает себя вести возле церкви божьей.
— Что там было при храме, я не знаю. Слухами пользоваться не хочу… Да Вы бы сами и поговорили с Михаилом.
— Да знаю я как с ним разговаривать. Ни внимания, ни почтения… Разбойник, безбожник!
— Что это вы так кричите, — удивленно спросила Мария Васильевна, войдя в дом. — На улице слышно.
Василий Лебедев, опомнившись, сердито поглядел на собеседника и сказал:
— И ты хорош. Безбожником стал на старости лет. Два года в церкви святой не был. Все на болезни ссылаешься, а больному-то человеку надо больше молиться.
Встал о. Василий и, не прощаясь, покинул дом. Оставшись с мужем, Мария Васильевна спросила:
— Чего это поп так разозлился? Красным стал, таким я его и не видела никогда.
Отец, усмехнувшись, отвечал:
— Я задел его самое больное место… Он уже говорил с Мишей раньше, чем со мной, но из этого ничего не вышло. Это не со мной ему разглагольствовать. Вот и злится, что не мог повлиять на Михаила.
Спустя время, 13 сентября 1905 г., согласно полицейским документам «состоящий под негласным наблюдением полиции крестьянин Корчевского уезда Яковлевской волости, д. Троицы Михаил Иванов Калинин» получил «проходное свидетельство на путь следования в Повенец Олонецкой губернии». Но возвращаться в ссылку он не спешил и в сентябре 1905 г. нелегально приехал в Петербург. За время его долгого вынужденного пребывания в Верхней Троице произошло много событий как в политической жизни страны, так и в жизни РСДРП(б). Родились первые рабочие Советы; произошло восстание на броненосце «Потемкин»; опубликован царский манифест о созыве Государственной думы; состоялся III съезд партии, принявший резолюцию о вооруженном восстании; В. И. Ленин возглавил партийный центр — ЦК и центральный орган — газету «Пролетарий». Петербургские парторганизации энергично готовились к вооруженному восстанию. На заводах, фабриках и мастерских рабочие изготовляли оружие: из напильников — наконечники пик, из стальных полосок — кинжалы. Литейщики Путиловского отливали оболочки для бомб. В Петербурге активно шла подготовка к всеобщей забастовке.
Михаил Иванович сразу же с головой окунулся в работу петербургских большевиков, выступал на сходках и митингах.
В октябре началась всеобщая политическая стачка. Утром 17 числа, выйдя на улицу, Калинин увидел толпы людей. У заборов, возле круглых тумб с объявлениями, на остановках конки — всюду толпился народ. Высокий мужчина, сняв цилиндр, читал радостным голосом какую-то бумагу, наклеенную на стену. Подошел поближе, протер очки, прочитал: «Манифест». Быстро пробежал текст: «Хм… неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний и союзов…» Окружающая толпа ликовала.
В этот же день на митинге Калинин, он же «товарищ Никанор», говорил о Манифесте. Призывал не верить ему, предупреждал, что это лишь маневр, который нужен царскому правительству для того, чтобы выиграть время, собраться с силами и нанести сокрушительный удар по революции.
Но все же власть, пусть и вынужденно, объявляла о некоторых послаблениях и свободах. Например, последовала частичная амнистия ранее арестованным по политическим статьям. Для Калинина это означало возможность вернуться на Путиловский завод. Вскоре большевики избрали Калинина членом районного комитета партии. Здесь он выступил одним из инициаторов создания легального рабочего клуба Нарвского района. Нередко и сам выступал в клубе с докладами, беседовал с рабочими, распределял нелегальную литературу. Здесь как-то раз он увидел незнакомого человека — невысокого, с большой лысиной, обрамленной рыжеватыми волосами. Быстрой походкой человек подошел к Калинину, протянул руку: «Здравствуйте, „товарищ Никанор“. Очень рад познакомиться… Ульянов». Так просто и буднично произошло знакомство Калинина с Лениным.
В эти напряженные, отчаянные дни осени 1905 г. в жизни Калинина произошло важное событие. Как-то он пришел в гости к своей ревельской знакомой — большевичке Татьяне Словатинской, ныне проживавшей в Петербурге. Был приятно удивлен, встретив многих знакомых. Но были и незнакомые — парни, девчата. Среди них Катя Лорберг. Кто-то вспомнил о маевке возле озера Юлемисте. Катя с оживлением начала рассказывать, что и она там была, что эта маевка для нее, по сути дела, явилась боевым крещением, началом пути в революцию. Калинин слушал, и вдруг странное чувство к этой худощавой, стройной девушке шевельнулось в сердце: «Экая милая да маленькая — ей бы танцевать да хороводы водить с девчатами, а — поди ж ты! — наш человек, революционерка». Разговорились. Общая тема для разговоров была: Ревель, его люди, улицы. Катя рассказала о себе, о том, как работала в Ревеле ткачихой, как бастовала вместе со всеми, как, спасаясь от преследований полиции, вынуждена была с сестренкой уехать в Петербург. Удивилась и Катя, узнав, что этот скромный моложавый мужчина в рубашке-косоворотке с белыми пуговками, оживленно разговаривавший и весело смеявшийся, оказался тем самым суровым опытным подпольщиком, за спиной которого многочисленные тюрьмы и ссылки и о котором так много рассказывала Словатинская. С того дня стали встречаться часто: то у Словатинской, то у Лорбергов, а то просто на улице.
С ноября Калинин снова поступил токарем на Путиловский завод. Параллельно его ввели в курс дел районной партийной организации. Избрали членом Нарвского районного комитета РСДРП и включили в боевой штаб района, в задачу которого входила практическая подготовка к вооруженному восстанию, создание и руководство боевыми дружинами.
События в стране развивались по нарастающей. Начавшаяся по постановлению большевистского Московского Совета забастовка в Москве перерастала в восстание. Древний город покрылся баррикадами. Петербург был готов восстать также. Фабрики и заводы забастовали. Атмосфера для восстания была самой подходящей. Все ждали, что скажет Петербургский Совет. Но в отличие от Московского Петербургский Совет был меньшевистским. Меньшевики дружно проваливали все предложения большевиков, направленные на развитие восстания.